Абрамова Ирина Васильевна : другие произведения.

Сага. История Марины. Послесловие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Послесловие и дополнения к роману "Скворечник на абрикосовом дереве".

   ПОСЛЕСЛОВИЕ
   (к роману "Скворечник на абрикосовом дереве").
  
   Глава 1.
   Покушение.
  
   ...Что такое "блок", та стена, что держала психику Марины столько лет в узде? Куда деваться от ощущения, что вход информации туда за стену свободный, а обратно - похож на игольное ушко, сквозь которое очень трудно протащить верблюда правды? Как получилось: прожив годы, абсолютно не помнила событий, о которых рассказывала последние пять лет? В памяти были лишь невнятные разрозненные наброски, больше похожие на неловкие акварели её "бармалейчиков", когда впервые знакомились с техникой размывки, растушёвки рисунка; по ним невозможно судить о полноте и трагизме страшных событий в полном объёме. Почему прошлое не тревожило долгие десятилетия? Понимала, должна сказать "спасибо" тем структурам, которые и установили специфический фильтр информации, чтобы уберечь её неординарный мозг от превратностей судьбы, но с этой супер защитой она вроде бы и не жила вовсе! Или жила, летя с одним крылом: неловко, кособоко и порывисто. Не было того плавного течения жизненной реки и ощущения связанности, законченности, полной логичности и завершённости всех начинаний и помыслов, что происходит у обычного обывателя, среднестатистического жителя страны.
   Годы шли, менялась не только страна, Система и её методы, менялась и сама Мари, взрослея, выравниваясь в психике и здоровье. Став сильнее, научилась не торопясь, слой за слоем, усилием мысли истачивать штукатурку "блока", видеть "кирпичики" и понимать, где надо приложить усилия, чтобы "вынуть" один из них.
  
   ...Многие годы мучила загадка отдаления Александра Зеленцова, потом полного исчезновения из её жизни. Мучила и пытала год за годом, пока в одном из болезненных полубредовых снов, когда сильно прихворнула, искрой не мелькнуло видение: знакомое кафе, кованая ограда какого-то серьёзного учреждения рядом, и Мари, полусидящая на земле, прислонившись спиной к ограде, придавленная чем-то тяжёлым. Сон не отпускал, всё повторяясь и повторяясь. Тогда, шаг за шагом, постепенно, по кадру расшатывая рамки жёсткого "блока", собирая воедино разрозненные фрагменты, начала складывать мозаику полноценной картинки, которую можно было рассмотреть в подробностях. Вот уже видна развёрнутая картина: широкая улица, проспект на севере Москвы, приземистое кафе, ставшее ресторанчиком, кованая ограда, тротуар, где произошла памятная встреча с Наталией Стрельниковой. На тротуаре, на асфальте, опершись спиной на железные прутья забора, сидит Мари и держит в объятиях окровавленного крупного мужчину. Вокруг них крики, визг тормозов машин и... звуки выстрелов. Девушке не до них: с ужасом смотрит в лицо... Александра! Смотрит в глаза умирающего друга, что-то "снимая" с них психометрией, пока ещё живут и могут отдавать информацию. Дальше этой картинки видения никак не вырывались, словно блок из последних сил старался не пускать дальше, за опасную грань. И так целых два года - только эта повторяющаяся картина, ни шага вперёд или в сторону!
   ...Однажды поехала в областной центр по делам здоровья сына и стала невольной свидетельницей милицейской погони за вооружёнными преступниками, которые отстреливались, высунувшись в окна машины светлого цвета. Опешившую и стоящую с раскрытым от испуга ртом Марину резко толкнул на широкую дорожку тротуара высокий крепкий мужчина средних лет. Буквально покатившись от неожиданно мощного толчка по асфальту, раздирая руки и колени о неровности дорожки, слыша визг тормозов машин, крики людей и звуки выстрелов, со страхом поняла: "Вот оно!" В голове что-то взорвалось, и за долгие годы впервые Мари потеряла сознание, ударившись о... кованую ограду платной клиники, откуда только что вышла. Очнувшись, окружённая людьми, врачами, выскочившими из клиники и склонившимися над ней, слыша низкий рокочущий голос крупного мужчины сквозь дурноту, смотрела перед собой расширенными остановившимися глазами на орловскую улицу, а видела... Москву. Картинка, будучи столько лет неподвижной, статичной, вдруг ожила и зажила собственной жизнью. Всё открылось! Ключ к скрытой ячейки памяти был подобран самой безжалостной жизнью. Врачи, суетящиеся вокруг, обрабатывали её раны и отчаянно ругали человека за то, что попытался женщину спасти от шальных пуль. Подошли милиционеры, справляясь, не ранена ли, но отвечать пришлось медикам и спасителю - у Марины был глубокий шок. Домой доехала "на автомате".
  
   То, что увидела в новом видении, никак не укладывалось в голове, выпирая страшными углами неприглядной правды, кровавя приглаженные годами полки сознания, раня немилосердно душу. Разум не желал это знать! Кричал и сопротивлялся, восставал против организма, мучил несчастную женщину дикими мигренными болями и головными судорогами, рвал и лопал в приступах тонкие, нитевидные сосуды носа и глаз, сопротивляясь из последних сил, не принимало истины категорически, на-от-рез! Зная склад ума и особенности своей психики, понимала: пришла информация, нужно принять такой, какая она есть, без экивоков и договорённостей, недомолвок и полуправды, условий и торга - просто зачислить на баланс памяти. Приняла, смирилась, а узнав во всех подробностях, учтя нюансы, смогла трезво осмыслить и разложить факты по полочкам. И стало не так страшно: ушёл внутренний раздрай между душой и телом, а с ним и проблемы с головой и сосудами - организм сдался. Осталось только открывшуюся истину оприходовать и хладнокровно проанализировать.
  
   ...Это случилось в 93-м году в августе месяце. Марина приехала из провинции, куда скрылась два года назад ото всех и вся: от Конторы, тотальной "слежки" своих и чужих, от "оперов" и опостылевшей гостиницы, дурных вестей и... от любви. Уехала, чтобы залечить очередную душевную рану*. Вернулась, чтобы продать крошечную хрущёвку-однушку на Борисовских прудах и окончательно разорвать путы, держащие в столице, в городе, ставшем для неё истинным Чистилищем ещё здесь, на Земле. Мари прошла все круги ада в этой чудесной красивейшей доброй и такой жестокой Москве. Пройдя ад, поняла, что большего не вынести! В одночасье покинула, решила порвать навсегда, забыть, похоронить под толстым слоем похоронного пепла даже память о тех, кому прах принадлежит, пока сама не превратилась в него.
   По приезде жила у сестры Ванды в Бутово, ездила по делам продажи квартирки в центр и часто приходила в их с Александром кафе, подружившись с новым персоналом, который сменился, как и сам статус заведения. Теперь это был милый и дорогущий ресторанчик, но его зав, а теперь менеджер, Армен, Марину вспомнил и всегда держал столик в уголке, вдали от чистейших красивых окон с лёгкой тонировкой - не хотела, чтобы "эти" её увидели первыми: им придётся зайти внутрь зала, а она их вычислит сразу - всегда это умела.
   Как-то зашла выпить фирменный кофе, и Армен, предупредительно встретив на пороге, как-то странно посмотрев в глаза, быстро метнул взгляд на улицу: "Шла бы ты..." "Понятно: "они" здесь и ждут, - вздохнула тяжело. - Опять придётся уходить дворами". Вошла, тепло улыбнувшись заву.
   - Рад Вам, Мариночка! - обрадовавшись, пожилой грузный приземистый мужчина с весёлыми глазами поцеловал девушке руку. - Столик свободен, - проводил в уголок, поправил букетик, убрал меню - всегда обслуживал её сам. - Как Ваши дела? Хлопотно? Столько времени где-то пропадали! Ваш "большой товарищ" тоже стал редким гостем, давно не было, - смахнул крошку со стола салфеткой, ненароком наклонился к уху, неуловимо прошептал. - Зайдёт завтра, обмолвился недавно, - выпрямился и продолжил громче, чтобы "эти" услышали, если успели поставить "прослушку". - Как жаль - такой был клиент! И щедрый! - хитро улыбнулся, сверкнул чёрными армянскими глазами в густых ресницах, положил руку на спинку стула. - Ну, как всегда: салат и кофе? Я мигом, - метнув молнией взгляд на молодую пару через несколько столиков, насторожённо заглянул в зелёные глаза гостьи. - А Вы всё хорошеете, Мариночка! Время дружит с Вами! И счастье - светитесь! - галантно поцеловав руку, ушёл за заказом мягкой поступью.
   Делая вид, что любуется обстановкой, заметила краем глаза, что пара пересела ближе. "Понятно: прослушку не успели поставить. Или Армен спугнул, заметив меня издали. Что ж, их ждёт разочарование - останутся с носом. Я многому научилась у Лёши и на курсах".
   Посидев с полчаса, ушла так, что "хвост" и не кинулся - вывезла "Газель" с продуктами с чёрного хода ресторана. Спасибо Армену - ненавидел Контору всей душой. Оставила номер телефона сестры прямо на купюре, которой расплатилась за заказ. Пообещал дать знать, когда "большой товарищ" объявится в заведении.
  
   Позвонил в районе трёх часов дня.
   - Он здесь. Один. Их нет.
   - Задержите его, Армен! - закричала, стремительно обуваясь, хватая сумочку. - Хоть анекдоты рассказывайте, хоть пляшите, хоть в любви ему признавайтесь всем персоналом по очереди!
   Бросив трубку, заполошно выскочила на улицу, разыскивая такси. Повезло - таксист был из северного района и возвращался "домой на базу".
   Через сорок минут выскочила из салона такси и бросилась через проезжую часть, даже не добежав до "зебры"! Вовремя: Армен уже на улице, на тротуаре перед рестораном "нарезал круги" вокруг хохочущего Александра, находясь в полной панике, не зная, чем ещё задержать гиганта? Уж и впрямь собрался становиться на колени, признаваясь в любви и верности до гроба, но, увидев молодую клиентку, радостно вздохнул и решил не рисковать лицом и репутацией.
   - Ох, Александр! - с чувством облегчения произнёс армянский хитрец. - Я только хотел признаться Вам в искреннем почтении и верности, привязанности и глубокой душевной симпатии, но вижу, что будет, кому признаваться Вам в дружбе и любви без меня, - озорно и ловко крутанувшись круглым телом, увернулся от огромного кулачища медведя и убежал в ресторан, величаво взмахнув полной короткой рукой на пороге. - Счастливо, моя Большая Мечта! Адью!
   Зеленцов, ещё не видя Мари за спиной, стоял поражённый словами, мотал крупной головой, громогласно хохоча во всё горло, уперев руки в бока и расставив длинные ноги на ширину плеч.
   - Я тебе покажу "большая мечта"! Я так сейчас объяснюсь в любви! Такой "адью" получишь...! Вот ведь плут армянский, сбежал! Ну, погоди у меня, подлый трус! - качал головой, вздрагивал от смеха большим телом. - Будет, кому признаваться? О чём он там прокричал напоследок...?
   - Не "о чём", а "о ком". Обо мне, Саша, - она стояла за плечами московского увальня-врача после стольких лет разлуки. - Здравствуй, родной!
   Александр впал в ступор. Как-то захлебнулся воздухом на придавленном вмиг смехе, весь напрягся и замер, просто превратился в молчаливое изваяние, словно услышал карающий Глас Божий! Подошла к нему, мягко обняла сзади, просунув руки в его подмышки, вынув уже на груди. Стояла молча, прижавшись к напряжённой широкой спине горячим от быстрого бега тонким телом. Вздымающаяся грудь и частое дыхание мешали плотнее прижаться, но и этого касания было достаточно, чтобы почувствовать, как вздрогнул, словно его обняла не молодая девушка двадцати девяти лет, а неумолимая и неизбежная Смерть собственной персоной - прямиком из Аида. Всё стоял и стоял, и был просто не в силах повернуться к ней и посмотреть, наконец, прямо в лицо. Пришлось это сделать самой. Ловко вывернувшись из-под руки, пока не очнулся, встала перед ним и наклонила мужскую голову, обняв за мощную шею. Врач всё смотрел упрямо мимо, стараясь не заглянуть ненароком в девичьи глаза. Тогда Мари совершила то, чего и сама от себя не ожидала: резко подтянулась на руках, повиснув на его шее, и обвила ногами талию! Днём. При всех. На тротуаре большого столичного проспекта. На оживлённой улице. В коротком с пышной юбочкой изумрудном шёлковом платьице с белым кожаным пояском. Мощный, стареющий, с сединой в волосах импозантный красавец-мужчина и тоненькая девушка на его талии - это надо было видеть своими глазами. Но, пытаясь хоть как-то сдвинуть с места, потрясти, вывести из затяжного ступора обычно шебутного и громогласного Сашу, Мари была способна и на большее.
  
   - Вот бесстыдница! - презрительно фыркнула бабуля, проходящая мимо них.
   - Так и будем здесь стоять на глазах у всего района, а? - прошептала на ухо, прижавшись горячей щекой к крупному бледному лицу.
   Видя, что и это не растормошило, прильнула к чувственным красивым губам в нежном поцелуе, ласкаясь, прижимаясь к телу бёдрами всё сильнее. А вот это сработало! Зеленцов вздрогнул, подскочил, как ужаленный, в полной панике попытался отцепить, словно намереваясь забросить тщедушное тельце девушки за высокую кованую ограду, возле которой стояли. Хоть руки у неё и были с тонкими слабыми запястьями, то уж бёдра таковыми точно не являлись - едва не задушила однажды немаленького и нехилого Алексея, когда довёл до безумия запретными ласками: потеряла сознание, придушив! Едва успел ей нажать на особые точки крестца, чтобы снять смертельный клинч бёдер. Убила б - сонную артерию сжала случайно.
   - Саша, даже не пытайся - не выйдет, - задрожав от сильных прикосновений мужских рук к талии и бёдрам, прошептала хриплым голосом на ухо. - Лучше посмотри на меня и скажи: "Привет, Маришка!" Я не слышала этих слов от тебя больше пяти лет!
   Передёрнулся телом, замер, странно посмотрел искоса, словно глазами шёл по минному полю: "Наступлю сюда, ага - держит..., а здесь..., нет, тут опасно". Увидев на женских губах лишь мягкую, нежную и немного печальную улыбку, вздохнул облегчённо, с осторожностью выдохнул, словно боялся это сделать раньше.
   - Маринка... - медленно опустил её на тротуар, заглядывая с высоты огромного роста в зелёные глаза, будто знакомясь с ними заново, купаясь в изумрудном свете и цвете, причащаясь чистотой и святостью. - Ты! - закрыл глаза, дёрнулся-встряхнулся, распахнул медовый омут широко, будто бы проснулся, наконец. - Откуда?? Господи... - застонав, притиснул так, что свет чуть не померк в девичьих глазах! - Я не сплю!? Ты? Ты...
   - Попробуй ущипнуть - услышишь! - прикусив пухлую губу, озорно проворчала, гладя его спину, насколько хватило рук. - Или укуси нежно, проверь реакцию... Только отскочить не забудь!
   - А вот это точно не сон! - сдержанно засмеялся, сияя светло-карими глазами, но по-прежнему содрогаясь в тонкой дрожи всем телом почему-то. - Только у моей маленькой девочки Маришки всегда был такой острый язычок. Ящерка моя зеленоглазая...
   Немного расслабившись, посмотрел свободно и прямо, словно преодолел какой-то слишком высокий непреодолимый барьер в душе. Почти преодолел.
   "Почему моё появление так потрясло его? Что насторожило? Неожиданность? Этого добра в нашей жизни хватало. В чём дело? Почему такой страх, настоящая оторопь? Чем напуган? За кого испугался? Что-то важное пропустила? Когда...?" Но Марине так и не удалось получить ответов из его уст. Случилось такое...! Дальнейшие события видела, как в замедленной киносъёмке...
  
