Abigail Blanche : другие произведения.

Убить Тома Круза

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Детская мечта саентолога Тома Круза - убить Гитлера - начинает сбываться. Но сможет ли он это сделать? Ведь есть желающие убить и его самого...

"Я с детства мечтал убить Гитлера"

Том Круз,

(на презентации фильма "Операция "Валькирия"

Сеул, январь 2009 года)

  
   1 июня 2009 года
   Мировая лента новостей
  
   "Самолет "Эйр Франс", летевший рейсом 447 из Рио-де-Жанейро в Париж, пропал с экранов радаров сегодня около 7 утра по Гринвичу. Предположительно Airbus A330-200 попал в зону турбулентности, в него ударила молния, после чего он потерпел крушение над Атлантическим океаном. На борту авиалайнера находились 228 человек из 32 стран, в том числе - 26-летний представитель бывшей императорской семьи Бразилии Педру Луиш Орлеанский и Браганский".
   В списке пассажиров разбившегося аэробуса также значился бразильский художник Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиш да Сильва Шикльгрубер, более известный под псевдонимом Ван Хох.
  
  
   8 августа 2008 года
   Фазенда Ван Хоха
   Сантана-да-Ливраменту, Бразилия
  
   Ван Хоху не спалось. В последнее время это стало его привычным состоянием: возраст все-таки давал о себе знать - то прострелом в спине, то острой щемящей болью в сердце, а то обычной стариковской бессонницей.
   Ван Хох спустил ноги с кровати, нашел тапочки, нетвердой походкой прошаркал в туалет, а потом подошел к умывальнику. Как обычно из зеркала на него посмотрел незнакомый пожилой человек с длинными, по-богемному собранными в хвост седыми волосами и аккуратной бородкой-эспаньолкой. Шестьдесят с лишним лет, проведенные в Латинской Америке, и несколько пластических операций до неузнаваемости изменили его облик. И только на самом дне глубоко посаженных серых глаз он порой наблюдал подлинного себя, такого, каким три четверти века назад его знал весь мир.
   - Хайль Гитлер! - поздоровался он со своим отражением. На какую-то долю секунды искра вспыхнула в его стальных глазах и осветила испещренное морщинами лицо. А потом она потухла, и все стало по-прежнему.
   - Зиг Хайль! - устало ответил Ван Хох за отражение и побрел готовить завтрак. Полвека в Бразилии не смогли выбить из него привычку завтракать по-немецки плотно - сосисками, яичницей и бутербродами.
   Покончив с завтраком, Ван Хох прошел в мастерскую, чтобы немного поработать над незаконченным холстом. Но немецкое трудолюбие было бессильно против отсутствия вдохновения. Старик прошел в гостиную, щелкнул телевизионным пультом и сразу же попал на церемонию открытия Олимпийских игр в Пекине. Гуттаперчевые китайцы летали на невидимых тросах над стадионом и передавали друг другу факел с Олимпийским огнем.
   Ван Хох рассеянно наблюдал за телевизионной картинкой, а перед его мысленным взором в это время проплывали совсем другие образы... Юноши и девушки в белом трико с развевающимися на ветру светлыми волосами и целеустремленностью во взгляде голубых - у всех, как на подбор, - глаз нескончаемым потоком входили на олимпийский стадион. Они несли в руках флаги, море красных флагов с белым кругом посередине и магическим знаком свастики, под которым зажглась счастливая звезда Тысячелетнего Рейха.
   Тем временем в Пекине начался парад стран-участников, и старик с радостью констатировал, что сборная Германии была одной из самых многочисленных на этой олимпиаде. "Да, не зря организация потратила столько сил и средств на объединение страны. Западные футболисты и восточные пловцы еще покажут, что такое арийский спортивный дух", - подумал старый нацист. Его совсем не заботил тот факт, что американцы отводили себе ключевую роль в объединении Германии - ему были смешны амбиции этих безродных космополитов. Ведь это не они целенаправленно искали по всему континенту людей, которые смогут объединить старушку-Европу и противопоставить силу ее традиций бесстыдному заокеанскому популизму. И не они рачительно вкладывали выведенные в Аргентину активы в подающее надежды молодое поколение.
   Над Пекином стали сгущаться сумерки, и Ван Хох вспомнил, как в таких же сумерках, только в 1936 году, на арену олимпийского стадиона в Берлине вошла колонна нордических юношей с факелами в руках. Огненная река замкнулась кольцом по периметру, потом медленно выдвинулась на арену, и уже через несколько минут там красовалась огромная полыхающая свастика. У него тогда просто перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы гордости за свой народ. Он незаметно бросил взгляд на соратников, наблюдавших вместе с ним за церемонией открытия олимпиады. Герман не скрывал слез, и его грузное тело сотрясалось, когда он трубно сморкался в носовой платок. Самодовольная улыбка играла на губах тщедушного Йозефа, гениальному перу которого принадлежал весь сценарий действа, и казалось даже, что распиравшая его гордость прибавляла ему стати и роста. А Генрих скромно сидел в сторонке, поблескивая очками, и выражение его лица невозможно было разгадать за круглыми стеклами, в которых отражались всполохи пламени.
