Знаешь, каждый песню свою тебе сочиняет. Дай и мне сложить пару слов. Невеселых, как дождь осенний. Благодарных, как знойный воздух, потревоженный влажной тучей. Беспокойных, как сердце, стучащее день и ночь.
Я жил в доме у Никольского Морского собора. Каждое утро и каждый вечер гулкий воздух в окно вливался, прорезанный старческим дребезжаньем трамваев. Было сумрачно. Во всем мире только колокол смел говорить о Боге.
Каждое утро и каждый вечер неясная тяга заползала в горло. Дом выталкивал меня из своих объятий. Натянув капюшон на лоб, спрятав зябкие руки в карманы, я нырял в темноту трущобных дворов.
Рваный свет фонаря вырывал туманные тени двойников, вылезающих в серые стены квадратов, и бредущих навстречу мне. Поздоровавшись друг с другом, мы раскуривали пополам сигарету, говорили слова без значения, но со смыслом, остающимся в нас при прощаньи, когда, плечи ссутулив, расходились в разные стороны, обрывая знакомства нить.
Проходные дворы, закоулки косые обходил я безмолвным стражем, сгорбившись, ибо тяжесть нахлобученного на крыши неба серым мраком, тоской давила. Прохожие отгораживались от неба темными щитами зонтов. Но я чувствовал себя сильным. Способным тягаться с небом. Я плечи свои подставлял.
Я заходил в распивочную. Садился за стол и слушал натужное бормотанье небритых пьяных мужчин. Мы говорили о жизни. Мы толковали о смерти. Мне нравились неторопливые эти беседы. Но я первым всегда уходил.
Я уверенно шел сквозь нервное трепетание молний, притягиваемый огромным магнитом, всевластным магнатом, вершащим судьбы людей. Исакий! Ворчливое оранье ворон, окруживших тебя и клевещущих о недолговечности жизни, - что оно против мощи твоей?
Вы знаете, где прячутся в непогоду те, кто бежит от уюта? Я брел к ним, влекомый неясной вечной тоской. Шепелявый шелест деревьев, переговаривающихся с ветром, заглушал звон капель, бьющих мутное дно зеркал.
Но громче, чем дождь, деревья и ветер всегда клокотала Она...
Да уж, надо бы с Ней осторожней. Зверем неукротимым несется Она по болоту. Каменная узда и чугунное стремя - что они Ей, когда встанет Она на дыбы? Мы с Ней братались, доверив друг другу тайные мысли. Но нрав Ее дикий меня заставлял отступать. Трижды Она пыталась украсть мое жаркое тело. Трижды своенравно решала - отдать его иль не отдать.
Я проходил по городу. Ручка за ухом - как сигарета. Песня моя - со мной. Так бы бродил всю вечность, спотыкаясь о грусть столетий. Но зов желтых загадочных окон притягивал к ночи домой...