   ...С перекрёстка улицы медленно стала выворачивать неприметная старенькая "шестёрка" светлого цвета и, выехав на бульвар, продолжала двигаться в их сторону. Зеленцов обнимал девушку в тот момент, потом подхватил за талию и стал кружиться, смеясь и сияя счастливыми глазами. Он первым заметил медленно идущую машину, которая прижималась всё ближе к тротуару, на котором они кружились. Весь напрягся от предчувствия чего-то страшного, резко выпустил Мари из рук и, перехватив за запястье, сильно забросил за свою мощную фигуру, толкая не столько за спину, сколько на землю и кованую ограду сзади. От такого мощного, сильного рывка и толчка девочка буквально покатилась по асфальту широкого тротуара, сдирая в кровь руки, локти, колени, щиколотки и икры ног, раня и садня их, отбивая бёдра о неровности дорожки. Мало того, что вся изранилась, так ещё и ударилась головой о металлические прутья кованого забора! Но боли не было в тот момент, потому что её заслонила страшная картина, развернувшаяся перед помутневшими от потрясения глазами.
   В опущенном боковом окне проезжающей машины показались руки, в которых Марина увидела автомат! Резкий звук очереди разорвал мягкий гул столичной суеты и вызвал панику и переполох на тротуаре и на трассе. Люди закричали и стали падать на землю, прикрывая головы руками, а машины, не желая попасть в сектор обстрела, резко сворачивали и сталкивались. Крики, визг тормозов, звон разбитых стёкол и фар, лязг и скрежет железа и... выстрелы. Автоматная очередь была выпущена в сторону пары на тротуаре и нашла свою цель: закрывая подругу широкой фигурой, приняв в верхнюю часть бёдер первые пули, Зеленцов стал медленно оседать, но, борясь с болью, продолжал служить живым щитом своей Зеленоглазой ящерке, которую до последнего вздоха решил защищать и ограждать. Опускаясь, всё принимал и принимал в живот и мощную грудь горячие смертельные капли, но не сдавался, как-будто на этой земле не было у него иной цели и предназначения кроме этой: сохранить жизнь той, кого спасал не единожды. Пятился, спускаясь всё ниже, практически накрывая Мари грузным, большим, мускулистым телом.
   Из-за поворота следом, визжа шинами на резком вираже, вылетели две Конторские чёрные тонированные "Волги" и ринулись в погоню за "шестёрой", стреляя вслед уходящему от преследования автомобилю. Крепкие ребята с короткими стрижками высунулись по пояс из раскрытых окон мощных "воронков" и стреляли с двух рук, по-македонски, держа в руках и ПМы и "Стечкины", знакомые Марине по курсам спецподготовки на тренировочной базе Системы. "Шестёрка" резво уходила, виляя и сталкивая с пути машины, уворачиваясь от огня и ныряя в проходные дворы старого московского района севера столицы.
  
   Девушка сидела на горячем асфальте, прислонившись к кованой ограде, держа у себя на груди торс Александра, приподнимая, насколько хватало сил. Подтащив к себе своего медведя и взяв на руки его голову и плечи, со страхом смотрела на окровавленную грудь, живот и верх бёдер, понимая и замирая душой: "Не жилец, счёт идёт на минуты!"
   - Сашенька... Ты только не шевелись, родной... Помощь уже близко!
   Старалась держать эмоции в жёсткой узде, не позволяя себе потерять сознание в такой страшный момент. Даже не плакала, только смотрела расширенными страшными глазищами в медовую глубину врача, стараясь всеми силами удержать его в сознании до приезда "Скорой".
   - Маришка... Прости меня... Я виноват... Очень... Прост... Мар...
   Невнятно сипел, смотря жуткими глазами, распахнутыми и открытыми, словно приглашая в них. Понимая, что речь отказывает, старался "сдать информацию по назначению" её умелым глазам, помня о психометрии и редком "даре": "видеть" и "слышать" эфир, мир за гранью. Собрав душевные силы, погрузилась в мужской взгляд, взяв голову Александра в дрожащие руки, обагрённые его тёплой кровью. В глубинах зрачков появилась светлая точка, которая мгновенно раскрылась в полноценный экран - торопился, боясь не успеть всё отдать! Марине только осталось смотреть "глазное кино"...
  
   * ...залечить очередную душевную рану - история в романе "Ждите ответа".
  
   Глава 2.
   Врачебная ошибка.
  
   ...Риманс уже несколько часов сидела в этой глухой без окон комнате и "работала медиумом". В этот раз не всё шло гладко - они, вероятно, увеличили дозу! Никак не могла по-настоящему сосредоточиться. Информация наплывала, но не хотела до конца раскрываться. Застонала от дикой головной боли после стольких часов умственной работы.
   - Марина. Сосредоточьтесь. Ещё несколько фото, - мужские руки из-за завесы резкого света разложили на столе фотографии детей. Их было семь. Дети разных национальностей и возрастов.
   Нет, ей нечем их было обрадовать.
   - Они все мертвы. Убит. Изнасилована и задушена. Задушен отцом. Утоплена матерью, ищите в выгребной яме ближайшей соседки. Утонула... - показывала пальцем фото, от которых шёл холод смерти.
   - Карта, - тихо настаивал голос.
   Никак не могла собраться с мыслями. С трудом подтянув стопку карт, выбрала нужные, развернула, преодолевая дурноту, медленно водя пальцами, стала показывать, где искать останки несчастных.
   - С этой возникли проблемы - пусто, - голос был нейтрален: не упрекал, не ругал, просто ждал результата.
   Посмотрев на указанное фото, вскипела.
   - Бездари! Она там лежит, где вам показала в прошлый раз! - взяв себя в руки, закрыла глаза и заговорила. - Строящаяся многоэтажка. Очень высокая. Пока только каркас. На высотке стоит девушка. Одна. Долго стоит. Потом делает шаг вниз. Летит. Несколько раз ударяется о выступающие балки. На земле насаживается на длинные арматурные стержни. Скользит по ним. Потом погружается в свежий раствор бетона. Всё, - откинулась на спинку кресла, почти ничего не чувствуя - обморок близок.
   - Последняя группа на этот сеанс, Марина, - голос неумолим, спокоен, настойчив.
   - Нет, довольно! Ещё пять минут, и у меня взорвётся голова! - уже кричала. - Они все, вы слышите, все мертвы! - вскочив, нечаянно положила руку на фото маленького, светленького, сероглазого мальчика. - Хотя, нет..., погодите... - села в полном изнеможении и в ужасе: мальчик, как две капли был похож на маленького Алёшку, её любимого - показывал свои детские фото. Задохнувшись от слёз, едва взяла себя в руки. - Этот ещё жив, - еле двигая свинцовой рукой, стала водить по фотографии мальчугана пальцами. - Деревня. Луг. Коровы. Выгон... Нет, это не выгон - это ферма, ранчо! Ветряк возле небольшого дома. Дом... Не наш... Это... Вермонт...
   - Сосредоточьтесь, Марина. Вермонтов много. Какой именно? Штат? Город? Округ? Селение? - опять этот ненавистный голос.
   - Не вижу... Мне плохо... Быстрее ищите... Он в опасности... Скоро гроза... Его убьёт молния...
   Больше ничего не чувствовала, только слышала голоса и свои мысли, от которых становилось ещё хуже, но контролировать уже не могла, теряя последние нити разума. "Алёшка, как он похож на тебя, единственный! Может, это ты там заново в нём возродился, любимый? Как мне тебя не хватает, суженый мой. И твоих неистовых рук. И тела. И губ..." - уплывала в чувственную негу и страсть их первой, той самой, ворованной настоящей брачной ночи, когда поняли: не жить друг без друга. Погрузившись расстроенным разумом в прошлое, начала слышать отовсюду только голос возлюбленного и чувствовать его прикосновения...
  
   - ...Что тут происходит!? Вы с ума сошли?? Я же запретил её трогать! Вы окончательно сожжёте ей нервные окончания мозга вашими препаратами! - гремел знакомый голос. - Убьёт инсульт в любую минуту! Какая тогда будет польза? Кому? - кто-то подхватил Марину на руки, подняв с кресла, и понёс куда-то. - Всё, сеанс закончен! Я сказал! Не смейте заходить в кабинет релаксации ближайшие три часа.
   В прохладе коридорного воздуха девушке стало немного лучше, но образ Алексея никуда не делся. Сознание сосредоточилось на памяти о любимом и отныне воспринималось только через эту призму. Находясь в состоянии раздвоения личности, сорванной психики, видела себя со стороны и могла частью здорового рассудка оценивать события и размышлять: "Они превысили допустимую норму - сознание сдвинулось. Слава богу. Больше буду не нужна. Лучше слабоумие, чем экстраординарные способности. Теперь принадлежу только себе. Им дураки ни к чему, - продолжала усиленно думать, ничего не видела, кроме лица Лёши, не воспринимая иных касаний, кроме его рук, не ощущала других чувств, кроме страсти и жарких касаний суженого. - Я его вижу, слышу и чувствую, значит, он жив? Выжил? Нашёл здесь, на далёкой базе филиала Конторы? Спас?"
   - Маришка, слышишь меня? Милая, держись! - дрожащий голос ласкает слух. "Любимый!" - Сейчас введу препарат, ослабляющий воздействие их нового блокиратора.
   "Слышу, Лёшенька, но зачем всё это? Ты со мной, и больше ничего не надо! Поцелуй меня..."
   - Вот так. Посиди минутку, приготовлю состав.
   "Зачем состав? Не уходи. Люби меня..."
   - Лёша! Лёшенька! Где ты? Не уходи, любимый, - искала невидящими глазами свою любовь, беспокоясь, что он пропал из поля зрения её слепых глаз.
   - Господи..., - выдохнул с ужасом, - нет! Только не это! Маринка, очнись, родная! Не сдавайся!! - боль укола в вену. Тошнота.
   "Нет, Лёшенька, слишком поздно - они ошиблись дозой. Укол не подействует..."
   - Алёшенька, иди ко мне, - дрожала, прижимая любимого к себе, - обними, единственный, и люби прямо сейчас... Прошу... Возьми меня...
   - Мариша..., очнись, умоляю! Девочка моя, родная, приди в себя! - он дрожит, а она всё сильнее льнёт, целуя любимое лицо и губы, раздевая и прижимаясь к телу. - Марин..., не надо так делать, милая... Нет, Мариша..., нет... Господи! Я сейчас тут сам сойду с тобой с ума!! - больше не удерживает девичьих рук и тела, а прижимает к себе так, что несчастная начинает стонать и выгибаться под его руками. - Что же ты творишь со мной, Маришааа...? Любимая... Желанная моя... Маленькая...
   "Всё, Лёшка сдался и уже не сопротивляется. Да, любимый, да, сто раз да. Целуй меня и возьми скорее. Улетаю! Всё, он мой: желанный, страстный, сильный до боли и ненасытный. Сходит с ума, совсем теряет голову, суженый мой. Всё в порядке, Лёшенька, не сдерживайся. Так и должно было быть, ты так тогда и сказал. Иначе и не могло случиться - только ты и я. Это неизбежно бы произошло, единственный, и никак иначе. Я твоя. Ты мой воздух. Без тебя не дышится..."
  
   ...Смотря в умирающие глаза Зеленцова, Марина видела, слышала и чувствовала за двоих, тех, что были у него в потаённой глубине глаз. Продолжая смотреть в медовую темень, грустно и потерянно усмехнулась: "Эх, ты..., мой неистовый! Друг, называется... Вероломный и... родной". На всё взирала со стороны, сидя на асфальте, и держала мужчину в своих окровавленных руках...
  
   ...В тот день Александр Евгеньевич неожиданно без предварительной договорённости нагрянул в далёкий филиал, с которым сотрудничал много лет, и увидел... Марину! Она была близка к умопомешательству, с явными признаками искажения восприятия реальности и личности! Плохо владея собой от жуткого животного страха за её психику и жизнь, просто вырвал свою зеленоглазую девочку из рук дознавателя, пользуясь немалым здесь весом и авторитетом, чем и спас девичье тело, но не свою душу. Едва увидев, понял, что опоздал! Видимо, здешние эскулапы ввели подопытной новый малоизученный препарат, раскрывающий сознание людей с особой изменённой психикой. Что ж, судя по той коробке с уже отработанными материалами под рукой дознавателя - препарат оказался весьма результативным. Только Марише, скорее всего, с дозой намудрили - "поплыла головой". Неся её, полубезумную, по путаным лабиринтам бывшего бомбоубежища, дрожал от страха. Попытался ослабить воздействие блокиратора - тщетно: она видела его своим возлюбленным Алексеем Стрельниковым и не выходила из этого состояния! Оставшись наедине в полутёмной красивой комнате для восстановления и релаксации подопечных, попытался урезонить, силой сдерживал страстные порывы и стоны девушки. Но когда встал на колени перед ней, она кинулась на шею, стала целовать, льнуть тонким пьянящим телом, раздевать трепещущими пальчиками, дрожа от желания к "Лёше", Зеленцов... сорвался. Краем рассудка понимал, что пациентка находится в неадекватном состоянии, что до конца должен оставаться профессионалом, медиком, только забыл, что был ещё и простым смертным мужчиной: сильным, в самом расцвете маскулинных сил, давно любящим Марину и желавшим её последние два года! Просто не выдержал напора женской страсти, притягательности жаркого тела, сладости неистовых губ и бесстыдства тонких пальцев, творящих грех и чудо. Даже смирился с тем, что называет именем погибшего несколько лет назад возлюбленного, Стрельникова.
  
   ...Наблюдая за ними со стороны, Мари держала чувства в жёстком корсете воли. Твёрдо решила: "Я должна досмотреть! Александр так хочет. И я выдержу. Во имя правды и совести того, кто рассказывает это глазами, разрывая себе душу".
  
   ...Он медленно положил её на широкий кожаный диван и, не спуская потрясённых медовых глаз, стал раздевать: блузочка, юбка, туфельки, колготки. Бельё не стал снимать, в последнем отчаянии надеясь, что это его остановит в последнюю секунду, послужит "чекой" на гранате неистового темперамента. Руки трепетали, спазм душил от сильного волнения: заполучил Маришу после стольких лет страстного желания обладать! Борясь с совестью, контролировал громкий и низкий голос, говоря тихо и мягко, касаясь легко и невесомо. Кто знает, что девочку может "разбудить"? Это может быть всё что угодно: запах, звук, особое дыхание, касание, необычный секс с новыми особыми движениями, характерный жест, приём ласк или поза. Действовал с предельной деликатностью и осторожностью, словно обезвреживал незнакомую по устройству и воздействию бомбу. Не собирался заниматься любовью, намеревался лишь довести до последней черты: вдруг очнётся волшебница зеленоглазая? Конечно, рассвирепеет, кинется с кулаками, но он уж постарается убедить, что пытался таким способом вернуть ей сущность и восстановить воспалённый мозг. Только факт, что любил её долгие годы, и не просто любил - безумно желал, бредил желанием, что стало истинным наваждением, сослужил мужчине плохую службу: не выдержал и всё довёл до логического финала. Увидев Мари в тонком кружевном белье нежно-сиреневого цвета, худенькую, гибкую, юную и страстную, пылающую к нему, "Алексею", любовью, не устоял. Не смог. Смотря в дымящиеся малахитом глаза, подёрнутые пеленой необузданной страсти, нервно сорвал с себя часть одежды, сообразил, что слишком крупен для этой Дюймовочки, ласково взял на руки, медленно полуприлёг на диван и, замирая от восторга, посадил на себя. Она же, сходя с ума от любимой позы Алексея, сильным рывком руки сорвала с себя кружевные трусики, чем только усугубила положение. Всё! "Чека" была сорвана в мужском мозге - преграда в виде тонкого кружева, на которое он так уповал, исчезла. В голове взрослого, сильного, мудрого и воздержанного Александра все смешалось и встало на колени, поклонившись любви. Стал любовником Марины, прекрасно понимая, что воспользовался неадекватным состоянием, но, чем больше терзался, казнился и раскаивался в столь непозволительном врачебном проступке, должностном преступлении, тем неистовее обладал. Три часа пролетели, как один миг.
  