   Соратники.... Германа повесили, Генрих не стал дожидаться петли и проглотил яд в тюрьме, а Йозеф тем же способом избавил от унизительного ареста и себя, и всю свою семью. Но оставались и другие. В апреле 45-го он все еще верил в то, что гнев праотцев Великих Ариев падет на головы Союзников и чудо спасет Великий Рейх, и потому хотел даже отдать приказ о расстреле Бормана, заговорившего с ним о побеге в Латинскую Америку. Но тот оказался предусмотрительнее... Партайгеноссе Борман всадил в него лошадиную дозу снотворного, и он пришел в себя только на подводной лодке, державшей курс на Аргентину. Вместе с ним на борту находились несколько десятков офицеров СС, а также - золотой запас Рейха, который удалось спасти от стремительно наступавших американцев и русских.
   Да... У них был почти весь мир в руках, и они его потеряли, потому что были наивны и простодушны в своем идеализме и горячности. Обосновавшись в Южном полушарии, они учли свои ошибки и взяли на вооружение те же иезуитские методы, что применяли в борьбе с ними их враги - могущественные тайные общества, получившие поддержку новой мировой империи Зла - Соединенных Штатов.
   Остальные противники - СССР и только что возникший на карте Ближнего Востока Израиль - их почти не беспокоили. По опыту русской кампании они знали, что Россия - это колосс на глиняных ногах. Одна нога зовется коммунизмом, другая - православием, и стоит только поставить подножку под одну из них, как гигант валится в сугроб, как перебравший водки мужик. Так что падение Советов было всего лишь делом времени.
   А Израиль... Ван Хох тяжело вздохнул. Долгими июльскими ночами (а бразильский июль - это все равно, что немецкий январь) он снова и снова мучительно анализировал свою политику по еврейскому вопросу, пока, в конце концов, не признал ее ошибочной. Не устрой он Холокост, не восстанови против себя еврейство всего мира, возможно, исход Второй мировой войны был бы совсем иным. Еврейский капитал работал бы на благо Тысячелетнего Рейха и его союзников, в мире господствовала бы Единая Европа, а США с Англией были бы ее безропотными вассалами. Но, увы, история не знает сослагательного наклонения...
   "Борьба продолжается", - под этим девизом организация основала свою первую базу на ранчо в Аргентине. Потом, когда в этой стране собралось слишком много тех, кого американцы называли "военными преступниками", базу было решено перенести на старую заброшенную фазенду на юге Бразилии. Именно там он вышел из затяжной депрессии, в которую впал после своего поражения и трусливого бегства, взял на себя бразды правления организацией и сформулировал принципы, которым та следовала вот уже более полувека. Здесь с тех пор Ван Хох и жил, периодически наезжая в Рио и Сан-Паулу, где он продавал свои картины через проверенных галерейщиков.
   Постепенно ряды его старой гвардии редели: к началу 90-х из 50 основателей тайной организации "Единая Европа" в живых оставалась лишь дюжина. В последние десятилетия ХХ века были достигнуты все их основные цели - создание ЕЭС, разрушение Восточного блока, объединение Германии, распад СССР, образование Европейского Союза, введение единой европейской валюты...
   Несколько лет назад Ван Хох похоронил своего последнего соратника. Генрих Мюллер умер в 2002 году, перешагнув столетний рубеж. Он умирал с осознанием выполненной миссии, и не было ему большей награды перед уходом в Валгаллу, чем увидеть собственными глазами монету объединенной Европы с отчеканенным на ней немецким орлом. После смерти Мюллера Ван Хох окончательно отошел от дел и передал бразды правления организацией молодому поколению, которое даже не подозревало, кем старый художник был на самом деле.
   Годы шли, но время, казалось, было над ним не властно. Очень осторожно он стал использовать свою прежнюю фамилию - Шикльгрубер, которая была менее одиозной, чем та, под которой он вошел в историю, но все же достаточно узнаваемой в Европе. В Бразилии до Шикльгрубера никому не было дела, и он осмелел настолько, что поменял документы и стал называться Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиш да Сильва Шикльгрубер Ван Хох.
   Официально в следующем апреле ему должно было исполниться 120 лет, но Ван Хох выглядел не старше 75. Соратники говорили, что гений фюрера победил время и объясняли эту неувядаемость его исключительностью и божьей волей. Но Ван Хох знал, что это было не так. Потому что все случилось в тот ненастный осенний день 1943 года в штаб-квартире "Аненербе" в замке Вевельсбург в Баварии.
  
