Колокол гудел непрерывно. "Скорей, скорей. Пока не услышали. Ночью звуки ходят далеко и гулко. Хорошо бы на улице - ветер. Тогда не слышно. Тогда успею".
Завязанный в три попытки верхний узел держал вес. Вес рук. Нижний вязался заранее, осторожно. Еще внизу. Сомнений холодного мозга он не вызывал. Длина позволила приладиться. Не подтягиваясь. Колокол.
Колокол.
Гулкая решетка вибрировала и вибрировала. От тела. Упорно, вопреки всему, вопреки холодному желанию, она звала на помощь. Давала непрерывный "SOS". Морзе туда, в пустоту, в последнюю надежду. Колония должна жить! Мир должен существовать! Вопреки всему! Вопреки нелепому желанию несовершенного идиотизма серого вещества! Тупости глупого разума!
Жить!!!
--------------------------------
Ворвавшийся "страж" увидел рвущееся в судороге последнего хрипа тело, поджимавшее ноги и упорно не дающее им ни на что опереться. Руки, хватающие одна другую, чтобы только не дать ... не позволить ...не схватить ...
- Михась! Михась, шоб ти сказiвся, Упир! Михась! - обтекая струей холодного пота по спине, по хребту, он держал на весу судорожно трепыхающееся мясо. Поднимал его вдоль решетки и не имел никакой ни возможности ни времени, чтобы открыть дверь клетки и перехватив с той стороны, вынуть из удавки "это".
"Вб'є, Командир, якщо дiзнається!" - в ужасе военного времени отчитывал он сам себя, - бестолкового в своем стремлении к маленькой радости свежего воздуху, в нарушение приказов, уставов ..., - "Як пити дати вб'є! I де вiн взяв її ... (веревку)?"
- Миха-а-ась!!!
--------------------------------
Мир кружился, сворачиваясь в спираль. Все быстрее, быстрее, быстрее ... Фотографиями, снимками, кадрами из прошлой жизни. Закручивал их по часовой стрелке, уменьшая в леденящей, исчезающей дали. В точке. Статичные, "живые", черно-белые, не цветные ... Как мало? Одинаковое. Много. Одно и то же. Одинаковое? Все? Лариса? ... Стягивающиеся, стекающиеся в водоворот черного центра бесконечного безумного черного Мира ... непроницаемо черного ... Черного!
Мир сжимался в ничто ... Вот-вот должен схлопнуться ... Ну, еще. Еще немного. Еще чуть. Уже почти. Вот.
Грохот внешнего мира рос вопреки. Врываясь в то, что осталось криками, шумом, звоном колокола. Не отпуская на волю. Возвращая. В орбиту. Боли, Страха, Ужаса. Бесконечной бессмысленности ...
- Сховатися хотiв, Нiмий? - стоящий за спиной "хлопцiв" командир равнодушно грыз зубочистку, поворачивая ее крепкими пальцами, - Ладно. Вранцi вiдведеш. Стрельнеш [6], - обратился он к проштрафившемуся тощему "стражу".
- Бiжи, с ...! - приклад железом промеж лопаток безвариантно дополнил команду, заставляя перейти с еле-ковыляния на сильно хромающую трусцу трехногой собаки, - Бiжи, я казав, пся крев! - польское "собака безродная" выдавало уроженца далекого западного приграничного припольского "Полiсся".(Полесья). Нервно прибавленное к клацанью затвора "matka Bo?a" (матерь Божья) "высветило" также и нежелание молодого, но "истинного католика" брать смертный грех себе на душу.
Война войной, а Dusza jedna (душа - Одна). "То бiй, а то - вбивство!".(то - бой, о это - убийство).
- Бiжи, я казав!!! - высокий, почти истеричный крик подстегнул надеждой и заставил раздавленное горло хрипеть чаще. Гуще выхаркивать острые колючие сгустки веером слюны. Втягивать сипом так медленно приближающуюся одноногой хромотой зелень последних листьев сгущающихся деревьев.
Нервно обмахнув себя ото лба широким католическим крестом, солдатик вскинул ствол ...
--------------------------------
Книга - носитель души.
Первый рисунок, первая скальная надпись сделали двуногое прямоходящее - человеком.
Книги разные - души разные. Прямые, корявые, умные и не очень ... еще ... пока. Так и души, - воспитанные на них.
Каждый Народ поклоняется книге: Торе, Корану, Библии, Тибетской книге мертвых, сочинениям Конфуция, ... Достоевскому, Кастанеде, ... Дарье Донцовой ...
Книге. В ней мудрость души, душонки, проблеск разума, остатки разумения ... что-то человеческое еще ...
Не ведающие книг, жгущие их, лишь мажут жертвенной кровью губы каменным истуканам. Животной кровью, человеческой.
"Пища богов".
Вуду, полинезийцы, пигмеи, бушмены (смешно - люди Буша) ... Все они, приносящие кровь людей в жертву животным. Поклоняющиеся животным. Еде.
Салу?
--------------------------------
Очередь над кустами осыпала срезанными ветками и радостью удаления. Дальше, дальше. Хрипя, задыхаясь. Только бы не упасть. Пот. Вонь. Бессилие. Вата. Быстрее, быстрее.
Только б не упасть. Еще шаг. Еще. Бежать, бежать ...
--------------------------------
"... Не делай себе кумира ... Не поклоняйся им и не служи им ... И поразил Господь народ за сделанного тельца ..."
--------------------------------
Васька не мигая смотрел в мир. Не отводя черных прицелов зрачков от единственной точки. Не видя перед ней ничего. Ни стен, ни миски, ни гор. Ни тысяч километров тумана, скрывавших далекое.
Тишина и шелест падающих листьев в маленьком уютном дворике убаюкивали.
--------------------------------
В доме сгоревшем дотла
Печь закопченная лишь.
Красного нету угла,
В погреб провалена Тишь.
На прогоревшем полу
Стол посредине стоит.
Пепел подернул золу.
Книга на досках лежит.
Черная.
Жар перейдя,
Скорчилась желтым листом
Кто-то забыл, уходя,
И не вернулся потом.
Пальцем корявой руки
Хрупких коснулся страниц.
С первой открытой строки -
Стайка неведомых птиц:
"Amantes amentos est" - разница в букве одной.
"В страсти - безумие есть"!
Свет раскололся стеной ...
В солнечный луч уходя,
До темноты не дожил.
Книгу собой хороня,
Вечность в себе сохранил.
прим.: Amantes amentos est (лат.) - Любящие безумны есть.