   ...Марине было больно и горько видеть всё это со стороны, но, поставив себя на его место, поняла: "Никто бы не смог устоять, ни один нормальный мужчина! Если б со мной тогда оказался "голубой"-"актив" или абсолютный импотент, тогда, возможно, удалось бы избежать насилия. Но этого не случилось: Саша был нормален и здоров. И безнадёжно влюблён. Бедный и такой несчастный! Обезумевший и счастливый, - досматривая страсть и любовь тел, ясно поняла ещё одну вещь, поразившись и покраснев. - Я этого желала, но в тайне, даже от себя пряча мысль! Александр Евгеньевич вдвое старше, счастливо и много лет женат, вот никогда и не давала повода зайти дальше шутливых поцелуев".
   Теперь, наблюдая за неистовой, сорвавшейся со всех цепей и правил любовью, простила ему всё! Поблагодарила за ту радость, что тогда подарил ей, безумной, когда не была собой. "Зеленцов всё-таки взял реванш у своего вечного соперника Иверова! - покачала головой. - Дмитрию достались трое суток счастья в сентябре, а через три месяца, в конце декабря того же года меня заполучил-таки Саша. Обманом. Стал последним, - печально улыбнулась, признавая поражение и прощая. - Что ж, медведь, твоя взяла. Узнал ли об этом незаконном, запретном и бесчестном реванше Дима? Не думаю".
  
   Глава 3.
   Милосердие.
  
   ...Хрип привёл Марину в чувство: Зеленцов начал захлёбываться кровью, хлынувшей изо рта. Похолодела: "Это конец".
   - Саша, Сашка, Сашенькааа! - затормошила, взвилась в крике. - Посмотри на меня, родной! - закричала дико истошно и страшно, и ужасным чужим голосом привела его в чувство на краткое мгновенье. Открыл мутные глаза и посмотрел прямо на неё. - Я не сержусь на тебя, ты слышишь? Я тебя прощаю! - истерически вопила, держа его торс в онемевших от тяжести руках, укачивая своего большого неразумного ребёнка. - Ты меня слышишь!? Ответь мне, моргни! - медленно смежил веки. Когда вновь открыл взор цвета стремительно темнеющего мёда, покатились слёзы. Так просил прощения за запретную любовь. - Я тебя прощаю, Сашка... - хрипела, всеми силами удерживая его здесь, на краю жизни, с ней. - Спасибо за любовь, Сашенька! - увидев в угасающем взгляде безмолвную последнюю просьбу, затрепетала в крупной дрожи и проговорила через силу. - Я отпускаю тебя, любимый. Иди туда с миром...
   Рыдая в голос, по-деревенски, смотрела в глубину тёмного и спокойного взгляда, и вдруг увидела там... тоннель! И... сошла с ума!
   - Забери меня с собой, ты меня слышишь!? Туда, в тоннель, Сашааа!! Я с тобой!
   Случилось невероятное: уже "уходя" невесомо и легко, Александр "вернулся", последним просветом угасающего интеллекта и неслыханной силы воли выплеснул на Маринку остатки могучего медового гипноза и "повернул"-таки тоннель в её сознании поперёк! Как ни пыталась туда проникнуть, натыкалась только на округлую серую гладкую боковую стену бесконечной в обе стороны металлической трубы. Он сумел навсегда "закрыть" его для любимой. Навечно. Смог "развернуть" вход в сторону своего сознания, унося сейчас туда, за грань бытия, куда ей отныне не добраться лишь по желанию. Закрыв, заставил жить силой! Без него. Ради себя самой. Жить.
   - Нееет! Нет! Саша, открой, ты слышишь!? Пусти меня за тобой! Верни его мне! Сашенькааа...
   Не в слабых девичьих силах оказалось удержать его на земле, в изрешечённом автоматной очередью человеческом теле. Смотря только внутрь себя, Александр Евгеньевич тяжелел, придавливая Марину всё сильнее телом, больше полутора сотен килограммов веса, впечатывая в жёсткий асфальт женские тощие бёдра, расплющивая тонкие щиколотки и маленькие ступни. Дико кричала от боли и горя, мотая головой, исходя каким-то совершенно звериным рыком, так похожим на рёв обезумевшей медведицы, потерявшей своего единственного медвежонка. Он ушёл в иной мир на её руках, а она чувствовала его последние судороги, сотрясаясь вместе с ним избитым и онемевшим телом, умирала, оседала и тяжелела, переставала слышать и дышать, остывала, но так и не увидела вожделенного коридора свободы и освобождения, её любимого и ненавистного тоннеля, ведущего в вечность и радость. В свет. К Алексею и дочери. В воздух и...
  
   ...Время давно шло по земным законам, перестав течь медленно, словно густой мёд. Нет, оно свистело, мчалось и тикало, и его уже было не догнать! Замедлилось и остановилось только для них двоих. Покушение и смерть Александра Зеленцова произошли за три-четыре минуты, как потом показали свидетели. Они и утверждали все до единого, что стреляли не в погибшего, а в девушку, стараясь стрелять ниже мужского торса, между его ног достать цель, но, медленно оседая, он им так и не дал возможности довести дело до конца, закрывал мощным телом до последнего, просто завалившись на спутницу живым щитом, надёжным и непробиваемым.
   Вспоминая позже эти события, Мари поняла, что убийцы добились бы своего непременно, но вовремя подоспевшие Конторские ребята, которые всю неделю "водили" её по Москве, спугнули их. Если бы ни пустая дорога и спецсигналы - не успели б нагнать так быстро и умело "оторвавшегося" от них таксиста. Спасибо, сообразили, куда Риманс так летит, и спасли её, но не врача. "Шестёре" не удалось далеко уйти. Загнали в тупик и расстреляли всех, кто там находился: троих таких же молодых "оперов", только из "теневой", уже отколовшейся от Большого Брата структуры. Пожалела их, обладая справедливой и милосердной натурой: "Парни стали разменной монетой в противостоянии отделов и непонятных организаций, образовавшихся тогда в изобилии. "У семи нянек..." Это и было страшно: нет единоначалия, жди неразберихи".
   ...Вокруг была милиция, врачи, "опера-особисты" в тёмных строгих костюмах. Они подъехали на сильно тонированном "Фольксвагене"-микроавтобусе, предъявили красные "корочки", завернули Риманс и тело Зеленцова в непромокаемую ткань и, погрузив в тёмный салон, увезли на базу. Больше, кроме тёмных окон, девушка, находящаяся в состоянии каталепсии, ничего не помнила...
  
   ...Офицер особого отдела Госбезопасности Марат Галиев захлопнул досье, встал из-за стола, подошёл к встроенному шкафу, открыл створку, помедлив, раскрыл дело на второй странице, несколько мгновений смотрел на крупное цветное фото и, нервно вздохнув, положил папку в сейф, словно не желая расставаться с бумагами. Сев вновь за стол, потёр усталое лицо руками, посидел с закрытыми глазами, вздрогнул от резкого звонка внутреннего телефона на столе.
   - Слушаю, - нахмурился, но ответил ровным и сдержанным голосом - выучка. - Буду через три минуты. Отбой.
   Через час служебная "Ауди" подъезжала к многоэтажному дому в старом пригороде столицы, относительно недавно ставшим частью Москвы.
   Марат вышел, с удовольствием вдохнул густой хвойный аромат реликтовой сосновой рощи, гордости района. Закрыл на миг глаза, прислушался: "Тишина, мало машин, лишь редкие переклички гудков поездов и электричек где-то там, возле платформы. Рай, да и только! Дача".
   - Может, лучше я сама? - Ольга, коллега, напарница и соглядатай. Хладнокровна, компетентна, опасна. - По-женски поговорю.
   - Сам. Моя подопечная с первого дня. Мне ли не знать подробностей и особенностей? Спасибо, - неспешно покинул пятачок площадки и направился к подъезду, чувствуя на спине её холодный синий взгляд. - Достала, - едва слышно прошептал, борясь с диким желанием ускорить шаг, сбежать, укрыться. - Змея...
   Заходя в подъезд и сворачивая на лестницу, вспомнил сведения о подопечной: "Гражданская, случайная жертва, но у меня такое ощущение, что "спецы" с головного чего-то недоговаривают. Не стали бы с гражданской столько возиться, задействовав такие силы и средства! Да сам уже догадался, что внештатная единица на консервации. Ладно, не отвлекайся, офицер. Дальше: пережила покушение, прошла процедуру по особой коррекции памяти. Цель визита: убедиться, что "блок" психокоррекции стоит, проследить за физическим и психическим состоянием объекта, - вздохнул, остановился между этажами. - Что ж, пора навестить ту, которую увидел неделю назад всю в крови и в совершенно невменяемом состоянии. Надо думать: на её глазах расстреляли коллегу и, вероятнее всего, любовника! Бедная девочка. Сейчас и посмотрю, во что её превратили наши Конторские умельцы-эскулапы, гении копаться в телах и мозгах. Хорошо, что её сестра оказалась сговорчива и покорна. Теперь всё разыграем, как по нотам, девочка и не опомнится. К лучшему. Ей невероятно повезло, что мы рядом и смогли подарить новую жизнь с иной памятью: подкорректированной, запрограммированной. Всем бы так! Сам был бы не против - не помнить плохое, лишь смутные тени от прошлого и невнятные сны. Новая реальность".
  
   ...Марина открыла глаза и увидела, что лежит дома у сестры Ванды на диване в большой комнате. Перед глазами мелькали кадры включённого видеомагнитофона - фильм с Гибсоном. Скосила глаза на табурет рядом и на коробке от кассеты прочла: "Вечно молодой". Поразилась: "Заснула, что ли? Не помню, когда его включила? - попыталась встать и... вскрикнула от боли в лодыжке. Осмотрела и онемела до оторопи. - Господи, а это что? Гипс! Ничего не понимаю. Где так треснулась? Когда? Ну, блин, ничего не помню".
  
   Во входную дверь позвонили.
   - Ванда! Звонят! Открой! - тишина. Заволновавшись, засуетилась, оглядываясь: "О, чёрт..., и что теперь делать? Ладно, надо скакать - люди ждут". - Минуточку! Сейчас открою! - прокричала и поскакала, цепляясь за мебель, стены, двери. - Подождите, пожалуйста!
   - Здравствуйте! Ванда дома? - за порогом незнакомец. Придерживая дверь, окинула его с головы до ног, хмыкнула безмолвно: "Красавец какой! Молодец сестрёнка. Как "конторские": высок, строен, поджар, глаза серые, внимательные, цепкие". - Она скоро придёт? - гость с улыбкой рассматривал Мари, но что-то было в его глазах непонятное. Оно и отрезвило "любопытную Варвару". - Позволите войти?
   - Простите, что уставилась на Вас - ещё не совсем проснулась, - рассмеявшись, постаралась половчее подпрыгнуть и повернуться на одной ноге. - Проходите, пожалуйста. Сама не знаю, где она. Проснулась - пусто.
   Он аккуратно придержал хозяйку за тоненькую талию, пока доскакала до дивана.
   - Перелом?
   - Будете смеяться над глупой - не помню! - смеясь, не спускала с парня изучающий взгляд: "Похож на "опера", точно! Да и чутье предупреждает: "Будь осторожна!" Да и холодок под ложечкой..." Цыкнула на себя, включилась в беседу. - Странные ощущения такие! Мысли, словно масло: скользкие и гладкие, не ухвачу никак.
   - Что удивляться? Очевидно, сильный наркоз Вам не пожалели дать, раз до сих пор в тумане и так мало помните. Всем бы так и подольше! - рассмеялся, внимательно обводя глазами комнату. - Раз Ванды нет, значит, она ещё не вернулась из Питера. Что-то её задержало в командировке, - пожал плечами. Отметила, что визитёр не очень опечалился этому факту. Затаилась душой: "Что с ним не так?" - Вы одна? Кто ухаживает за Вами, эээ...?
   - ...Марина, - представилась. - А Вы кто? Не помню, мы не встречались с Вами раньше? - Насторожилась: "Чёрт, что-то неуловимое. Где-то видела. Предчувствие пинками толкает: "Он не тот, за кого себя выдаёт!" Так, Машук, держи ухо востро". Засыпала вопросами. - Где? Давно? Общие друзья? Были лично знакомы? В компании виделись? У Ванды на торжестве?
   - Сожалею. Нет. Не знакомы, - взгляд отводил мягко, словно соскальзывал с лица, стекал с её взора, так же неуловимо возвращался, чтобы не насторожить прозорливую умницу: "Наслышан и проинформирован о неординарных способностях. Сейчас они в ней придавлены, об этом можно не переживать". Окунувшись в зелень чудных глаз юной девушки, тактично переводил серый взор на гипс, отвлекал разговором. - С Вашей сестрой недавно познакомился по работе, но о Вас я наслышан, Марина, - подняв, больше взгляда не сводил, окунаясь в зелень, изучая лицо, дотошно подмечая интонации голоса и нюансы настроения, наблюдая за мимикой, движениями тела, рук и ног: "Порядок: спокойна, уверенна, кокетлива, обыденно привычна, адаптирована, тремор и неосознанные движения отсутствуют. Отлично: "блок" держится. Ну-ка, проверю кое-что..." - Ванда рассказывала, что Вы всё в Москве бросили и уехали в провинцию. Отважная! - заразительно засмеялся, глаза засияли. Мари пушинкой подхватила смех, восхитилась молча: "Как хорош! Ванда, да ты проказница. Если удержишь его, зауважаю, сестрёнка". - Не жалеете? Не скучаете? Не знаю, сам бы смог так поступить? Что чаще всего вспоминается? Что помните о последних днях? Не захотелось вернуться?
   - Нет. Не жалею, не скучаю, не вспоминается, не захотелось! Честно-честно: ни капли! Надоела столица до чёртиков! - хохотала от души, алея ярким румянцем на бархатных щеках, сияя бесподобным изумрудом. Марат едва сдержал жаркую волну, не позволив ей вылиться на лицо. Стиснув зубы, тепло улыбался девушке-отраве. Ругнулся про себя: "Знал же всё про неё! Держи эмоции, офицер! Лучше отметь в отчёте: отвечает на все вопросы и предположения адекватно, чётко, мысли не теряет и в малом". - ...А последние дни, судя по лодыжке, провела у видика, - кивнула на стопку кассет на табурете, маняще хрипловато рассмеялась, заиграла зеленью глаз, показывая очаровательные ямочки на щёчках, выгибая тонкую красивую спинку и соблазнительные плавные округлые формы снизу неё. Кокетничая, заметила, что гость не среагировал на флирт, стоит с застывшим лицом, словно глухой и слепой. "Жаль. Наверное, несвободен. Бедная Ванда! Не везёт с мужчинами. Вот и этот "мимо кассы", - попыталась задержать красавца с такими потрясающими формами тела. - За рюмкой чая, пожалуй, смогу его прощупать тщательнее". - Может, чай?
   - Пожалуй, откажусь. Хотел переговорить по делу с Вандой, да подождёт оно, - прикрыл вспыхнувшие удовольствием глаза: "Отлично "спецы" поработали! Хвала эскулапам! Удалось всё негативное в удивительной головке "стереть", не навредив. Браво! С подменой воспоминаний выяснится позже. Не наша боль, а местных наблюдателей. Отбой". - На работе и решим. Пойду, дела не будут ждать.
   Дружелюбно попрощавшись с зеленоглазой подопечной, тайком вздохнул и ушёл, попросив закрыть за собой дверь. Спускаясь к машине, загрустил: "Жаль, больше не увижу эту наяду лично. Только на фото в отчётах и понаблюдаю, как она и что происходит в жизни, - открывая дверцу авто, бросил украдкой взгляд на подъезд, пожалев, что окна её квартиры сюда не выходят. Погрустнев, прошептал напоследок. - Прощай, обаяшка".
   - Как объект? - сотрудница встретила прохладным насторожённым взглядом.
   - Порядок. Двигай. Работы по горло. Ещё отчёт писать да к старику идти "на ковёр". Забодает вопросами и придирками, - Марат спокойно посмотрел в холодные голубые глаза напарницы. "Только бы не привязалась с расспросами! - слава богу, не стала. Скользнув взглядом, лишь поджала тонкие губы и тронула машину с места. Закрыл глаза, отгородившись от неуютных поглядываний искоса. - Лучше видеть воздушную весеннюю живительную зелень, чем эту губительную космическую мертвящую синь..."
  