  
   15 октября 1943 года
   Штаб-квартира "Аненербе"
   Замок Вевельсбург, Бавария
  
   Длинная процессия черных "Мерседесов" въехала во двор замка. Адъютант открыл дверь автомобиля главнокомандующего, и фюрер неторопливо вышел из машины, поеживаясь под первыми каплями холодного осеннего дождя. Через пару секунд к нему, поблескивая очками из-под высокой фуражки, присоединился рейхсфюрер СС Гиммлер, лично курировавший деятельность "Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков - Аненербе". А навстречу им уже спешил генеральный секретарь организации Вольфрам Зиверс.
   Руководители Рейха быстрым шагом поднялась по ступенькам и спустя несколько минут оказалась в зале "Грааля" - огромном помещении под куполом с 48-ю окнами. Там их уже ожидало руководство организации и сотрудники одного из ее подразделений - Отделения исследований оккультных наук.
   Визит высоких гостей в штаб-квартиру "Аненербе" был внезапным, но отнюдь не случайным. Положение на фронтах становилось все тяжелее: в мае была проиграна африканская кампания, в июле верный союзник Бенито Муссолини потерял власть, и в сентябре в Северную Италию пришлось вводить войска, чтобы не допустить продвижения противника к южным границам Рейха. В то же время англичане и американцы постоянно грозили открыть второй фронт против Германии. Так что в этой ситуации фюрер все больше склонялся к мысли, что выиграть войну поможет только секретное оружие - сверхмощное и непобедимое, аналогов которому еще не было в мире. Специально для этих целей в "Аненербе" был запущен проект под кодовым названием "Святой Грааль" - фюрер имел слабость к мистическим метафорам. В его рамках велись работы по созданию оружия, действие которого основывалось бы на мощнейшем источнике энергии. Такой источник энергии в распоряжении "Аненербе" имелся: его обнаружила в Тибете и доставила в Германию экспедиция под руководством Эрнеста Шеффера еще в далеком 1939 году.
   Согласно древним тибетским преданиям, высоко в горах, в недоступном для людей месте, жил великий бог, спустившийся на землю. Или великий бог, сотворивший землю. Или же - великий бог, не пожелавший покидать землю, когда его соратники-демиурги решили, что их миссия на этой планете окончена. Конечно же, никакого бога экспедиция Шеффера в Тибете не нашла, как собственно не нашла она и Шамбалу. Зато ей удалось обнаружить некий мистический артефакт, получивший впоследствии в служебной документации кодовое название "Объект Д".
   В течение трех лет ученые "Аненербе" безуспешно пытались определить природу "Объекта Д". После того, как представители традиционной науки зашли в тупик, было принято решение о передаче объекта в отдел, изучавший паранормальные явления. С помощью эзотерических техник его сотрудникам удалось установить, что "Объект Д" обладал огромным энергетическим потенциалом. Кроме того, оккультисты зафиксировали синеватую, немного мерцающую ауру объекта и обнаружили, что его окружало довольно мощное биополе. Тут же было сделано смелое допущение, что "Объект Д" являлся одушевленным, после чего оставался всего один шаг до еще более шокирующего предположения, что мистический объект обладал разумом. С этого момента стали предприниматься настойчивые попытки установить с ним телепатический контакт. Обо всех этих мероприятиях Отделение регулярно информировало руководство "Аненербе", которое в свою очередь держало в курсе всех подвижек в проекте "Святой Грааль" рейхсфюрера СС Гиммлера.

***

   Рихард фон Норман-Ауденхоф первый раз видел фюрера так близко. Не то, чтобы он был фанатом рейхсканцлера, но годы пропаганды сделали свое дело: его охватило легкое волнение, когда вождь, здороваясь, на секунду встретился с ним взглядом. Шедший сразу же за фюрером Гиммлер впечатления на Рихарда не произвел, наверное, потому что не имел такой сильной харизмы, да и гостем в "Аненербе" был довольно частым.
   Норман-Ауденхоф пришел в "Аненербе" сразу же после окончания теологического факультета Венского университета в 1938 году. Ему сулили блестящую духовную карьеру, но Рихард всегда был неравнодушен к традициям и истории германской расы, и еще - к эзотерике и оккультизму. С приходом к власти национал-социалистов оккультизм стали каленым железом выжигать из венских эзотерических салонов, и работа в "Аненербе" оставалась единственной возможностью заниматься паранормальными исследованиями. Так вместо Римской католической церкви Рихард оказался в рядах СС.
   Из зала "Грааля" гости прямиком направились в секретную лабораторию Отделения исследований оккультных наук в подвале замка, где хранился "Объект Д". На ходу Гиммлер представил фюреру начальника Отделения оберштурмбанфюрера СС Вольфовица и его заместителя - штатского, профессора психологии Крюгера. Начальники наперебой стали рассказывать о последних достижениях их подразделения, пока рейхсканцлеру это не надоело. Он что-то тихо и отрывисто произнес, и из-за того, что дальнейший путь до лаборатории прошел в гробовом молчании, Рихард понял, что фюрер велел им обоим заткнуться.
   В лабораторию, кроме высоких гостей и Зиверса, от "Аненербе" пустили двух начальников Рихарда и его самого. Вообще-то над проектом трудилось шестеро ученых, изучавших паранормальные явления, но руководство решило ограничиться Рихардом, который формально возглавлял проект и, к тому же, был австрийцем, как и сам Гитлер.
   - Мой фюрер, позвольте вам представить - штурмбанфюрер СС фон Норман-Ауденхоф, - с некой долей торжественности в голосе произнес глава "Аненербе" Зиверс, который до этого вряд ли знал имя своего подчиненного и едва узнавал его в лицо. - Он руководит проектом "Святой Грааль" в течение последних двух лет.
   Рихард едва смог скрыть изумление: неофициально они именовали свой проект "Артефактом", а в отчетах называли "Исследованием "Объекта Д". Как и все рядовые сотрудники организации, он полагал, что "Святой Грааль" - это амбициозный план поисков настоящего Грааля на юге Франции. "Значит, два года я имел дело с тем, что руководство считает Граалем, а раскопки в Лангедоке ведутся просто для отвода глаз", - только и успел подумать Рихард, потому что фюрер внимательно посмотрел на него и спросил:
   - Так вы считаете, что это Грааль?
   Рихард не знал, как правильно ответить на этот вопрос, но времени на размышление у него не было:
   - "Объект Д" - не Грааль в традиционном христианском понимании. Но это величайший артефакт, с которым человечество когда-либо имело дело.
   - Величайший? - с сомнением спросил фюрер. - Как Копье Судьбы?
   - Мой фюрер, - Рихард призвал на помощь все свои дипломатические навыки, - Копье Судьбы, как и Святой Грааль, имеет прямое отношение к Иисусу Христу. То же, с чем мы работаем, имеет совсем другое происхождение.
   - Какое? - полюбопытствовал фюрер.
   - Внеземное, - ответил Норман-Ауденхоф и физически почувствовал, как в помещении повисла тяжелая пауза, - правда, мы до конца не уверены...
   Рейхсфюрер СС Гиммлер прокашлялся и сухо произнес:
   - В докладе Вольфовица-Крюгера были обозначены и другие версии.
   - Да, господин рейхсминистр, - поспешил вмешаться оберштурмбанфюрер СС Вольфовиц, - как варианты мы перечислили принадлежность артефакта одному из параллельных миров, а также его возможное божественное происхождение. Последняя версия...
   Гитлер нетерпеливо перебил:
   - Мне докладывали, что объект разумен. Вы так считаете?
   - Мой фюрер, у нас есть некоторые основания полагать, что "Объект Д" обладает разумом, - Вольфовиц посмотрел на Рихарда, и тот понял, что от него ждут пояснений.
   - Наша группа регулярно общается с объектом телепатически, - начал он. - Мы объединяем наши энергетические импульсы в единый поток, направленный на объект, и посылаем ему скоординированные мыслеформы. Он их улавливает и таким же образом нам отвечает. К сожалению, получаемые ответы трудно поддаются толкованию. Они слишком расплывчатые, порой двусмысленные, как... - он задумался на секунду, чтобы подобрать достойное сравнение, - как центурии Нострадамуса. Так что наша работа над их расшифровкой еще далека от завершения. Кроме того, наши ресурсы ограничены. Для энергоинформационного обмена с такой мощной субстанцией сверхъестественной природы требуется большее, чем мы имеем сейчас, число эзотериков высокой квалификации. Найти таких специалистов довольно сложно, потому что многие из них не вполне благонадежны. А сильных мистиков вообще единицы.
   - Таких, например, как вы, мой фюрер, - поспешил подобострастно вставить Вольфовиц.
   - Так вы что, предлагаете мне вступить в телепатический контакт с объектом, оберштурмбанфюрер? - Гитлер в упор посмотрел на него.
   - Ну что вы, мой фюрер, - в смятении пробормотал тот и инстинктивно отступил на шаг. Рихард уловил исходящую от него волну панического страха и мыслеформу с коротким и емким названием "Восточный фронт".
   - А почему бы и нет? Я, пожалуй, соглашусь принять участие в этом эксперименте, - рейхсканцлер иногда был непредсказуем.
   "Только этого еще не хватало", - напрягся Норман-Ауденхоф.
   - Разумеется, мой фюрер, - с несколько большим, чем предполагала ситуация, энтузиазмом воскликнул Вольфовиц, а Крюгер подобострастно закивал, выглядывая из-за его плеча. - Группа наших эзотериков установит телепатическую связь с "Объектом Д", а само ваше присутствие, не говоря уже о вашей могучей энергетике, должны во много раз усилить мощность энергоинформационного потока, направленного на объект. В свою очередь, сила обратного потока тоже должна увеличиться - по законам физики, так сказать - и "Объект Д" будет просто обязан конкретизировать свои послания...