   - ...Маринка, ты чего тут скачешь? - соседка Валентина высунулась из смежной квартиры, пошла за девушкой. - Тебе ещё рано скакать, только позавчера гипс наложили... - ворчала, ведя к креслу, подкладывая под ногу подушку на невысоком табурете. - Резвая ты наша: то она с электрички прыгает, то она гостя уже встречает и глазки ему строит...
   - С какой электрички, Валюш? Я на пассажирском поезде в Москву приехала! - расхохоталась, пытаясь вспомнить хоть что-то.
   - Ну с поезда - не один лад? - не унималась. - Лень ей было доехать до Курского вокзала! Нет, сиганула в Москворечье, как только на семафоре притормозил поезд! Ну ты артистка, Маринка! Совсем отчаянная, - принесла чай, поставив чашку рядом, выключила видик. - Теперь сиди целую неделю, а то и две, попу плющи на диване, да до одури видики смотри, - наклонилась над табуретом со стопкой видеокассет. - Эти уже посмотрела все?
   - Не уверена. Оставь, ещё разок гляну.
   - Хорошо, что видеосалон рядом в универсаме - всегда поменяю, новые принесу. Мои тоже подсели на эту заразу! - смеялась, осматривая её ногу с ужасом. - Как ты, торопыга?
   - Не помню ничего! Мне такой сильный наркоз, что ли, забацали - всё в тумане! Пусто в башке. Ничего не помню. Что вообще стряслось?
   - А хрен его знает! - расхохоталась, хлопнув себя по полным ляжкам. - Я ж на смене на сутках была, когда тебя какие-то молодые ребята-супруги привезли на своей машине. Позвонили к нам, им Володька мой и открыл. Так они и рассказали, что как раз стояли на Москворечьенском мосту, воду в машину заливали и увидели, как ты из поезда вывалилась. Они тебя и в травмпункт возили и оттуда сюда привезли! Вот есть же люди - золото! Денег ни за что не взяли! Мой-то пытался хоть чем-то отплатить - такое дело сделали, так куда там, отмахнулись! Сказали, что на их месте так бы любой поступил. Ха, держи карман шире. Щас люди страшнее вчерашних... - странно посмотрела на Мари, так тревожно, взволнованно. - Ты вся в синяках, ободранная до мяса! Нет, девка, ты точно с ума сошла! Ты ведь чуть не угробилась! - покачала головой, недоумевая. - Как себе шею-то ещё не свернула?
   Сколько ни рылась в памяти Маринка - пусто. Только в голове и осталось, что едет в Москву на поезде и держит сумку с документами на квартиру в подмышке.
   - Постой... Где мои документы? На квартиру? - дёрнулась с кресла, взвыла от боли в лодыжке.
   - Эт ты о них? - подала толстый незнакомый пакет. - Так Ванда уже всё сделала - подключила Марата. Того, который только что отсюда вышел. Он то ли маклер, то ли агент по продажам. Не поняла. Всё, Мариш, теперь ты полностью не москвичка. Не будешь жалеть?
   - Нет, не буду. Поздно кулаками махать - продано! - стукнула кулачком по коленке. - Вот только не помню, когда я сестре документы отдавала?
   Стоило подумать об этом, дико разболелась голова, буквально взорвавшись от боли! Стало не до обсуждений тонкостей продажи квартиры.
   Через два дня приехала Ванда, и Мари не стала спрашивать ничего. Едва начинала думать о прошлом, случался судорожный приступ мигренной боли. С документами был полный порядок, деньги лежали в банковской ячейке в ближайшем отделении - повода для беспокойства не было. И для разговора тоже. Смирилась с провалом памяти. Удивлялась только: "Что заставило меня спрыгнуть с поезда? Загадка, - смущённо посмеивалась лишь. - Вот это отколола! Самой смешно и неловко. Называется, отчебучила..."
  
   ...Домой в село вернулась через десять дней на своих двоих, хоть и хромых. Жизнь вошла в привычную колею. Лишь головные боли не давали расслабиться ни на миг, стоило вспомнить о поездке в Москву. И она перестала вспоминать, покорно подчинившись велению разума и мигрени. Постепенно поездка совсем изгладилась из девичьей памяти, а новые жизненные обстоятельства смыли и головные боли. Жизнь продолжалась.
  
   ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
  
   ...Вот, что за "кирпич" выпал из мощной стены защитного "блока" памяти Марины Риманс, спустя ровно двадцать лет. Александр Зеленцов был прав: "Лучше не заглядывать за поворот сознания. Кто знает, что тебя там ждёт: друг или кирпич на голову?" Она дождалась своего "камушка", больше не хочет даже приближаться к стене - себе дороже. Невзгоды заставили стать иной, спокойной и разумной, способной к глубокому анализу чудовищных вещей и событий. К зрелости стала философом, что только помогло ей и близким. Умение размышлять раскрыло новые горизонты бытия, а многолетняя привычка записывать мысли в дневниках помогает хронологически восстановить жизнь неординарной личности по минутам.
   Годы - лучший психотерапевт и цемент нашей памяти. У кого-то он сцепляет все события таким тяжёлым монолитом, что отковырять что-то конкретное из этого куска просто невозможно - такие люди счастливцы. Их не мучают призраки прошлых ошибок и событий, к ним не приходят ночами "гости" с того света и не стоят вокруг кровати, ожидая, когда ты их узнаешь и заговоришь. Тогда расскажут всё: что было и с ними, и с тобой, и с окружающим тогда тебя миром. Если ты не идиот, сможешь выслушать и понять, простить и отпустить с миром. Другой категории людей повезло меньше - бетон оказался пластичным и, сцепив события далёкого прошлого, не дал им возможности потеряться и кануть в Лету бездонных кладовых памяти. Нет, держит их в подвешенном состоянии на расстоянии вытянутой руки. Всякий раз, когда что-то сильно потрясает психику такого человека, "подвешенные" события приходят в движение и начинают постепенно вытесняться на поверхность, становясь видимыми и слышными. Тогда и случаются частичные обрушения стены, и очень сильно надо постараться, чтобы выпавший "кирпич" не дал по голове.
  
   В последнем обрушении "блока" такой "подарочек" крепко дал ей по мозгам. "Не приведи Господь, ещё одного такого обрушения - вышибет разум напрочь!" - она это понимает.
   Подумав, улыбается криво, смеясь над собой: "Ну-ну. "Зарiкалася лисиця в курник не ходити".* "Пусти козла в огород". А ведь пойду! Натура такая - не терплю неизвестности и белых пятен в памяти. Неизвестность ещё страшнее, чем самая горькая неприглядная правда. С правдой можно помириться и смириться, попросить прощения, понять и отпустить. Теперь в этом уверена твёрдо - всё в жизни можно простить, кроме предательства. Простить и обрести, наконец, мир и покой в душе. Чтобы найти такой мир в собственной душе, мне пришлось долгих семь лет встречаться с визитёрами с того света, пока их не узнала, не вспомнила, пробившись сквозь мощный "блок". Тогда-то они и смогли всё рассказать: как жила, когда была молода, как способна была на неистовства и безумства, на опасную игру со смертью и на самопожертвование, на любовь и на милосердие. Очнувшись от долгого искусственного забытья-одури, обрела не только настоящую личность, но и вернула постепенно свой "дар". Он и позволил увидеть гостей из потустороннего мира воочию, во плоти. Только выслушав их, заново пережив прошлую жизнь, смирившись со всеми событиями, села и стала быстро безостановочно писать о том безумном времени. Когда что-то "буксовало" и не клеилось - были рядом, ставя перед мысленным взором "видеозапись" тех дней. Оставалось лишь просмотреть и запомнить, а утром соскочить с кровати и перенести на дисплей компьютера то, что увидела, пережила, почувствовала ночью, смотря "небесное кино". Главное - не паниковать и безоглядно верить в видения, в то, что они показывают правду".
   Перечитывая записи, Марина грустно улыбается, погружаясь в размышления: "Так и слышу, как говорят люди: "Теперь понятно, с кем имеем дело - ну, самашедший, чё с его возьмёшь...?" - так, кажется, у Высоцкого? Маленькая поправочка: я медиум. Это и счастье для меня, и наказание. Так распорядилась причудливая судьба - быть на "вечном приёме" сигналов оттуда, из-за поворота сознания, с той самой грани, откуда почти не возвращаются. Вот и принимаю, прислушиваюсь, разбираюсь и решаю их проблемы здесь, куда им уже не вернуться. Меня вовсе не тяготит эта миссия - смирилась очень давно. Даже не против "гостей", поскольку поняла: хочу этого или нет - они часть моей жизни. Когда "закрываюсь" защитным коконом, как научила великая Джуна Давиташвили в далёком 88-м году, они не уходят - времени полно. Так и будут стоять на пороге сознания, ждать удобного случая: болезни, сильного потрясения, очень крепкого сна. Вот тогда и постучатся в дверь. Я открою. Опять и вновь. Это мой крест".
  
   ...Спустя двадцать лет, ей стали понятны целые эпизоды тех событий. Главный: почему Александр Зеленцов так резко отстранился от неё, а потом и вовсе пропал. Теперь-то это знает: потому что страшно раскаивался в проступке, совершённом на закрытом полигоне филиала Конторы. Не смог себе простить ни запретной любви, ни забытой клятвы Гиппократа, ни недопустимого поведения по отношению к Марине, как к другу, ни того, что после стольких лет совместной счастливой семейной жизни изменил красавице-жене, да ещё таким диким способом. Вот и мучился, терзался совестью целые шесть лет, пока девушка его не поймала у кафе, ставшим для них таким знаковым и страшным. Раскаявшись, сделал всё, чтобы защитить: заслонил от пуль в момент покушения. Этим поступком полностью реабилитировал себя в глазах Мари. Нет в её душе ни горечи, ни обиды, ни презрения, ни ненависти, а только тихая любовь к громогласному большому мужчине, который погиб из-за неё в самом расцвете сил, в 53 года.
   Поразила её до глубины души ещё одна деталь: как после того рокового сеанса, на котором "сдвинулась личностью", удалось вернуться через пару дней на работу на завод обычным человеком? Как "им" удалось вывести на твёрдые рельсы разума её личностное самосознание? Новый препарат оказался короткого срока воздействия? Александру необузданной и вышедшей из-под строгого контроля любовью удалось настолько потрясти, что всё вспомнила? Какими приёмами "спецам" удалось вытеснить образ Алексея из девичьей головы? На эти вопросы никто не ответит. Только там, за "блоком", все ответы. Новые же ещё не раз возникнут. Это - самое лучшее, чему научилась в жизни: грамотно задавать вопросы. "Спасибо" говорила, и будет говорить Стрельникову ещё не одну сотню раз и лет.
   Другой вопрос и загадка - о "чужих". Почему пытались "убрать"? Последнее похищение произошло в декабре 86-го года, и, едва вернулась в отдел, вспомнила телефон "человека в чёрном". Дальше: повторный звонок, сквер, предложение "войти в семью" Конторы и относительный покой. Тогда "чужие" не захотели ссориться с Большим Братом. Покушение же произошло в смутные 90-е, когда стремительно разваливалась сама Система ГБ, и все тянули одеяло на себя, набирая штат таких "чудиков", как Марина Риманс. Когда "грамотно" пропала из Москвы на два года - подписала себе приговор. Им медиум нужна была в столице постоянно и под боком! Скрылась. Разозлила. Не найдя, не смирились с неудачей - решили "убрать".
  
   ...После смерти Александра, когда он "закрыл" для неё вход в тоннель, больше туда не улетала, как бы ни болела, какие бы потрясения ни случались в жизни, и ни разу не потеряла сознание, пока не стала свидетелем перестрелки в области. Тогда сработал тот самый "клик".
   После установления последнего "блока", сразу после покушения, мозг Марины стал полностью невосприимчив к сильным эмоциям: Теперь - истинная северная женщина. Даже схлынула невоздержанная сексуальность, так сводившая с ума мужчин, что оказывались возле неё. Стала обычной особью скромных запросов. Очередное "спасибо" Конторским эскулапам от пациентки: так подкорректировали, что практически сменили личность. А мастерски стёртым участкам, особо травмирующим психику, поражается по сей день! До момента обрушения была уверена, что в Москве действительно спрыгнула с поезда. Такие события стёрли начисто на двадцать лет! Не устаёт отвешивать мысленные низкие поклоны, говорит своё "благодарю, ребята" от чистого сердца. Знает, что вечная их должница.
   Самое поразительное в их методах оказалось ещё одно чудо: то ли от новых препаратов, которыми её обкололи Конторские умельцы, когда стирали и меняли память после кровавой бойни у кафе, то ли их неизученный побочный эффект дал такие результаты, но факт остаётся фактом: в течение года женщина поменялась внешне. Глаза постепенно утратили неповторимую окраску старого малахита, погасив зелёный спектр радужки практически полностью, став классическими "лесными": зелёно-карие, как лесная полянка в солнечный день, когда на коричневые стволы деревьев падает рассеянный свет солнца, а вокруг стволов колышутся зелёные ветви дубов, подсвеченные вспышками жёлтых солнечных зайчиков. Так и светит с тех пор лесной поляной в солнечный день. Волосы тоже изменили тёмной платине и волнистости - потемнели и выровнялись. Мари стала тёмно-русая с прямыми волосами. Кожа неуклонно плотнела и темнела, потеряв со временем благородную бледность и мраморность; синие сосуды не просвечиваются даже на висках. Способность вспыхивать ярким жарким румянцем угомонилась - лишь в особо волнующие моменты немного розовеет. Без пластических операций и косметических уловок стала иной - не узнали бы мужчины, спутники юной и безумной жизни. И враги тоже. Невольный и неожиданный бонус от Системы. Ещё одно "спасибо".
   Господь так решил её проблемы, словно, усмирив плоть, укротил и внешность.
  
   Жалеет ли об этой потере? Нет. Уверена: "Время безумств вышло, пришла пора сдержанности даже в цвете глаз и волос. Отсияла. Отполыхала. Отрадовала глаза и тела. Наступило время тихо светить и греть теплом души тех, кто рядом. И понимать их. И прощать слабости. Большего и не надо. Настала веха простого человеческого счастья и покоя, которого так недоставало тогда, в годы бурной молодости". Марина согласна уплатить такую цену за него. Оно того стоит. Знает это точно. Убедилась.
  
   *"Зарiкалася лисиця в курник не ходити"... (укр.) - Зарекалась лиса в курятник не ходить...
  
   КОНЕЦ.
  
   Январь, 2013 г.; И. В. А.
  
   ДОПОЛНЕНИЕ-1.
  
   ВОПРЕКИ СТРАХУ И ВРЕМЕНИ.
   Предыстория.
  
   ...79-й год, преддверие Олимпиады. Москва моется-метётся-ремонтируется-марафетится. Марина приехала туда, надеясь на поступление после восьмого класса в училище - не тут-то было! Все общежития забраны под капремонт - жильё для будущих спортсменов со всего света, которых ожидали на следующий год в Москву. Облом полный! Ну, не ехать же сразу девушке домой? Вот и ринулась по культурным точкам столицы: когда сама, когда с подружкой.
   В музее Изобразительных Искусств им. Пушкина на Волхонке, и произошёл этот случай.
  
   Первый раз Мари пошла туда с подругой Лилей, и в зале иконописи у стендов икон Рублёва задержалась немного, заслушавшись чужую экскурсовода-девушку, даже самостоятельно побродила по огромному залу за её группой. В какой-то момент "выключилась" из обстановки, отвлёкшись на что-то, и поймала себя на том, что обстановка резко изменилась: в галдящем-гудящем зале стало необыкновенно тихо! За её спиной всё притихло, люди стали ходить на цыпочках, что-то шептать на незнакомом языке.
   Очнулась от задумчивости, удивилась, вздрогнула от лёгкого прикосновения кого-то к своей руке. Оглянулась и обомлела: в огромном зале она была единственной русской, советской (подружка исчезла!)! Зал заполонила многочисленная толпа иностранцев с фотоаппаратами с огромными объективами. Да Марина таких никогда и не видела! Они что-то говорили ей, о чём-то просили - не понимала. Тогда пригласили переводчика, строгого молодого мужчину с прохладными серыми глазами. Выслушал их просьбы и объяснил девочке, что это слёт мировых фотографов, приехавших с визитом в СССР, и просят её попозировать у икон Рублёва. Как пояснили, чтобы показать зарубежным читателям и телезрителям разницу в иконописном русском лице на иконах Мастера, и реальное живое современное лицо русской девушки.
   Марину почему-то покоробила их просьба, хоть и была полной атеисткой, комсомолкой. Но где-то там, глубоко в душе, поднялось непонятное возмущение. Резко отказав, направилась из зала на выход, но буквально натолкнулась на крупную фигуру и ледяной взгляд сопровождающего! (Спустя годы поняла, что это из КГБ был человек!) Смотря ему в глаза, тогда тихо сказала: "Что ж, давайте схватимся в рукопашной. Вот уж порадуем иностранцев!" Подействовало! Беззвучно отступил в сторону, отведя стальной взгляд, а иностранные фотографы безостановочно девушку фотографировали, провожая её до соседнего зала, назойливо жужжа навороченным аппаратами, восхищённо и возбуждённо переглядываясь: "Такой материал - простая девочка дала отпор "комитетчику"! Бунт!"
  
   Спустя несколько часов, на выходе из музея к Марине неслышно подошла женщина-иностранка и осторожно протянула визитку (Мари много позже узнала, как это называется), на которой было написано на английском: Катрин Кингман, "Радио Франсе" и телефон редакции. "Звоните мне!" - тихо прошептала на русском корреспондентка. Отрицательно покачав головой, девушка визитку всё же взяла - на память о столкновении с "гэбэшником", о Москве, об этом дне.
   Идя к метро, только удивилась запоздало: "Как она меня нашла среди тысячи посетителей музея? Следила?
  
   Часть 1.
   КЭТИ.
  
   После знаменательной встречи с иностранцами в июле 79-го года, когда Мари дала невольный отпор "комитетчику", на выходе из музея к ней подошла женщина из той группы иностранных фотографов и протянула визитку со словами.
   - Звоните мне!
   Помотав отрицательно головой, девушка картонку взяла просто на память о необычном происшествии. А сероглазая красивая журналистка, глубоко окунувшись в её зелёные глаза, вдруг порывисто обняла девочку и быстро ушла, оставив ту с открытым ртом и пунцовым лицом, стеснённо дышащую и смущённую донельзя! Едва опомнилась от такой странной ласки тогда. А подружка Лиля лишь косилась и ворчала, что с неё достаточно уже прогулок на сегодня - четыре часа пробыли на Волхонке!
   Сидя в метро, Марина украдкой рассмотрела визитку: сверху слева была эмблема в виде радиовышки на фоне земного шара. "Радио Франсе" - едва прочитала на иностранном от волнения. Дальше шла непонятная строчка на английском или французском, но имя было напечатано довольно крупным шрифтом: Катрин Кингман. "По-нашему, значит, Катя Королёва", - хихикнула тогда в ладошку по-девичьи. Спрятала карточку подальше и вскоре о ней забыла. На многие годы. Лильку же попросила держать язык за зубами: "Сама-то свидетельницей происшествия не была - струсила, бросив меня одну в том зале! Предательница! Вот и молчи, как рыба".
   Так и прошло бы это всё бесследно, если бы не всесильная судьба...
  
   ...Июль 85-го года. Москва. Международный Форум молодёжи и студентов. Суета, вылизанная столица, отсутствие на её улицах проституток и пьяниц, бомжей и других нежелательных элементов советского общества - выслали "за сто первый километр". Тишина, покой, обеспеченность и некая томная буржуазность, даже достаток видимый появился на это время.
   Марина, 22-летняя кладовщица на заводе-"ящике" на "Автозаводской", сотрудница склада готового литья. Потерянная и растерянная, в шоке и в полном раздрае чувств - личная драма. Старалась держаться, улыбаться и просто жить.*
   Этому способствовали и билеты на различные соревнования и мероприятия по Фестивальной программе, концерты и встречи с творческими личностями - профсоюз завода был мощным и активным, обеспечивал трудяг культурной программой. Предприятие было шефом знаменитого театра имени Вахтангова - билеты достать можно легко и в него, и в другие по обмену. Не роняли планки москвичей - самообразовывались, таким образом, становясь страстными театралами и поклонниками Мельпомены.
  
   В тот день Мари выходила из проходной Главного корпуса со своей подругой Наденькой Надеждиной, обсуждая, в чём завтра пойдут в театр.
   - Марина?
   Тихий незнакомый голос остановил их и заставил посмотреть влево: женщина лет сорока пяти. Незнакомая. Какая-то нерусская по внешности. Вся "в фирме". Надя нервно сжала девушке руку, невольно потянув за себя - щитом становилась в такие моменты, зная об опасности.
   - Мы можем поговорить? - гостья не отступалась, успокаивая мягкой улыбкой и серыми лучистыми глазами. - Вы меня не помните? - шагнула ближе, с удивлением посмотрела на взрослую подругу, едва уловимо вскинула бровь. - Оставьте нас наедине, пожалуйста.
   - Надюш, всё в порядке, - Марина успокоила подругу безмятежной улыбкой. - Иди. Я сегодня задержусь ненадолго, - отдала сумку с продуктами. - Беги, ужин готовь.
   Надежда окинула внимательным взглядом незнакомую женщину, успокоилась и ушла, кивнув на прощанье.
  
   - Кто Вы? Простите, не вспомню Вас никак, - взяв под руку гостью, Мари быстро повела в сторону от проходных, нервно поглядывая по сторонам, ища глазами привычную чёрную "Волгу", личный навязанный Системой эскорт, "хвост", ставший привычным. - Вам не стоило меня здесь вылавливать. Это опасно для Вас может быть, неужели не понимаете...?
   - Их нет. Мы не раз проверились, - тихо проговорила, едва справляясь с русским языком. - Друг проверил, - присели на лавочке в сквере недалеко от метро "Автозаводская". - Я Катрин. Журналистка из Франции.
  
   Часть 2.
   ИЗ ФРАНЦИИ, С ПРИВЕТОМ!
  
   - Катрин Кингман. "Радио Франсе". Музей, - терпеливо повторяла, смотря на девушку с тревогой и странным выражением лица. - Почему Вы мне ни разу не позвонили!? Я волновалась очень сильно! Переживала, как у Вас сложится судьба после того столкновения с Органами?
   - Кати?? Боже... - Мари потеряла дар речи на время, покачав головой: "Шесть лет прошло! Как нашла опять?" Едва опомнилась. - Как Вы на меня вышли?
   - У меня здесь есть связи. И друзья, - сквозь довольство проглядывала и растерянность, что ли. - Я всё про Вас знаю, Марина. Всю правду. Рада, что смогла опять приехать в Москву и найти. Так хотела встретиться!
   - Безумие. Вы играете с огнём! - в порыве беспокойства схватила её за руки, на что женщина мягко сжала девичьи пальцы и... поцеловала их, непонятным взглядом смотря в упор, не сводя серого взора, буквально ощупывая им лицо, шею, тоненькие ключицы, грудь Мари. Заметив её смущение, загадочно улыбнулась, сильно пожав руки. - Ходите по лезвию бритвы...
   - Нет. Времена стремительно меняются. Горбачёв - очень прогрессивный деятель. Теперь всем нам станет легче, - Кати встала, подняла девушку со скамьи, обняла, как тогда в музее, и повела по бульвару. - Не спрашиваю, как живёте - всё на лице. Спрошу о другом: как выжили после этой жуткой истории с офицером?* - тихо, почти шёпотом, побледнев красивым зрелым лицом.
   - Как все вдовы. Всем нам нелегко и неуютно. Стискиваем зубы и живём дальше, всем чертям назло.
   - Вопреки страху и времени?
   - Да. Жёсткая среда тонизирует. Бодрит, как мороз зимой, - лукаво покосилась на гостью. - Трудности и опасности делают жизнь увлекательнее и интереснее. Лишения и неустроенность тренируют характер и закаляют волю. Вообще, наша система заставляет держать марку. Держи фасон, хоть тресни, как говорят в Одессе, - негромко рассмеялись обе. - На "ты"? - протянула француженке тонкую худую руку. Кати пожала с таким пиететом и выражением лица, что Марине стало неловко. - Не оскорблю фамильярностью? Не сочтёте панибратством?
   - Нет. Это лучше, чем лицемерие. Чистая душа. Как у ребёнка, - так же странно посмотрела, ввергнув в смущение: "Где я видела уже такой взгляд? Будто не женщина смотрит, а мужчина. Чувственный, оценивающий, зовущий. Чёрт, вспомнила: Варя! Вот оно что". Взяла эмоции под контроль, собралась вся, продолжила беседу. Катрин же не сводила глаз. - Словно, и не было этих шести лет, не правда ли? - рассмеялась низким контральто, хрипловатым, будоражащим и тревожащим. - И ты - юная девочка, и опять полезешь на амбразуру! А? Так?
   - Точно. С удовольствием! Была бы веская причина, а дот найдётся, - посмеивались, говоря глазами много больше. - Спасибо, что не забыла ничтожного инцидента, Кати! Тронута до глубины души.
   - Ничтожного...? - опешила, остановилась столбом. - Да ты хоть понимаешь, что тогда произошло!? - посерьёзнела, взяла Мари крепко за плечи, как-то совсем уж по-мужски: вцепившись, слегка встряхнула. - Да вся группа была уверена, что ты до дома не доедешь - пропадёшь! Даже пари держали. Я проиграла.
   - Похоронили? Списали и крест поставили? - полыхнула изумрудом в насторожённую сталь, слегка укорила, тепло улыбнувшись.
   - Да.
   - Почему?
   - Ну, мы ведь не дети все были. Матёрые журналисты - профи в своём ремесле. Понимали: ты пошла против ваших Органов Безопасности. Отважилась на открытое противостояние!
   - Да брось ты... - легкомысленно отмахнулась от прошлого. - Я просто отказалась фотографироваться, только и всего. Ну, не фотогеничная я. Плохо получаюсь на фотографиях. Не любит меня камера! - рассмеялась, пожав плечами. - Потому на актрису и не пошла в своё время, хоть и прошла отбор с лёгкостью. Уже через полчаса вышла студенткой. Сам Ульянов брал к себе.
   - Как жаль! У тебя бы всё получилось!
   - Нет. Не с моим независимым бунтарским характером. Не тогда. И даже не сейчас.
   - А стоило всё-таки рискнуть и взорвать этот гнилой затхлый мирок! - Кати юно расхохоталась, воинственно взмахнув рукой. - А...? Устроила бы им такой "бум"!
   - После первой же сессии выгнали бы под любым предлогом, уверена, - криво улыбнулась, вновь виновато пожав плечиками. Старалась не смотреть в пытливые глаза женщины. Чем-то она Мари тревожила всё больше. - Там не любят личностей. Ученики, последователи, паства - да. Не новаторы, увы. Театр без меня не умрёт - хороших актёров предостаточно, - подумала, вспомнила о завтрашнем походе в Вахтанговский. - Кстати, Катрин. Не желаешь сходить в театр? В Вахтанговский.
   - Была там несколько раз. Если только в другой, - засомневалась. - Молодой какой-нибудь. Прогрессивный.
   - Тогда, в "Советской Армии", да? Там молодёжь играет талантливая, - повела женщину к театральному киоску. Написала записку кассирше, поверх голов протянула, не обращая внимания на верещащую толпу приезжих. Киоскер едва прочла, побледнела и отогнала от окошка людей. Через пять минут билеты были на руках. - Ну вот..., балкон, правда, но зато недалеко от сцены.
   - Что ты там написала? - расхохоталась Кати, покраснев.
   - Правду. Журналисты. Иностранцы. Франция. И просьба.
   - И всё? - поразилась до глубины души. - Не верю!
   - Придётся, милая, - смеялась, махая билетами перед её носом. - Вот оно - доказательство! Запомни, матёрая моя журналистка "из-за бугра": правда в Союзе работает мощнее ядерной бомбы. Пользуйся ею здесь почаще - удача не отвернётся!
   - Да уж..., я тут приехала, хотела сказать ей: "Привет из Франции, свободной и прогрессивной!", а она запиской победила! Бумажкой! Одной правдивой строчкой! - свалилась на скамью возле сквера, держась за живот. - Меня убила неопытная наивная девочка... Позор... Опять я в проигрыше... Пари - не мой конёк. Убедилась?
   - Да. В Союзе пари - заведомо провальное дело, - поддержала по-доброму смех. - Мы же непредсказуемые все. Какие прогнозы могут тут сработать? В чём? Как на минном поле...
  
   Часть 3.
   ДВЕ КУЛЬТУРЫ.
  
   В тот день недолго пообщались, прекрасно понимая, что за Мариной ведётся наблюдение.* Она пыталась образумить Катрин - тщетно. Француженка искренне верила в новые реформы и новую страну. Договорились встретиться завтра за пару часов до спектакля. Так и поступили.
   Представление было дневным - время предостаточно до вечернего выхода в свет с Наденькой. Придя домой, Мари всё рассказала подруге, и она отпустила с тяжёлым сердцем...
  
   В театре Советской Армии шёл спектакль "Женщины", то ли по Вампилову, то ли по Распутину. Серьёзный и грустный, но и в меру забавный. О жизни сельских женщин после войны.
   Мари пыталась переводить трудные для понимания иностранки места - уж очень речь специфична была на сцене: сибирская, подчас "солёная", что порождало в зале озорной смех. Так, на один из таких народных перлов и среагировала Катрин:
   - Что есть "кобёл"? - повернула к Марине недоуменное лицо.
   Она долго сдерживала смех ладошкой, стараясь успокоиться и найти деликатное понятие для перевода.
   - Это о мужчине, когда у него много женщин, и все любимые, - только и смогла выдавить.
   Кати долго соображала, потом расхохоталась, лукаво поглядывая сверху на гогочущую русскую публику.
   - А..., это есть - ловелас!
   - Да, Донжуан.
   - Это есть игра слов - понимаю. Все так смеяться над много женщин одного мужчины, - смеясь, косилась на юную озорницу. - Много любовь, много женщин.
   - Да. Это и есть "кобёл", - рассмеялась, подумав с ехидцей: "Если она ввернёт где-то в среде русских это словцо - вызовет ещё и не такую реакцию у понимающих язык людей!"
  
   Просидели лишь первый акт - Катрин было сложно понять. Не стоило мучиться и терять время. Когда вышли, она пыталась увезти девушку с собой к друзьям. Та не согласилась, сославшись на ещё один поход в театр с Надей - вечером в Вахтанговский. Катиш поняла.
   Марина же не хотела доставлять гостье проблем - была под плотным надзором конторских "оперов" Системы, вздохнув: "Не хватало ещё и друзей Катрин подвести "под монастырь"! Отпусти и уходи сама".
  
   Расстались тепло, что-то обещая друг другу, Кати пыталась подарить пластинки Козлова, джазиста, Мари не приняла дар, мотивировав отказ нелюбовью к этому виду искусства: "Молода, наверное. Не моё".
   Катрин так и уходила по тротуару Суворовской площади, грустно оглядываясь, понимая, что вряд ли увидится с девочкой с такими волшебными глазами вновь.
   Мари с нею мысленно согласилась: "Да, всё меняется стремительно в стране, может быть, к лучшему, но только не у меня в жизни: стояла и стою на самом краю".**
   Гостья поняла всё без слов. Не оттого ли расплакалась, подходя к дальней машине у переулка, незамеченной Мариной ранее?
   Ужаснулась, побелев лицом: "Кто там внутри? Почему Катрин так виновато что-то проговорит кому-то внутрь, как только ей открыли дверцу машины? Её ждали или нас? Боже... - Мари стояла далеко, но чётко видела, как женщина побледнела, потом резко покраснела, отпрянув, видимо, от уничтожающих слов, попыталась вернуться обратно в театр. Заметив этот манёвр, девушка тут же метнулась в помещение вестибюля, где её терпеливо ожидал портье, стоя возле двери внутри фойе. Влетев пушинкой, аккуратно выглянула сквозь светлые шёлковые шторки на двери и увидела, как сильно растерялась Кэти, словно не знала, что теперь делать дальше, замерев в нерешительности. Потом её, очевидно, позвали в машину. Шла к ней, низко опустив голову, будто опять проиграла пари или крупно провинилась. - Да, Кэт, пари - не твой конёк", - понимающе выдохнула, закрыв на миг глаза.
   - Брысь! Видишь же, что наблюдают! - шикнул грозно старик, отбросив девушку от двери. - Быстро в зал!
   Досидев почти до конца спектакля, рисковать не стала и, пробежав на цыпочках вниз, попросила капельдинера вывести её через заднюю дверь. Странно посмотрев, пожилой мужчина кивнул и повёл путаными коридорами вглубь театра. Выпуская через служебный вход, сначала выглянул сам, потом осторожно вывел за руку Мари.
   - Пройдёшь вон тем двором, свернёшь в подворотню налево - на бульваре окажешься. Там троллейбусная остановка рядом, - согласно кивнула в ответ. Подождал, пока девушка не свернула к подворотне и не помахала ему рукой, негромко крикнув: "Чисто!" Тогда кивнул, прощаясь, и поспешно скрылся за невзрачной дверью. - Пронесло...
  