   Вольфовиц натужно пытался шутить, но у него плохо получалось: никто из присутствующих даже не улыбнулся. Оберштурмбанфюрер смущенно кашлянул, повернулся к Крюгеру и, заметно нервничая, что-то вполголоса ему приказал.
   Крюгер стремглав бросился вон - за занятыми в проекте сотрудниками оккультного отдела, которых предварительно собрали вместе и на всякий случай заперли в подсобном помещении недалеко от лаборатории, где хранился "Объект Д". Через пять минут они уже стояли на пороге - двое оккультистов носили форму СС, остальные трое были штатскими и перекочевали в "Аненербе" из эзотерических салонов Мюнхена и Вены.
   В лаборатории эзотерики заняли свои места - пятеро встали на концах лучей пентакля, вписанного в магический круг, в центр которого был помещен артефакт. Рихард и Гитлер должны были расположиться друг напротив друга внутри круга, ближе к артефакту, от которого исходило легкое синеватое мерцание, заметное только натренированному глазу мистика в полумраке лишенной окон, а потому больше похожей на склеп, секретной лаборатории "Аненербе".
   Прежде, чем встать на предназначенное ему место, Гитлер повернулся к Гиммлеру и что-то вполголоса ему приказал. Рейхсфюрер СС тут же велел всем начальникам "Аненербе" покинуть помещение, вышел с ними из лаборатории последним и аккуратно прикрыл за собой дверь. Когда руководство покидало лабораторию, Норман-Ауденхоф уловил на себе мощные деструктивные потоки, исходящие от Вольфовица и Крюгера. Реакция Гиммлера и Зиверса, которых тоже выставляли за дверь, была слабее и главной ее эмоциональной составляющей было изумление.
   - Можете начинать, - распорядился Гитлер, когда в помещении остались только он и шестеро эзотериков "Аненербе".
   - Яволь, мой фюрер, - ответил Рихард, еле справляясь с предательской дрожью в голосе.
   Несколько минут ничего не происходило. Группа изо всех сил старалась открыть канал связи, но из-за чрезмерного волнения у эзотериков ничего не получалось - телепатический контакт с "Объектом Д" не устанавливался.
   "Нас всех пошлют на передовую", - Рихард поймал мысль оберштурмфюрера СС Фогеля.
   "Они-таки обнаружат, что моя бабушка была еврейкой", - заистерил бывший зальцбургский медиум Ракоци, - "и меня прямиком отправят в газовую камеру в Дахау".
   "Заткнитесь и сконцентрируйтесь на поставленной задаче", - приказал им Норман-Ауденхоф, - "иначе мы все пойдем под трибунал или куда подальше".
   Тут в их телепатический разговор решительно вторгся новый собеседник: "Черт побери, сколько я еще буду ждать, пока вы и ваши шарлатаны, наконец, установите связь с объектом, штурмбанфюрер?!" - обратился он к Рихарду, и тому захотелось переместиться в другой, лучший мир, где не было ни Гитлера, ни проклятого "Объекта Д".
   В тот же миг он почувствовал, как что-то начало стремительно меняться - картинка перед глазами потеряла четкость, а на изображения предметов реального мира стали накладываться очертания других объектов, как будто пришедших из другого измерения. Или из другой вселенной. Или вообще - из ада. По лицам участников действа Рихард понял, что они видят то же самое, что и он, и осознал, что канал связи все-таки открылся. Точнее сказать - разверзся, поскольку обрушившийся на них поток не шел ни в какое сравнение по мощности с теми крупицами информации, что выдавал им "Объект Д" во время всех предыдущих контактов.
   "Наверное, все дело в мощнейшей энергетике фюрера", - подумал Рихард. И ему стало даже немного обидно от того, что капризный объект сверхъестественной природы предпочел ему, потомку старинного аристократического рода, какого-то простолюдина, ефрейтора и несостоявшегося художника. Это было его последней осознанной мыслью. В тот же миг мозг Рихарда пронзила резкая боль, как будто тысяча маленьких иголочек вошла в череп. Очень быстро боль исчезла, и штурмбанфюрер погрузился в вязкую непроницаемую темноту.
   Норман-Ауденхоф не знал, как долго длилось забытье. Он очнулся на полу лаборатории. Его сотрудники лежали каждый на своем луче нарисованного мелом пентакля: никто из них еще не пришел в сознание. "Объект Д" находился на прежнем месте и все так же излучал легкое синеватое свечение. Зато фюрера нигде не было видно.
   "Черт, если Гитлер ушел в другое измерение или провалился в ад, нас расстреляют здесь же", - в панике подумал Рихард. Превозмогая свинцовую тяжесть во всем теле, он с усилием поднялся на ноги, еще раз обвел взглядом лабораторию и почувствовал резкое облегчение. Фюрер сидел в массивном кресле и задумчиво смотрел перед собой, фокусируя взгляд на каких-то видимых только ему образах. Несколько минут он не замечал, что Норман-Ауденхоф практически в упор смотрит на него. Наконец, фюрер повернул голову и остановил на нем тяжелый пустой взгляд. "Так смотрят люди, у которых только что выбили почву из-под ног и перевернули все их представления о мире", - подумал Рихард.
   - Штурмбанфюрер, что вы видели и чувствовали во время контакта? - задумчиво спросил Гитлер.
   - Сначала - не вполне ясные образы, потом - боль и темноту, - ответил Рихард.
   - Хорошо, - произнес фюрер куда-то в пустоту и еще раз повторил, - хорошо.
   Потом он медленно поднялся и все в том же состоянии задумчивой прострации двинулся на выход. Когда двери лаборатории открылись, и ожидавшие снаружи обступили фюрера, беспокоясь о его самочувствии и стремясь незаметно заглянуть в помещение, откуда только что вышел Гитлер, Рихард почувствовал, как Вольфовиц и Крюгер снова прожгли его взглядами, не сулящими ничего хорошего. На этот раз к ним присоединился и Зиверс.

***

   На следующий день после посещения штаб-квартиры "Аненербе", Гитлер велел рейхсфюреру СС Гиммлеру подготовить новую экспедицию в Тибет и вернуть на место таинственный артефакт - "Объект Д". Причину своего решения фюрер не объяснял.
   - А что делать с теми, кто работал над проектом "Святой Грааль"? - спросил Гиммлер.
   - Генрих, - вздохнул фюрер, - сколько лет мы с вами вместе работаем, а вы все еще задаете бессмысленные вопросы. Они нам больше не нужны, - и Гитлер с отрешенным видом посмотрел в окно, за которым холодный осенний дождь срывал с деревьев последние бурые листья.
  
  
   16 октября 1943 года
   Квартира Шварценбергов
   Вена, Австрия
  
   Не успела еще черная змея начищенных до блеска "Мерседесов" руководства Рейха покинуть территорию замка, как Рихард четко осознал: это был его последний день работы в "Аненербе". Он стал свидетелем разговора богов - всемогущего рейхсканцлера и мистического Артефакта, причем - свидетелем случайным и лишним, от каких избавляются легко и без всякого сожаления. И не важно было, что "Объект Д" отключил его сознание в самом начале своего телепатического общения с Гитлером, и Норман-Ауденхоф почти ничего не успел уловить из этого "разговора". Он видел полное опустошение во взгляде Гитлера после контакта, и уже этим, возможно, подписал себе смертный приговор.
   Умирать Рихард не собирался, на Восточный фронт отправляться тоже не хотел, тем более что его отец погиб как раз на этом направлении во время Великой войны, и потому он решил бежать - стремительно, чтобы сбить с толку возможных преследователей и выиграть время. Вечером он заехал домой, переоделся в гражданскую одежду - в ней было проще затеряться в толпе - и отправился на вокзал. Внутренний голос и простая логика подсказывали ему сразу же ехать на юг - и через Альпы и оккупированную Германией Северную Италию пробираться в Рим под защиту своего влиятельного дядюшки епископа Иоганна фон Ауденхофа, занимавшего не последний пост в Ватикане. Но по дороге в Рим ему нужно было сделать короткую остановку в Вене.
   Это было абсолютно нелогично, более того - рискованно и глупо, он делал крюк в пару сотен километров и терял все преимущество во времени, но он не мог бежать из Рейха без Элеонор. Он ехал к ней в Вену еще и потому, что судьба в лице мистического Артефакта давала им, наконец, шанс разобраться в своих отношениях: их связь длилась почти шесть лет, и так не могло продолжаться до бесконечности. Из-за того, что формально офицер СС мог оставаться холостяком только до 30 лет, Рихард уже неоднократно заводил разговор на эту тему с Элеонор и даже заверял ее, что вообще не женится ни на ком, кроме нее, но та не спешила с принятием решения. Потому что это решение касалось не только их двоих, но еще и третьего - ее мужа Генриха, благодаря которому они собственно и встретились.
   Генрих Шварценберг читал курс по истории Средних веков в Венском университете, и считался ведущим специалистом по тайным обществам - тамплиерам, розенкрейцерам, франкмасонам. Дипломная работа будущего теолога Норман-Ауденхофа была посвящена религиозной деятельности Святого Бернара Клервосского и имела мало общего с этой тематикой, но ученый совет решил, что раз уж Бернар был одним из отцов-основателей Ордена Храма, то научным оппонентом работы, ему посвященной, должен стать специалист по храмовникам.
   Возможно, профессор Шварценберг и был ведущим специалистом в своей узкой области, но человеком он был на редкость плохо организованным, что для немца, а он приехал в Вену из Кельна, было довольно странным. Профессор тянул с прочтением рукописи до последнего, видимо, будучи не в силах прервать свои изыскания на тему всемирного масонского заговора, и, наконец, назначил Рихарду встречу в нерабочий пасхальный понедельник, и оттого - не в университете, а у себя на квартире в элегантном многоквартирном доме в стиле арт-деко на Пратерштрассе в Леопольдштадте.
   Был холодный весенний день с ветром и редкими каплями дождя, падавшими с блеклого неба, то и дело заволакиваемого такими же бесцветными тучами. Накануне Рихард сильно простудился, но превозмогая жар и головную боль, все же отправился на встречу и ровно в 16:00 - как договаривались - уже звонил в дверь. Ему открыла высокая миловидная женщина лет 30-ти с гладко зачесанными назад темными волосами и заплаканными глазами. Рихард понял, что это была фрау Шварценберг, и заметил про себя, что профессор, наверное, обладал своеобразным талантом вносить эмоциональный разлад в состояние всех, с кем только соприкасался.
   Когда он сказал, что пришел к профессору, женщина ответила, что тот ушел полчаса назад. Ни о каком посетителе Генрих не предупреждал, но раз уж назначил встречу, то должен был вернуться, и она предложила Рихарду подождать профессора в гостиной. Он непроизвольно отметил, что, несмотря на взвинченное эмоциональное состояние, от фрау Шварценберг исходило удивительное умиротворение. Как он понял, супруга была для профессора бесценным источником живой энергии, но, как все "вампиры"-истерики, тот черпал из него неразумно много, так что не мог справиться с "дозой", взрывался сам и обрушивал мощный деструктивный заряд на "донора".
   Время шло, но профессор не спешил появляться, а Рихарду становилось все хуже, и он мысленно ругал себя за потакание проклятой гордыне, которая заставила его тащиться сегодня на встречу со Шварценбергом через весь город. Ведь он мог легко сказаться больным и предупредить об этом профессора по телефону, тем более что тот накануне дал ему номер.
   - Что с вами? У вас жар?- с тревогой в голосе спросила фрау Шварценберг. Слезы у нее уже высохли, а ее серые глаза теперь лучились теплом и заботой. Эту позитивную энергетику он почувствовал в ней с самого начала, наверное, потому что ему самому так недоставало ее с детства, и он всегда инстинктивно тянулся к ее носителям, точнее - носительницам.
   Из-за высокой температуры он запомнил не все события того дня. Должно быть, он что-то ей ответил, потому что она снова исчезла и появилась через некоторое время с чашкой мятного чая и какой-то микстурой. Горячий напиток вернул его на время к жизни, так что он смог объяснить хозяйке, что его бы вполне устроило просто забрать прочитанную рукопись с пометками профессора, а обсудит он ее с ним уже в университете. Они прошли в кабинет Шварценберга - на столе лежала дипломная работа Норман-Ауденхофа, а в пишущей машинке была заправлена недописанная рецензия на нее. Рихард просмотрел рукопись и отметил, что профессор так и не успел до конца с ней ознакомиться.
   - Простите, - виновато улыбнулась фрау Шварценберг, - это все моя вина. Он как раз работал с вашей рукописью, когда я отвлекла его и... в общем, между нами произошла ссора, и он ушел из дома.
   - Навсегда? - по выражению ее лица Рихард понял, что глупую шутку ему прощают только ввиду его плачевного состояния. Он забрал рукопись и, немного пошатываясь, направился к выходу.
   - Погодите, - она нагнала его уже у дверей. Он развернулся. Она нерешительно дотронулась рукой до его лба, - у вас так и не прошел жар. Как же вы доберетесь домой в таком состоянии? Давайте я вас провожу...
   Она не успела убрать руку - он осторожно взял ее за запястье и поднес к губам:
   - Спасибо, но не стоит беспокойства: меня ждет шофер. - Рихард задержал ее руку в своей немного дольше, чем позволяли приличия, и, отпуская, спросил, - можно я позвоню вам завтра?
   Она ответила "да". Он звонил ей несколько дней подряд, и их разговоры с каждым днем становились все длиннее.
   До конца недели Рихард оставался дома, и потому договорился со Шварценбергом, что тот передаст ему рецензию на дипломную работу с шофером. Вместе с рецензией тот привез Элеонор. Она выглядела немного смущенной: и размерами особняка, расположенного в примыкавшем к Венскому лесу фешенебельном районе Хитцинг, и собственно целью своего визита.
   - Только приготовленный вами мятный чай возвращает меня к жизни, - произнес Рихард, целуя ей руку, - как прислуга ни старается, у нее не получается ничего подобного. - И это стало хорошим оправданием для ее последующих ежедневных посещений. В тот же день они стали любовниками. Элеонор уже исполнилось 30, Рихарду было 23. Наверное, кроме всего прочего, он нашел в ней мать, которую почти не помнил - она умерла в конце Великой войны, а Элеонор обрела в нем сына, которого у нее не было.
   Рихард успешно защитил диплом, но вопреки ожиданиям дяди Ганса, отказался от духовной карьеры и избрал опасный путь коллаборационизма с властями Рейха. Делая выбор между церковью и "Аненербе", на самом деле он руководствовался не одной, как объяснял любопытствующим знакомым, а двумя причинами: кроме отвлеченной любви к эзотерике и наследию предков, на его решение повлияла и вполне конкретная любовь к женщине. Епископ фон Ауденхоф это сразу же понял, и потому возненавидел бесстыжую блудницу, совратившую с истинного пути его единственного племянника.