   Она ехала на троллейбусе до метро "Новослободская" и усиленно думала: "Какие мы всё-таки разные с Кэти! Дело даже не в большой разнице в возрасте: ей за пятьдесят, мне едва двадцать два. Нет, дело в воспитании и культуре. (Слово менталитет узнала позже, тогда этого понятия не знала). Мы просто разные. И по культуре тоже. Мы - дети Октября, и ценности у нас соответствующие. И где уж мне, крестьянке, понять ту, которая выросла в буржуазной Франции, принадлежит к среднему классу, вращается в высоких кругах и по профессии, по происхождению. Да, профессия - самый настораживающий фактор. Нам никогда не стать подругами. Я ведь не ребёнок и прекрасно понимаю, что она сотрудничает со своими спецслужбами, как вынуждены сотрудничать наши журналисты с могущественным ГБ. Системы везде одинаковы, и приёмы их работы похожи. Не их ли "службы" сидели в той машине? Наверняка. Проверять не стану, уж прости меня, Кати! Пойми: своих хватает. Если ещё и своих "навесишь" - свихнусь, - домой вернулась благополучно, в театр с Надей отправила подругу Риту, сославшись на разыгравшуюся мигрень. - Не глупая, понимаю: и там могут перехватить, а второй раз спастись вряд ли удастся".
  
   Больше Марина с Кингман не виделась, никогда не слышала о ней ничего. Сама же француженка не приезжала и не искала. Спустя пару лет Мари догадалась о причине: "Её наказали, запретив въезд в Союз! Наши выяснили всё. Значит, я оказалась права в своих подозрениях: тогда там, в машине, сидели чужие "спецы"! Я чудом избежала похищения".
  
   * ...за Мариной ведётся наблюдение, - история в романе "Поступок, ставший судьбой".
   ** ...стояла на самом краю, - история в романе "Удержать нити судьбы".
  
   КОНЕЦ.
  
   Январь, 2014 г.
  
   ПОПОЛНЕНИЕ-2.
   ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ ОФИЦЕРА МИХАЛЁВА.
  
   Он давно наблюдал за ней. Сначала забавляла, удивляла, восхищала. Когда же Сергей почувствовал, что за кукольной внешностью и нарочитой глупостью юной сотрудницы кроется нечто иное? В какой момент вдруг остро ощутил этот ни с чем несравнимый запах беды и смерти? Той самой, что не раз вдыхал там, в Афгане? "Что с ней не так? - поражался, тайком рассматривая Марину, пока остервенело "расстреливала" электронной дробью новенькой печатной машинки огромные листы с таблицами описи складов завода "Динамо". - С виду - глупая светловолосая пустышка-парвеню из низов, типичная "лимита", сумевшая выскочить замуж "по залёту" за москвича прежде, чем получила паспорт о совершеннолетии. С виду... - делая вид, что читает выкладки по Дубоссарам, бездумно взял трубку телефона, но, так и не решив туда позвонить, вернул на место. Дробный стук печатных машинок отдела кооперации и комплектации мешал сосредоточиться, дробя дыхание и мысли. - Так..., о чём я? Дьявол, голова не варит совершенно. Опять почти не спал из-за пацанов. Приболели... - вспомнил. - Ах да, девочка. Когда понял, что с нею ничего весёлого? Да тогда и догадался, когда заметил за ней... "хвост". Не дурак, сообразил, откуда это лихо - "вороньё"! С Лубянки. Номера машины, конечно, почти простые. Почти. А вот парней рассмотрел. Оттуда чиграши, - еле сумел сдержать тяжёлый вздох, опасливо метнул взгляд на соседний стол на Ирину: следит неуловимо, ловит взор влюблёнными глазами. - Да..., и с ней пора что-то решать. Ингу не вернуть, нужно жить дальше...
  
   Отвлёкся, ответил на пару звонков от смежников, что-то подписывал, согласовывал с Куприяновой, стараясь дышать "через раз" - пахла отвратительно: одиночество и едва сдерживаемое интимное желание соткало вокруг немолодой незамужней девушки почти сорока лет далеко не очаровательный кокон "амбре" со специфическим ароматом. Очнулся лишь от странных слов Марины.
   - ...Есть! Если Вы через час не встретите меня в сквере у метро - я тут же, слышите, направлюсь прямиком на Лубянку!! Я всё сказала! Через час!
   Вздрогнул, ошарашенно вскинул темноволосую голову, поражённо уставился, как и все, на девочку: стояла прямо, личико было мертвенно-белым, губы стиснула в полоску, глаза превратились в два камня малахитового цвета. Вздохнул, похолодев: "Ого! А её, кажется, допекли основательно "опекуны" эти!" А дальше вообще стало твориться то, чему трудно было найти объяснение. Сергей сидел, словно оглушённый, и с тревогой наблюдал за Петром и Мари, не понимая, кого жаль больше: безумно влюблённого в неё друга, отчаявшегося и совершившего осенью роковую глупость, или Марину, загнанную в угол жизненными обстоятельствами и гэбэшниками. Это и подтвердила сама, говоря негодующе и непреклонно Пете:
   - ...Больше так не может дальше продолжаться. Они опять похищали меня. Неделя жизни под хвост! Я вся в следах инъекций! Хватит! Устала бороться с неизвестностью и провалами памяти...
   Так и переводил взгляд то на друга, то на девушку, чувствуя, как нарастает в душе гордость и уважение: "Вот тебе и пигалица... Как все её травили, сплетничали, выживали! Всё выдержала, заставила полюбить, держать дружескую дистанцию, помогать. А наши-то гиены, смотри: притихли и панически переглядываются. Трусихи! Мерзкое племя... Если бы ни Маринка, ушёл бы давно отсюда! Так забавно было наблюдать... - пытался понять, что делать, но видел лишь Петра: бледный, растерянный и... умирающий. - Эх ты... Я ведь пытался тебя тогда отговорить! Нет, заупрямился: "Докажу... Ещё пожалеет... Прибежит..." Нет, Петя, она не прибежит. Уже прибежала - в тупик. Загнали бедную".
  
   Когда понял, что она вот-вот уйдёт "в пасть к тигру", решился, хлопнув по столу ладонью.
   - Я подвезу тебя до места! - встал со стула. - И подожду тебя там столько, сколько будет нужно.
   - Нет, Сергей Михалыч. Тебе есть, кого терять. Даже не думай, - строго сверкнула в его сторону глазищами, но, увидев непреклонность и упрямство в мужских глазах, гневно прикрикнула, заставив нервно вздрогнуть застывших коллег от неожиданности и той свирепости, которую никогда не знали и не подозревали в этой тощей полутораметровой девочке. - Отставить, майор!! Сидеть! Ни с места! Я приказываю! Шутки закончены! - держа цепким парализующим сумрачно-тёмным взглядом, заставляла оставаться на месте, заговаривая и отвлекая, пока приближалась через большой отдел к его столу. Он же по-настоящему растерялся, понимая, что она права. Не желал мириться. "Нет! Они тебя съедят, милая!" - вскрикнул глазами, попытался восстать: тщетно - продолжала гнуть свою линию. - Всё это слишком серьёзно, пойми, Серёж. Спасибо, но категорическое "нет". Прости, - заговорила тише, подошла вплотную, посмотрела в глубину синего, как море, тревожного, понимающего всю серьёзность её поступка взгляда. Положила на крупные мужские плечи худые руки, сильно сжала их пальцами, с неженским усилием сажая тридцатипятилетнего майора в отставке на место. Смотрел неотрывно, не мог поверить, что позорно уступает. - Расти сыновей спокойно. Ты только у них и остался, папочка. Счастья вам, мальчишки! - тепло по-матерински улыбнулась, поразив его до дрожи. Заглядывала по-особенному в отчаявшиеся помочь ей глубины. "Позволь спасти, девочка!" - выкрикнул-выдохнул безмолвно. "Услышала", отрицательно непримиримо покачала головой, давая ясно понять: "Не отступлюсь!" - Живите и радуйтесь, ты это право заслужил в Афгане, завоевал с оружием в руках, - наклонилась, утопила зелень в море, странным низковатым голосом произнесла. - Твоя война закончена, шурави. Возвращайся на базу. Тебя ждут сыновья на Большой Земле, - дёрнулся в мистическом ужасе: "Эти слова произнёс комэск, когда пришло сообщение о смерти моей жены! Откуда узнала!? Читает мысли?" Потрясённо распахнул взгляд, истошно закричав про себя от осознания, что эта удивительная девочка-солдат лишает его последней надежды вновь почувствовать себя героем и воином. Взбунтовался: "Не бывать! Я с тобой до конца!" Поняла, посерьёзнела, сурово окунулась в синь, ещё больше понизила тон голоса, отчего у Сергея больно встрепенулось сердце, едва не вонзившись в грудину. Как заворожённый, стихнул, просто не в силах сопротивляться. - Это моя война. Они убили моего Алексея и нашу нерождённую дочь - пора разобраться раз и навсегда. "Омерта"* закончена. Я объявляю им собственный "Джихад"** - настало время кое-кому платить по счетам. Они мои "кровники", а не твои, офицер Михалёв. Благодарю за дружбу и службу, солдат, - протянула руку в приветствии, сердечно улыбнулась, когда вместо пожатия поцеловал обе руки. Очнулся от невыносимой горечи, услышав её лукавые слова. - Сергей Михалыч, прошу, не тяни долго с Иринкой - она тебя любит, - засмеялась, озорница, забавляясь вспыхнувшим румянцем на лице Александровой, сидящей за соседним с ним столом. - Пора вам впрячься в одну упряжку, дорогие...
   Мельком окинул взглядом отдел: "Да, не сработала шутка... Веселья не вышло. Все следят за нами в полнейшем молчании. Затихли дыханием, словно только сейчас до них стал доходить весь трагический смысл действий Риманс и их последствий. Наивные глупцы! Вы ничегошеньки не знаете об Органах и их приёмах! Не дай вам бог попасть в эту карусель..."
  
   Пока отвлёкся, Марина подошла к двери, выпрямилась, обвела всех спокойными глазами, потом медленно поклонилась в пояс по-русски, сняв берет и коснувшись им пола. Отдала честь сотрудникам, прожившим и пережившим с нею это нелёгкое время. Безмолвно вышла прочь, беззвучно прикрыв за собой дверь отдела. Так и ушла под гробовое молчание не только людей и печатных машинок, но и почему-то безмолвствующих всё это время десятка телефонов.
   Ахнул, окатившись холодным потом: "Отключили! Весь отдел отключили! Прослушивали! Вот чёрт..." Отряхнулся от оторопи и... выскочил вслед за сотрудниками в коридор.
   Марина шла по длинному и гулкому коридору этажа, стуча высокими шпильками зимних сапог бордового цвета, с силой впечатывая их в пол, покрытый толстым линолеумом.
   Михалёв, провожая её грустным взглядом, подумал: "Словно навсегда оставляет здесь метки. Силой вбивает память о себе и прожитой трагической странице жизни, - оглянулся на подчинённых. - Как смотрят! Девочка, наверное, чувствует, что мы, все шестнадцать человек, вышли и, поражённо молча, смотрим ей в спину". Огненная безумная мысль обожгла голову, и, уже не задумываясь, ринулся обратно в отдел к своему столу. Ирина вошла следом, но он не смотрел на неё. Схватил пиджак, быстро проверил карманы, выдвинул ящик стола, сгрёб ключи от машины...
   - Нет!! - взвизгнула, побледнев хорошеньким личиком. - Она запретила тебе вмешиваться! Остановись!! Сергей! Подумай о детях!
   Но простого привлекательного гражданского мужчины здесь больше не было: напротив девушки стоял мощный, подтянутый, суровый и непреклонный офицер ВВС, перед которым только что поставили новую цель: "Догнать и спасти".
   - С дороги, - голос был тих и незнаком. - Я не могу поступить иначе. Ты должна это понять.
   Отодвинув её железной рукой, сорвал куртку с вешалки, нахлобучил лохматую меховую шапку на голову и стрелой вылетел в коридор сквозь толпу возвращающихся коллег - спешили прильнуть к большим окнам отдела, чтобы увидеть своими глазами, как Риманс дойдёт до павильона станции метро "Автозаводская".
   Сергею это было не нужно - бежал к машине, припаркованной за углом Инженерного корпуса. Его пытался остановить обезумевший от ужаса Бычков, потом, уже на выходе, разъярённый Кальков - смёл всех!
  
   Через пару минут вишнёвый "Москвич" с рёвом рванулся по улице Ленинская Слобода в сторону Симоновского Вала на север, к площади Дзержинского. Пока привычно следил за дорогой, лихорадочно думал, волнуясь и замирая душой: "Куда пойдёт? Через какой выход выйдет? Их там столько...! Так, не психовать, думать, - выворачивая на развязку возле Таганской, успокоился немного. - Скорее всего, выйдет прямо у главного входа. Хотя..., может и у третьего выхода. Там же её должен кто-то встретить, следовательно, сначала будут говорить. Где можно это сделать, не привлекая внимания? Так... Там два сквера. Ближе тот, что у развилки на Мясницкую, - переехав Яузу, влился в поток по Солянке. - Да, там и встретят девочку: между двух зданий, скрытно, в стороне от основных павильонов метро. Только бы успеть! - подъезжая к месту по Лубянскому проезду, уточнил по карте схему движения и тихо выматерился. - Тупица ты, офицер! Ага, так тебе и позволили бы подъехать на крыльях справедливости к управлению..." Чертыхаясь, вывернул с площади Ильинка на Маросейку и по большой дуге объехал район, лишь по Армянскому переулку попав на Мясницкую улицу.
   Проехав дом номер три, сбавил скорость, опустил боковое окно, стараясь рассмотреть сквозь голые деревья и кусты скамьи в скверике. Вскоре заметил несколько людей на округлой площадке: двое на скамье и трое поодаль по периметру пятачка. Нервно сжал зубы: "Они! Под конвоем встреча! Пропала птаха..." Сбросив скорость максимально, медленно объезжал сквер, видя, как Марина встала со скамейки, а за нею следом крепкий взрослый мужчина, что-то тихо говоря на ухо. Растерявшись, Сергей остановил "Москвич" возле развилки: здесь пройдут обязательно. Не тут-то было: в правое окно постучал парень с ледяными глазами. Откуда взялся, не понятно.
   - Проезжай.
   - С какой стати? - Михалёв заартачился, краем глаза следя за Мариной поверх спины склонившегося оперативника.
   - Без разговоров. Живо, мужик!
   Стало не до спора: в руках "опера" оказался пистолет. Сергей побледнел и двинул машину направо, намереваясь проследить за процессией до главного входа. Тут же парень обежал машину, и рука легла на руль, вывернув влево.
   - Последнее предупреждение, - голос тихий и красноречивый. - Пристрелю, не моргну глазом.
   - ...Я ведь дала согласие! Отпустите его!
   Донёсся до слуха встревоженный вскрик Марины. Сергей увидел, как схватила одного из конвоиров за руку, в которой было оружие, кажется, "Стечкин". Парень дёрнулся, но старшой что-то неслышно сказал, тот успокоился, отступил от края тротуара сквера. Двое стояли чуть дальше, руки держали на левой подмышке. Девушка что-то тихо и быстро говорила всем, видимо, умоляя не стрелять.
   - Уезжайте! Вы только вредите, - стрелок шёл рядом с машиной. - Не заставляйте применять силу. С ней всё в порядке. Свои, - прошептал неслышно, не шевельнув губами.
  
   Стиснув в бессилии зубы до скрипа, Михалёв свернул налево, видя в боковое зеркало, как мужчины в одинаковых строгих серых костюмах окружили Марину плотным кольцом и повели к бюро пропусков. Зарычал вслух, захлебнувшись диким желанием: "Дьявол! Здесь бы и "положить" всех из пулемёта!" Пока медленно объезжал площадь Дзержинского с молчаливым и грозным памятником, высказал многое и кучерявое, косясь то на уменьшающиеся фигурки парней с военной выправкой, то на их бронзового идола в долгополой кавалерийской шинели. Лишь проехав Яузу, остановился у обочины и обессиленно опустил голову на руль. "Не вышло подвига, офицер. На что надеялся? Ты же слышал, что она сама туда пошла, согласилась на сотрудничество... - двинув машину, сам себе не верил. - Нет. Не той породы девчонка. Вынудили. Защищала, бедная, родных и дитя. Будьте прокляты вы все... - не договорив, вдавил педаль газа в пол до упора и постарался не думать больше ни о желании стать спасителем Мари, ни о том, чего так хотелось: встать во весь рост и принять пулю в сердце. Хмыкнул печально, не сумев отодвинуть горечь поражения. - Так было бы, по крайней мере, правильно и понятно: защищал, пока был жив. А теперь... Кто ты теперь? Простой старший инженер завода, пусть "ящика", фактический вдовец с двойней пацанов, почти жених, сносный друг и никудышный герой. Ничто..."
  
   * ..."Омерта" закончена, - закон круговой поруки и взаимного молчания в итальянской мафии "Коза Ностра".
   ** ...объявляю... "Джихад", - "священная война" правоверных мусульман в защиту веры против иноверцев. В переносном смысле - противостояние против несправедливости, попирающей веру и права человека.
  
   Март, 2016 г.
  
   ДОПОЛНЕНИЕ-3.
   ФЕНИКС.
  
   Её опять выкрали! Буквально: едва показалась во внутреннем дворе гостиницы, кто-то зажал сзади крепкой рукой ей рот и потащил немилосердным бульдозером к тонированному минивену. Высокий сбитый мужчина, не произнеся ни слова, закинул худенькую маленькую девушку, как котёнка, в салон, где её приняла пара таких же немилосердных рук.
   - "Вырублю", если пикнешь.
   - Не лапай! Лучше плед дай - спать хочу, - спокойный голосок невольницы на миг смутил "опера". - С ночной я...
   Как только водитель сел в кресло, в салоне больше не прозвучало ни звука. Охранник безмолвно извлёк из-под сиденья тёплый тёмно-синий плед, укрыл девушку на разложенном тут же сиденьи, странно зыркнул на коллегу в зеркало заднего вида; тот не подал и вида, что ситуация эта весьма непривычна, да что там - нонсенс: чтобы пленница указывала служащим Системы, что делать...? Но, сами не понимая себя, парни выполнили всё беспрекословно, подумав, наверное, каждый: "Чего-то нам не договорили на инструктаже..." А девушке было начхать на их сомнения и подозрения.
   Марина Риманс не была нахалкой или, хуже того, дурой, и ситуация эта совсем не забавляла её или была ожидаема. Вовсе нет. Лишь раздражала. Привычно ругнувшись на неприличном и извечном арго, провалилась в сон - дежурство вышло не из лёгких: одиннадцать номеров выездных! Группа путешественников из Вологды съехала из столичной гостиницы для госслужащих и депутатов, принеся ей деньги. Так заведение держалось на плаву, восполняя недостаток средств, потерянных в период очередного "режима" во время Пленума ЦК КПСС. Что делать - члены членами, а денежки считать приходится регулярно и отчитываться за них. Вот и пускали на постой простых смертных в номера недавно съехавших слуг народа и их прислужников.
  
   Проснулась от ощутимого толчка, когда забугорный малыш-автобус попал небольшими колёсами в русскую выбоину. Сквозь сон услышала тихий мат из уст водителя, смешок от охранника.
   - Опять? Здесь же??
   - Забыл, ёпть...
   Не раскрывая глаз, принялась размышлять: "Чёрт, зачем меня опять выдернули? Ну, Сергеич, получишь от меня пару ласковых! "Спустись через грузовой. Лучше боковым выйди". Вот ведь зараза кагэбэшная! Провёл меня! А я-то, тупица, подчинилась, подумав, что он новый "хвост" за мной заметил! - осторожно вздохнула, медленно повернулась на бок. Почувствовала, как парень поправил сползший плед, накрыв её почти с головой. - Заботливый, блин! Ладно, служивый, спасибо. Что-то сегодня зябко. Или я опять простыла? Ёёё..., забодал насморк. Надо идти на прогревание. Пять сеансов УФИ, и порядок на пару лет, - негромко шмыгнула носом, вспомнив, что капли в сумочке, решила пока "не просыпаться", а потерпеть. - Куда меня? На ближнюю? Если да - это свои, если нет - либо Толик, либо... неприятности. Вот только сейчас мне их не хватало! Хорошо, что дочь у мамы, - погрустнела, вспомнив трёхлетнюю дочку-звоночка. - Прости, роднулька, свою непутёвую мамку. И сама не рада, что попала в эту гэбэшную карусель. Если бы не Лёха... - задавив истерику, сжала эмоции и сердце в кулак. - Стоп! Не раскисать! Ещё неизвестно, что ждёт через несколько минут. Силы могут понадобиться... - не успела подумать, как почувствовала под колёсами машины ровную гладкую дорогу. - Нет, только не туда! Опять самолёт!?"
   - Подъём, - низкий строгий голос вырвал из отчаяния, рука легла на женское плечо. Села на ложе, "опер" подал таблетку и бутылку с минеральной. - От укачивания, "Аэрон", - проследил, пока пила, забрал бутылку. - На выход, - обернувшись, извлёк из мягкой небольшой сумки сзади него матерчатую тёплую курточку с капюшоном, протянул. - Надень. Там прохладно, - когда выполнила приказ, показал глазами на соседнее кресло, а разложенное тут же собрал. Надел ветровку. - Пошли, нас ждут.
  
   Одновременно с ними вышел и водитель, тот самый плотный мужчина, что "принял" Мари во дворе гостиницы. Идя под конвоем, лишь про себя выразилась, заметив на взлётной полосе знакомую "птичку": небольшой реактивный самолёт. На трапе у входа в салон стоял знакомый зрелый мужчина с седеющими висками. "Михайлов! - безмолвно ахнула, стараясь "держать лицо". - Значит, на "среднюю" летим. Толик!"
   - Семь минут опоздания, - густой басовитый голос укорил парней.
   - Спала. Не хотели тревожить ямами.
   - Ладно, верю, - снисходительно едва заметно усмехнулся. Внимательно присмотрелся к невольнице. - Легко одета, уставшая и, наверняка, голодная, - спустился с короткого трапа в несколько ступеней, остановился перед ней. - Здравствуй, "Пани".
   - Честь имею, товарищ тюремщик! Баланда съедобна на вашем корыте? - голос был прохладен, ровен, не располагающий к шуткам.
   - Я лишь выполняю приказ, - убрал с лица улыбку. - Я Вас попрошу "птичку" нашу не обижать, на ней ещё лететь, может отомстить, - негромко рассмеялся и положил на тоненькие плечики гостьи тёплые руки. - Поешь, выспишься и перестанешь ворчать.
   - Зачем? - не смягчилась, не смирилась, упрямо наклонив голову, сверкнув тёмной зеленью глаз.
   - Сам ещё не знаю. Послушаем вместе, - поднял на парней серый строгий взгляд. - Свободны.
   - Сумка! - метнула изумруд в охранника.
   Тот, покраснев, бросился к машине, повозился, вернулся с женской сумочкой в руках.
   - За сиденье завалилась, - отдавая, прятал красивые тёмно-серые глаза в густых ресницах. - Простите.
   - Время, - в проёме люка показался стюард.
  
   ...Она оказалась права: "средняя" база. Приуралье. Красота и ощутимая осенняя прохлада, полыхание жёлто-красных лесов, ягоды и... комары.
   - Репеллент, - мужчина протянул незнакомый баллончик с иностранной надписью и комаром на этикетке.
   - Я буду находиться в тайге? - возмутилась. В ответ посмотрел удивлённо. - Тогда не нужно. Аллергия на запахи.
   - Он без запаха, - увидев отрицательное покачивание светловолосой головы, прикрытой тёплым капюшоном курточки, безропотно убрал в карман аэрозоль. - Ну, готова? Нас ждёт машина.
  
   Через час были на заимке в глухом месте леса. "Территория небольшая, тщательно огороженная, строения небольшие, приземистые, деревянные; хорошо скрывают сосны и лиственные деревья, не вырубленные без нужды. Красиво и скрытно. По периметру территории сторожевые вышки, дорожки тщательно выложены поперечными спилами брёвен: сухо, чисто, ароматно, здорово. Санаторий, блин... - Марина грустно вздохнула, окидывая внимательным взглядом всё вокруг. - Хрен с самолёта или вертолёта разглядишь, куда уж спутнику браться... Научились маскироваться и прятаться, черти. Ладно, разберусь".
   - На месте, - остановившись у добротной постройки с чистыми стёклами окон и дверей на заграничный лад, сопровождающий обернулся, протянул репеллент с виноватой улыбкой. - Съедят ведь. Возьми. Расчешешься. Знаю, - смотря в упор, взяла, положив в карман курточки. - Готова? Драться не станешь?
   - Посторонние?
   - Посмотрим.
   В просторном кабинете находились трое незнакомых взрослых мужчин с неподвижными, будто каменными лицами. Гостья тайком вздохнула, окатившись противной дрожью страха: "Это "спецы"! Они что здесь делают? Да что твориться...?" Покосилась на провожатого. Быстро метнув взгляд, закрыл глаза на миг: "Не нервничай. Свои". Неуловимо покачала головой: "Ну, дела..." Не успела подумать, как в боковую, скрытую дубовыми панелями дверь вошёл он, куратор Анатолий Грек. Её друг, тайный воздыхатель и самый опасный человек на свете. Марина никогда не могла предугадать, чего от него ждать, с какой стороны нагрянет неожиданность, что из себя будет представлять.
   Грек был близким и преданным другом её Алексею, ныне безвременно усопшему. Его коллеги не оставили девочку без внимания после трагической гибели возлюбленного, включив её без спроса в орбиту своих интересов: и присматривали, и опекали неназойливо, и охраняли, и берегли, как зеницу ока. Поначалу, оглушённая потерей, была даже благодарна такому мощному "колпаку", лишь потом сообразив, что стала невольницей Системы. Потеряв любимого, обрела его друзей, работу и... недругов. "Хвост" вскоре стал привычным, и она быстро научилась отрываться и пропадать. Ребята-"опера" тоже приспосабливались к строптивому объекту, не раз и не два спасая и оберегая от неприятностей свободолюбивую упрямицу. Лишь когда стало понятно, что к Мари начали проявлять определённый интерес "заклятые коллеги из-за бугра", девушку негласно вписали в Семью. Тогда Анатолий и стал её ангелом-хранителем, помогая и наставляя, знакомя и вводя в специфический круг Конторы.
   Наблюдая сейчас за статным красивым импозантным мужчиной слегка азиатской внешности, вспомнила один эпизод, произошедший вскоре после внедрения в "стаю".
  
   В тот день, пройдя несколько лекций и инструктажей, вышла в коридор из аудитории, замешкалась в незнакомой обстановке, беспомощно оглядываясь.
   - Вам помочь? - притормозил рядом высоченный молодой парень.
   - Я присмотрю за курсанткой, - тут же прозвучал спокойный голос Анатолия за её спиной. Парень, кивнув, испарился. - Прости, Мариш, опоздал на пару минут. Идём, - кивнув головой налево, повёл вниз по лестнице. - Устала? Голодна?
   Грустно покачав головкой, не поднимала чудных глаз, старалась не провоцировать разговором, не улыбаться: "Будь осторожна, Машук! Он "поплыл" практически сразу, едва увидел в сквере два года назад. Не усугубляй страданий человеку". Словно подслушав мысли, Грек рывком затащил её под лестницу, где было довольно просторно возле окна. Тут обычно курили самые нетерпеливые, хоть это и не приветствовалось - во внутреннем дворе было место для курящих. Сейчас здесь было пусто, чем и воспользовался: зажал девушку возле подоконника. Не испугалась, мягко выставила ладони между телами, легко отодвинула на длину рук, вызвав мистический страх у взрослого и сильного мощного мужчины. Как ни старался вновь притянуть, вжать в себя хрупкое тельце, поцеловать эти чувственные пухлые губы чудесного причудливого абриса, ничего не мог сделать. В маленькой Марине словно было несколько мужчин - в сталь превратились руки!
   - Не стоило. Он этого не одобрил бы. Сам знаешь.
   Выслушав с напряжённым покрасневшим от возбуждения и натуги лицом, бессильно зарычал, сжимая пальцы на худых костлявых плечиках, причиняя боль, "сажая" синяки. Смотря прямо в глаза, потемнев бесподобным тёмным изумрудом, лишь покачала головой.
   - Тебе не победить. Лёша стоит между нами буквально. Видишь? Чувствуешь...? - перевела загоревшиеся счастьем и любовью глаза куда-то немного выше и левее мужской головы, замерла, улыбаясь!
   - Нет... Уйди! - бездумно просипел, передёрнувшись плотным телом. Впившись в женское лицо взглядом, смотрел долго, потом стал ослаблять хватку рук и, чем слабее становилась, тем мягче был отпор. Даже не чувствуя сопротивления, не смел обнять. - Прости меня... Простите... - прошептав через силу, вдруг не смог сдержать слёз и тогда сквозь их пелену увидел... Лёху! Он стоял слева, смотря с лёгкой укоряющей улыбкой, будто говоря: "Ну, друг, ты и вытворил..." Поняв, что Грек его увидел воочию, призрак медленно растаял, поцеловав напоследок голову Марине любящим и таким грустным поцелуем! - Прости, Лёш..., больше не прикоснусь... - выдавил неслышно, побледнел, отшатнулся от девушки. Ошалевшими глазами смотрел в спокойную зелень, в которой не было ни грана осуждения, лишь тихая печаль. Постояв, шагнул навстречу и ласково невесомо обнял. - Ты простишь меня?
  
   ...Выслушав начальника, "спецы" безмолвно покинули кабинет, щёлкнув каблуками тёмных форменных ботинок. С ними вышел и Михайлов, кивком и тёплой улыбкой попрощавшись с Мариной. Последним кабинет покинул ординарец, поняв безмолвный приказ Грека.
   Встав из-за стола, Анатолий протянул руку, помог встать со стула гостье, усадил на чёрный кожаный диван возле стены у прозрачной французской двери, что выходила во внутренний двор домика.
   - Здравствуй, Маринка, - приник к её рукам с поцелуем. - Столько не виделись...
   - Зачем? - окатила прохладной зеленью, мельком окинув лицо внимательным взглядом: загорелый до черноты, с выжженными, обесцвеченными до белизны прядями волос. "Ясно. С операции только что. Где, интересно? Пакистан? Афганистан? Или Африка?" Вернулась к беседе. - Ну? - вместо ответа прижал её ладони к вспыхнувшему лицу, стал прятать серо-карие глаза, задышал часто и нервно. - Ты дал обещание, - остудила тихим грустным голоском. Не отпуская ладоней, кивнул и поцеловал их несколько раз, крича безмолвно о любви. Она знала это давно. - Ты не ответил на вопрос.
   - Тревога.
   - Ложь.
   - Есть веские причины...
   - Ответ неверен.
   - Тебе показать отчёты? - вскинулся, загорелся возмущённым румянцем на смуглом скуластом лице, глаза прищурил, усугубив схожесть то ли с алтайцем, то ли с калмыком, то ли с якутом.
   - Скажи честно, только и всего. Простую истину. Неужели так трудно? - не отступилась: нужна была правда. Медленно отпустил её руки, выпрямился, побледнел. - Зачем? Какое вам всем дело до простой девчонки-обывательницы? Не пора ли оставить на произвол судьбы? Столько средств, такие силы задействованы - зачем? Я ведь никто. Пшик. Мусор гражданский...
   Не договорила, оборвала, заметив краем глаза, что скрытая панель в стене вновь открылась, и в кабинет вошли двое серьёзных пожилых мужчин в форме. "Вот это да! Звёзд-то сколько... - безмолвно фыркнула, держа лицо бесстрастным. - Да и на груди иконостас целый. Вояки со стажем. Какая честь!" - не сдержавшись, криво усмехнулась.
   Анатолий, быстро задавив удивление на лице, встал и поднял Мари, взяв под локоток.
   - Не скачите, молодые, - седовласый генерал-майор с юными голубыми глазами по-отечески махнул рукой, отметая готовые сорваться с губ Грека приветственные слова. Подошёл к Марине, которая склонила светловолосую кудрявую головку в почтительном молчаливом приветствии, заглянул снизу в её лицо и... рассмеялся. - Вижу-вижу... Смеётся, баловница! Наслышаны, наслышаны... - обернулся к коллеге с не меньшим количеством звёзд и регалий. - А ведь это она! "Пани"! Угадал Михалыч. Не потерял оперативное чутьё! Брильянт! - повертев в руках улыбающуюся пунцовую девушку, крякнул, всмотревшись внимательно в глаза, хмыкнул: "Ого! Убила!", отпустил. - Мы лишь на минуту. Едва узнали, что доставлена - ринулись! Любопытство оказалось сильнее военной выдержки! - расхохотавшись, оба ветерана пожали руку Анатолию и вышли тем же ходом.
  