***

   Рихард знал, что Генриха нет дома - он всегда мог легко определить, был ли дома ее муж - и потому уверенно нажал на кнопку звонка. Элеонор его не ждала, но была приятно удивлена неожиданному визиту.
   - Генрих? - больше для формальности спросил Рихард.
   - В Будапеште, - ответила Элеонор и нежно погладила его по щеке, - только вчера уехал: консультирует гестапо на предмет борьбы с франкмасонами.
   - Он окончательно спятил, - пробормотал Рихард, отлично понимая, что в том, что профессор спятил, есть существенная доля их с Элеонор вины. - Как будто сейчас самое подходящее время для борьбы с ними...
   Элеонор обняла его и немного откинулась назад, кокетливо уклоняясь от поцелуев:
   -Почему ты не предупредил, что будешь в Вене?
   - И что бы это изменило? - он прижал ее к стене, лишив простора для маневра, и теперь, когда его ласки достигали цели, принялся расстегивать ей блузку, - если только у тебя не появился еще один любовник...
   - Дурачок, - игриво засмеялась она, вывернулась из его объятий и потянула за собой в спальню.
   Он смог объяснить ей, почему пришел без звонка, немного позже. Элеонор слушала его рассказ внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, и только в самом конце, когда ему уже нечего было добавить, кроме предложения сейчас же уехать вместе с ним из города, поднялась на подушках, натянула одеяло до самого подбородка, обхватила колени руками и тихо, но твердо сказала:
   - Я не могу, - и повторила еще раз, теперь уже громче, - я не могу так поступить с бедным Генрихом...
   - Сейчас ты поступаешь с ним гораздо хуже, - Рихарда неприятно задело, что в ситуации, когда опасность угрожала ему, она вдруг забеспокоилась о муже, - В конце концов, если твой никчемный Генрих терпит такое отношение к себе уже шесть лет, значит, он его заслуживает.
   - Я не могу, - упрямо произнесла она.
   Рихард не пытался понять логику ее поведения - он просто настроился на поток ее мыслей, пытаясь уловить те чувства, под влиянием которых она отказывалась ехать с ним. С чувствами у Элеонор был полный сумбур. С одной стороны, она любила его и всем сердцем жаждала быть с ним. Но, в то же время, ее угнетало чувство вины, должно быть, перед мужем, он ощущал ее сомнения и, кажется, страх. Да, действительно, страх. Он не мог определить его природу и понять причину, но почувствовал его очень четко.
   - Элеонор, - он тоже приподнялся на подушках и сел с ней рядом, легонько взял ее за подбородок, развернул лицом к себе и посмотрел в глаза. В них он не увидел ничего нового - все то же смятение чувств. - Элеонор, - повторил он, - должно быть, тебе страшно ломать всю свою жизнь, но сейчас наступил момент, чтобы ты смогла, наконец, решить, будем ли мы вместе. Я на этот вопрос для себя ответил уже давно, и сейчас все зависит от тебя. Я понимаю, что тебе страшно бежать в неизвестность, становиться спутницей дезертира, но поверь, у меня есть план, как почти без риска добраться до Рима. И как бы скептически ты ни относилась к тому, чем я занимаюсь, и собственно к моим способностям, я сумею тебя защитить в этом путешествии, а потом дядя позаботится, как переправить нас в более безопасное место.
   Он почувствовал мощный эмоциональный всплеск - в нем переплелись боль, обида, раздражение:
   - Твой дядя - последний человек, у которого я попрошу помощи, - зло бросила она, резко поднялась с кровати, набросила на себя расшитый китайскими драконами шелковый халат и вышла из комнаты.
   Времени на уговоры больше не было. Рихард быстро оделся и отправился на ее поиски по довольно большой квартире. Он нашел ее в гостиной - она забилась в угол массивного кожаного дивана, сжалась в комок и спрятала лицо в колени. Плечи ее немного вздрагивали, но она не издавала ни звука - рыдать и истерично заламывать руки было не в ее привычках, и он вообще редко видел ее плачущей. Рихард сел рядом и принялся гладить ее немного растрепавшиеся волосы. Некоторое время она никак не реагировала, потом, наконец, подняла голову, посмотрела на него глазами, полными слез - именно такой он увидел ее в первый раз в этой же самой квартире весной 38-го - и с усилием выговорила:
   - Я люблю тебя, мой мальчик, но не проси меня ехать с тобой. Я так поступаю, не потому что боюсь что-то менять в своей жизни, просто я не хочу стать для тебя обузой - и в твоем бегстве и в твоей судьбе.
   Разумом Рихард понимал, что пришло время использовать парапсихологические методы убеждения, но так и не решился на это. Все-таки он любил ее все эти шесть лет, и потому сама мысль о подчинении ее воли показалась ему кощунственной и аморальной. Наверное, из-за высокого эмоционального напряжения он не вполне ясно запомнил дальнейшие события. Должно быть, он еще что-то ей говорил, продолжая гладить ее волосы, возможно, она тоже что-то ему отвечала в то время, как минутная стрелка неумолимо отсчитывала последние отведенные им мгновения.
   - Не провожай меня, - он осторожно взял ее за запястье и поднес руку к губам. Потом поднялся, не оборачиваясь, вышел из квартиры и с ожесточением захлопнул за собой дверь в прошлую жизнь.
   В предрассветных сумерках Рихард пересек пустынную в этот ранний час Пратерштрассе и только тогда оглянулся на знакомые окна в надежде, что она покажется в одном из них. Он подождал несколько минут, и постепенно надежда угасла, растворившись в холодном воздухе осеннего утра. Тогда он развернулся и пошел прочь. Сердце сдавливала щемящая боль, как будто в него воткнули что-то острое и поворачивали снова и снова.
   По сути, ее отказ ехать с ним был предательством, которого он никак не ожидал от любимой, и с этим ударом судьбы справляться было гораздо труднее, чем с последствиями драматической встречи с Гитлером. И эту женщину он хотел видеть своей женой, ради нее он пожертвовал карьерой и едва не испортил отношения с единственным родным человеком! Выходит, дядя Ганс был прав на ее счет с самого начала.
   Сзади раздался звонок первого трамвая - город постепенно просыпался, и улицы начинали оживать. Рихард махнул рукой вагоновожатому, и когда тот притормозил, вскочил на подножку. Через четверть часа он был на Южном вокзале. Он не знал, надолго ли покидает родной город, но надеялся, что навсегда оставляет в нем свою неправедную любовь.
  
  
   25 марта 1944 года
   Представительство министерства
   по делам колоний Британской империи
   Катманду, Непал
  