   - И как это понимать? Что за смотрины, ё-маё? Ты что задумал!? - накинулась с вопросами.
   - Успокойся! Сам не ожидал, ты же видела! - притянул, сжал в объятиях, замер, давая ей время прийти в себя от вспышки бешенства. Вздохнув, положил голову на её макушку, сильнее обнял. - Не я тебя вызвал. Узнал случайно, предложил своих ребят. Хотел убедиться, что доберёшься сюда без происшествий. В дороге ничего необычного не заметила? - покачала головой, затихнув, уткнувшись носом в его рубашку: пахла солнцем и лёгким парфюмом. - Что-то всплыло. Сам ещё не разобрался. Ночью прилетели. Голова чумная, как в тумане...
   - Акклиматизация? Жара там была? - едва уловимо прошептала в грудь. Кивнув, ласково поцеловал голову, громко застучал ретивым сердцем. - С чьей стороны...? - пожал крупными плечами, вздохнув. - Разберёмся, не впервой, - головы не поднимала, как и лица. Знала точно: посмотрит ему в глаза, Грек сорвётся - "на взводе". Хмыкнула про себя понимающе: "Срочно отправить к жене! Пусть оторвётся и её порадует!" Он почувствовал или "услышал", сжал сильно руки на её спине, затрепетал, пальцы поползли вниз. - Остановись и отпусти. Очнись. Говори, зачем я здесь, и отправляй домой.
   - Нет. Пока не прояснится обстановка, и думать забудь, - медленно нехотя разжал руки, любовно взял в ладони её личико, погладил большими пальцами впалые щёки, губы и, зарычав, отпустил, быстро отвернувшись, безмолвно выдохнув: "Яд!" Подошёл к столу, что-то полистал, просматривая, почитал, нахмурился, тяжело вздохнул. Чувствовал зелёный жёсткий взгляд на затылке, потом между лопаток, скривил губы: "Расстреляла". - Не спрашивай, - предугадал её порыв расспросить, а то и вырвать доклад из рук, - не раскрою, закрытая информация. Нам нужно дней пять, не больше. Пока поживёшь в гостевом домике за холмом...
   - Нет! В общежитии, - тихо, твёрдо, непреклонно; взгляд вновь на затылке.
   - Трусишь? - глухо, с болью, едва слышно; резко повернулся.
   - Хватит одного покойника. Хочу, чтобы ты выжил.
   - А ты? Почему о себе не волнуешься? Бессмертна? - начал заводиться, прибавляя громкость.
   - Я - кошка. Всегда приземляюсь на все лапы. Ничего со мной не случится, будете вы меня "пасти" или нет. Выживу всем чертям назло. Живучая, как... саламандра.
   - Феникс, - странным сиплым голосом, сильно побледнев, рванувшись к ней душой и телом.
   - Почему именно он? - подняла бледное лицо с огромными глазищами, сжала алые губы, выдвинула упрямый подбородок.
   - Подойдя к роковой грани, погибает, сгорает в пепел, - шагнув вплотную, положил руки на её плечи, слегка раскосыми карими с серой обводкой глазами утонул в зелёном бездонном море, - но, едва сгорев, вновь возрождается, становясь более сильным и красивым, чем был, - притянув на грудь, поднял пальцами за подбородок тонкое худенькое личико с синими подглазниками и поцеловал в губы: легко, нежно, пронзительно-волнующе, не оставляя ни грамма сомнения - это любовь навек. Оторвавшись от хмельных губ, на миг закрыл глаза, справляясь с отчаянием и сознанием, что им никогда не быть вместе. Сжав душу и сердце в кулак, сумел вернуться к разговору. - Феникс - это ты и есть. Несгибаемая и несгораемая. Оставайся такой всегда, что бы ни выпало в твоей жизни.
   - А ты кто тогда? - смотрела в душу серьёзно, пытливо, терпеливо.
   - Вечный страж, неотступная тень, вторая кожа, - не сдержавшись, вновь приник к любимым губам, но поцелуй не продлил, почувствовав, как напряглась. - Не пытайся насильно содрать - погибнем оба: истечём кровью.
  
   В кабинете повисла тяжёлая тишина, словно прислушиваясь к ним, будто пытаясь вырвать тайну из сердец, рассмотреть её, растоптать, не вынеся небесного сияния и девственной чистоты. Тишину нарушали только крики птиц и скрип столетних сосен, окружающих базу где-то в густых лесах Приуралья. Время серьёзного разговора ещё не пришло - понимали это оба: и Марина, и Анатолий. Объединённые общей бедой и тайной, запряжённые в невыносимую упряжь государственной службы, где нет места побочным чувствам, они надеялись, что выживут, переживут все операции и "программы", что дождутся той минуты, когда можно будет, наконец, откровенно поговорить, раскрыв или закрыв уже навечно сердца и души. Души, которые сейчас горели и помнили: Марина - об Алексее, Грек - о друге и коллеге, что поручил ему охранять свою возлюбленную. Анатолий с того дня и делает это: охраняет, оберегает и... безответно любит. И будет любить всегда. Его любовь тоже оказалась Фениксом...
  
   Май, 2015 г. - И. В. А. - (Дополнение к романам "Скворечник на абрикосовом..." и "На пороге тёмной комнаты").
  
   ДОПОЛНЕНИЕ-4.
   ПОДАРИТЬ НОВУЮ ЖИЗНЬ.
  
   Офицер особого отдела Госбезопасности Марат Галиев захлопнул досье, встал из-за стола, подошёл к встроенному шкафу, открыл створку, помедлив, раскрыл дело на второй странице, несколько мгновений смотрел на крупное цветное фото и, нервно вздохнув, положил папку в сейф, словно не желая никак расстаться с бумагами. Сев вновь за стол, потёр устало лицо руками, посидел с закрытыми глазами и вздрогнул от резкого звонка внутреннего телефона на столе.
   - Слушаю, - нахмурился, но ответил ровным и сдержанным голосом. - Буду через три минуты.
  
   Через час служебная 'Ауди' подъезжала к дому в старом пригороде столицы, относительно недавно ставшим частью Москвы. С удовольствием вдохнул густой хвойный аромат реликтовой сосновой рощи, гордости района. Тишина, мало машин, лишь редкие переклички гудков поездов и электричек где-то там, возле платформы.
   - Может, лучше я сама? - Ольга, коллега, напарница и соглядатай. Хладнокровна, компетентна, опасна.
   - Сам. Моя подопечная с первого дня. Мне ли не знать подробностей и особенностей? Спасибо, - Марат неспешно покинул пятачок площади и направился к подъезду, чувствуя на спине её холодный синий взгляд. - Достала, - едва слышно прошептал, борясь с диким желанием ускорить шаг.
   Заходя в подъезд и сворачивая на лестницу, вспомнил о подопечной: 'Гражданская, случайная жертва, но у меня такое ощущение, что 'спецы' с головного отдела чего-то недоговаривают. Не стали бы с гражданской столько возиться, задействовав такие силы и средства! Да сам уже догадался, что внештатная единица на консервации. Ладно, не отвлекайся, офицер. Дальше: пережила покушение, прошла процедуру по особой коррекции памяти. Цель визита: убедиться, что 'блок' психокоррекции стоит, проследить за физическим и психическим состоянием объекта наблюдения, - вздохнул, остановился между этажами. - Что ж, пора навестить ту, которую увидел неделю назад всю в крови и в совершенно невменяемом состоянии. Ну, надо думать: на её глазах расстреляли коллегу и, вероятнее всего, любовника! Бедная девочка. Сейчас и посмотрю, во что её превратили наши Конторские умельцы-эскулапы, гении копаться в телах и мозгах. Хорошо, что её сестра оказалась сговорчива и покорна, теперь всё разыграем, как по нотам, девочка и не опомнится. К лучшему. Ей невероятно повезло, что мы рядом, и смогли подарить новую жизнь с новой памятью. Всем бы так'.
  
   ...Она открыла глаза и увидела, что лежит дома у сестры Ванды на диване в большой комнате. Перед глазами мелькали кадры включённого видеомагнитофона. Шёл фильм с Гибсоном. Скосила глаза на табурет рядом и на коробке от кассеты прочла: 'Вечно молодой'. Поразилась: 'Заснула, что ли? Не помню, когда его включила? - попыталась встать и... вскрикнула от боли в лодыжке. Осмотрела её и онемела до оторопи. - Господи, а это у меня что?? Лодыжка в гипсе! Ничего не понимаю. Где это так треснулась? И когда? Ну, блин, ничего не помню'. Вдруг во входную дверь позвонили.
   - Ванда! Звонят! Открой! - тишина. Заволновавшись, засуетилась, оглядываясь: 'О, чёрт..., и что теперь делать? Ладно, надо скакать - люди ждут'. - Минуточку! Сейчас открою! - прокричала и поскакала, цепляясь за мебель, стены, двери. - Подождите, пожалуйста!
   - Здравствуйте! А Ванда дома? - за порогом стоял молодой мужчина. Открыв двери шире, окинула незнакомца с головы до ног. Хмыкнула про себя: 'Красавец какой, а! Молодец сестрёнка. Как наши 'конторские': молод, высок, строен, поджар, глаза серые, внимательные, цепкие'. - Она скоро придёт? - гость с улыбкой рассматривал Мари, но что-то было в его глазах непонятное. Оно и отрезвило 'любопытную Варвару'. - Позволите войти?
   - Простите, что уставилась на Вас - ещё не проснулась совсем, - рассмеявшись, девушка постаралась половчее подпрыгнуть и повернуться на одной ноге. - Проходите, пожалуйста. Сама не знаю, где она. Проснулась - пусто.
   Гость аккуратно придержал хозяйку за тоненькую талию, пока доскакала до дивана.
   - Перелом?
   - Будете смеяться над глупой девушкой - не помню! - смеясь, не спускала с парня изучающий взгляд. 'Похож на 'опера', точно! Да и чутьё предупреждает: 'Будь осторожна!' Так, Машук, держи ухо востро'. - Мысли, словно масло: скользкие и гладкие, не ухвачу никак.
   - Ну, что тут удивляться? Очевидно, сильный наркоз Вам не пожалели дать, раз до сих пор в тумане и так мало помните. Всем бы так и подольше! - рассмеялся, внимательно обводя глазами комнату. - Ну, раз Ванды нет, значит, она ещё не вернулась из Питера. Что-то её задержало в командировке, - отметила, что визитёр не очень-то и опечалился этому факту. 'Что с ним не так?' - А кто ухаживает за Вами...?
   - ...Марина я. А Вы кто? Не помню, мы не встречались с Вами раньше? - 'Чёрт, что-то неуловимое. Где-то видела. Да и предчувствие пинками толкает: 'Он не тот, за кого себя выдаёт!' Думай, Мариш!' - И где? Давно? Общие друзья? Были лично знакомы? В компании виделись?
  
   - Скорее всего, нет, - взгляд отводил мягко, словно соскальзывал с лица, стекал с её взора, так же неуловимо возвращался, чтобы не насторожить умницу. 'Наслышан и проинформирован о способностях, но сейчас они в ней придавлены, об этом можно не переживать'. Окунувшись в зелень чудных глаз, тактично переводил серый взор на гипс, отвлекал разговором. - Мы с Вашей сестрой недавно познакомились, по работе, но о Вас я наслышан, Марина, - подняв, глаз больше не сводил, окунаясь и изучая, дотошно подмечая все интонации девичьего голоса и смену настроения, наблюдая за мимикой и движениями рук и ног. 'Пока порядок: спокойна, уверенна, кокетлива, обыденно привычна, адаптирована, тремор и неосознанные движения отсутствуют. Отлично: 'блок' держится. Проверю кое-что...' - Ванда рассказывала, что Вы всё в Москве бросили и уехали в провинцию. Отважная! - заразительно засмеялся, глаза засияли. Марина, пушинкой подхватив смех, восхитилась про себя: 'Чёрт, как хорош! Ванда, да ты проказница. Если удержишь его, зауважаю, сестрёнка'. - Не жалеете? Не скучаете? Не знаю, сам бы смог так поступить? Что чаще всего вспоминается? Что помните о последних днях? Не захотелось вернуться?
   - Нет, не жалею, не скучаю, не вспоминается, не захотелось! Честно-честно: ни капли! Надоела столица до чёртиков!! - хохотала озорница от души, заалев ярким румянцем на бархатных щеках, засияв бесподобным изумрудом. Марат едва сдержал жаркую волну, не позволив ей вылиться на лицо. Стиснув зубы, тепло улыбался девушке-отраве. Ругнулся про себя: 'Знал же всё про неё! Держи эмоции, офицер! Лучше отметь в отчёте: отвечает на все вопросы и предположения адекватно, чётко, мысли не теряет и в малом'. - ...А последние дни, судя по лодыжке, провела у видика, - Мари кивнула на стопку кассет на табурете рядом, озорно рассмеялась, заиграла зеленью глаз, показывая очаровательные ямочки на щёчках, выгибая тонкую красивую спинку. Улыбаясь, заметила про себя, что гость не отреагировал на её флирт, а стоит с застывшим лицом, словно глухой и слепой. 'Жаль. Наверное, несвободен. Бедная Ванда! Не везёт с мужчинами ей, вот и этот 'мимо кассы'!' Попыталась задержать красавца с такими потрясающими формами тела. 'За рюмкой чая, пожалуй, смогу его прощупать тщательнее. Ха, и не такие ломались!' Распахнув омут цвета леса, обволакивала парня манкостью и колдовской притягательностью. - Может, чай? Есть чудесный липовый мёд!
   - Пожалуй, откажусь. Хотел переговорить по делу с Вандой, но подождёт оно, - прикрыл вспыхнувшие удовольствием глаза: 'Отлично 'спецы' поработали с девочкой! Хвала кудесникам-психиатрам! Удалось им всё негативное в этой удивительной головке 'стереть', не навредив. Браво. А с подменой воспоминаний выяснится позже. Это уже не наша боль, а местных наблюдателей. Отбой'. - На работе и решим. Пойду, дела не будут ждать, - тепло попрощавшись с зеленоглазой подопечной, тайком вздохнул и ушёл, попросив закрыть за собой дверь.
  
   Спускаясь к машине, стоящей у сквера, загрустил: 'Жаль, больше не увижу эту наяду лично. Только на фото в отчётах и понаблюдаю, как она и что происходит в жизни девочки, - открывая дверцу авто, бросил украдкой взгляд на подъезд, пожалев, что окна её квартиры сюда не выходят. Погрустнев, прошептал напоследок. - Прощай, обаяшка'.
   - Ну, как объект? - сотрудница встретила прохладным насторожённым взглядом.
   - Порядок. Двигай. Работы по горло. Ещё отчёт писать да к старику идти 'на ковёр'. Забодает вопросами и придирками, - Марат спокойно посмотрел в холодные голубые глаза напарницы. 'Только бы не привязалась с расспросами! - слава богу, не стала. Скользнув взглядом, лишь поджала тонкие губы и тронула машину с места. Парень закрыл глаза, отгородившись от неуютных поглядываний искоса. - Лучше видеть воздушную весеннюю живительную зелень, чем эту губительную космическую мертвящую синь...'
  
   ...Домой в село девушка вернулась через десять дней на своих двоих, хоть и хромых. Жизнь вошла в привычную колею. Только головные боли не давали расслабиться Марине ни на миг, стоило только вспомнить о поездке в Москву. И она перестала вспоминать, покорно подчинившись велению разума и мигрени, обострившейся после её выходки и травмы. Постепенно поездка совсем изгладилась из девичьей памяти, а новые жизненные обстоятельства смыли и головные боли. Жизнь продолжалась.
  
   Октябрь, 2014 г. - И. В. А. - (По мотивам романа 'Скворечник на абрикосовом дереве').
   КОНЕЦ.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"