   Алистер Форсайт с детства твердо знал, кем он станет, когда вырастет: конечно же, чиновником министерства по делам колоний. В этом ведомстве служили его отец, и дед, и прадед. От Гонконга до Гибралтара, от Австралии до Танзании - везде стояли Форсайты на защите интересов Британской империи. После частной школы Алистер поступил в Оксфорд, откуда пришел на работу в министерство и получил свое первое назначение в Малакку. После Малайзии он успел поработать в Бирме и Индии, а потом вместе с очередным повышением по службе был переведен в одну из жемчужин Британской империи - богатый, сытый и благополучный Сингапур. Такое назначение для многих его коллег оставалось несбыточной мечтой, но Алистер считался везунчиком. Жаль только, что японцы этого не знали, и потому весьма некстати развязали войну на Тихом океане.
   Через несколько месяцев Сингапур пал. Алистер покидал город на одном из последних фрегатов ВМС Его Величества - вместе с несколькими знакомыми чиновниками он стоял на корме и смотрел на уходивший в небытие японской оккупации город. Джентльмены с достоинством курили сигары, с презрением игнорировали приказ покинуть палубу и с неизменным британским спокойствием комментировали бездарные действия военных. В этот момент по корме ударил японский снаряд - двоих собеседников Алистера убило на месте, еще троих тяжело ранило. Алистер был везунчиком: его только контузило. В первый момент он даже не осознал, что собственно произошло - он поискал место, куда положить недокуренную сигару, и не найдя такого, просто выбросил ее за борт, потом развернулся и, аккуратно - чтобы не испачкать светлые брюки - перешагивая через трупы и неприглядное кровавое месиво, покинул палубу. Он не помнил, как фрегат вышел из-под обстрела японской артиллерии - все это время он старательно оттирал пятна крови со светлого пиджака.
   Несколько месяцев Форсайт провел в госпитале в Калькутте. Контузия прошла довольно быстро, однако пережитое тогда на палубе что-то сдвинуло в его голове настолько, что о продолжении блистательной карьеры не могло быть и речи. Но его не комиссовали, а просто отправили служить в "спокойное место". Так Алистер оказался в столице высокогорного королевства Непал, где обо всех перипетиях мировой войны узнавал только из лондонских газет, доставлявшихся с двухнедельным опозданием.
   Как уже вошло у него в привычку, первым делом сегодня Алистер просмотрел "Таймс" - от корки до корки. Японцы активизировались в захваченной ими Бирме и начали наступление на индийский штат Ассам, откуда было не так далеко и до Катманду. Война, как будто шла за Алистером по пятам, и японцы не хотели оставлять его в покое даже в нейтральном Непале. Форсайт аккуратно сложил прочитанную газету и велел Камерону принести чаю. В непальском офисе Алистер был единственным британцем и представителем имперской бюрократии, метис Камерон Прадеш выполнял всю остальную работу - заваривал чай, сортировал корреспонденцию и выпроваживал из приемной редких посетителей.
   Через пару минут Камерон зашел в кабинет с большой чашкой чая масала - за год в Непале Алистер успел полюбить этот сладкий заваренный на молоке сытный напиток, щедро приправленный разнообразными индийскими специями.
   - Сэр, у нас в приемной посетитель, - предупредил Камерон.
   - Местный? - спросил Алистер, наслаждаясь первым глотком бодрящего напитка.
   - Нет, - ответил индиец, - белый.
   - Вот еще с утра на нашу голову, - вздохнул Форсайт. - Ты его раньше видел?
   - Нет, сэр.
   Алистер заметно помрачнел: белых в Катманду можно было пересчитать по пальцам, и все они друг друга знали. Появление незнакомца европейской наружности в его офисе не сулило ничего хорошего, учитывая осложнившуюся международную обстановку на востоке Британской Индии.
   - Ничего не поделаешь, - еще раз вздохнул Форсайт, - сейчас допью чай, и придется его принять.
   Он допивал чай еще минут десять, потом столько же времени бесцельно перекладывал бумаги на столе и, наконец, когда все предлоги, чтобы оттянуть встречу, были исчерпаны, велел Камерону пригласить посетителя.
   Худшие опасения Алистера тут же подтвердились: посетитель обладал военной выправкой, и, здороваясь с Форсайтом, даже, как тому показалось, щелкнул каблуками. Это был молодой человек лет 25-ти, высокий блондин с обветренным лицом. "Не британец", - решил Алистер, и от этой мысли ему стало еще тревожнее.
   - Меня зовут Алекс, - сказал молодой человек по-английски с неприятным жестким акцентом, - и мне нужна ваша помощь.
   У Алистера тревожно екнуло сердце: немец! Но британский джентльмен ни при каких обстоятельствах не должен терять спокойствия - только так он сохранит достоинство.
   - Чем же британское колониальное ведомство может помочь вам, Алекс, простите, как дальше? - Форсайт вопросительно посмотрел на молодого человека. Тот вздохнул и с пугающей британского чиновника прямотой ответил:
   - Дело в том, что я не помню, как дальше.
   Форсайт все так же вопросительно продолжал на него смотреть, и тогда Алекс рассказал, что неделю назад он пришел в себя в высокогорной деревне в сотне километров от Катманду. Единственное воспоминание, которое у него осталось из "прошлой жизни" - это то, как он пытается зацепиться ледорубом за отвесную стену, ледоруб беспомощно скользит по гладкой поверхности, он летит в холодную белую бездну и кто-то сверху с отчаяньем кричит: "Але-е-екс!!!".
   - Я так понимаю, это относилось ко мне, - пояснил молодой человек. - Наверное, я провалился в расселину, а потом меня подобрали местные жители. Они знали всего несколько слов по-английски, так что расспросить их о том, что со мной случилось, я не смог. Мне только удалось понять, что я пролежал без сознания несколько недель. А когда мне стало лучше и я почувствовал, что смогу передвигаться самостоятельно, они объяснили, что ближайшее британское представительство находится в Катманду, и показали мне дорогу.
   - Так вы подданный Британской империи? - осторожно спросил Форсайт.
   - Я не знаю, - честно ответил Алекс. - Но раз мы с вами говорим по-английски, то, наверное, да.
   - У вас акцент, - еще осторожнее заметил чиновник и отвел взгляд в сторону. Ему стало неловко и страшно от мысли, что он может разоблачить немецкого шпиона. Сам он ничего подобного раньше не делал, а в кино такие сцены обычно заканчивалось дракой и перестрелкой. Алистер был одного роста с Алексом, но тот выглядел намного спортивнее и был, как минимум, лет на десять моложе, так что шансов победить в рукопашной у британского колониального чиновника не было. Да и огнестрельного оружия ему по должности не полагалось.
   - Наверное, я австралиец, - неожиданно широко улыбнулся Алекс, - или бур.
   "Бур, ну, конечно же, бур! И как я сразу не догадался. Буры - голландцы, и потому акцент у них похож на немецкий", - с облегчением подумал Алистер. Но тут же осекся: "А что потерял бур в Тибете?"
   - А что потерял бур в Тибете? - повторил он свой вопрос вслух.
   - Память, - Алекс снова широко и немного по-мальчишески улыбнулся.
   Алистер тем временем лихорадочно соображал: "Конечно, я могу задержать его, передать местной полиции и сообщить в Калькутту об аресте подозреваемого в шпионаже европейца. На разбирательство уйдет пара недель, пришлют какого-нибудь недоумка, который может в конце концов решить, что парень, и правда, из Южной Африки, И тогда меня поднимут на смех, скажут, что после контузии у меня началась шпиономания и я вижу немцев там, где их в принципе быть не может - в Непале. В то же время, я читал, что немцы еще до войны отправляли в Тибет экспедицию и в ней были альпинисты. Парень рассказывал про ледоруб и про то, как он сорвался в пропасть, что говорит о том, что он тоже альпинист. Но несчастный случай с ним произошел недавно, зимой или осенью, а в это время никто в здравом уме в Гималаи не ходит, и тем более экспедиций туда не посылает..."
   Форсайт зашел в тупик и понял, что еще немного и его травмированный мозг просто-напросто взорвется. "Отправлю его к чертям в Калькутту, и пусть там с ним разбираются", - решил колониальный чиновник.
   - Думаю, вам следует обратиться с вашим вопросом к британским властям в Калькутте, - наконец, произнес Форсайт после затянувшегося молчания.
   - Я собственно так и собираюсь поступить, - согласно кивнул Алекс, - только мне нужен какой-то документ, чтобы добраться до Калькутты. Все-таки военное время.
   Алистер снова напрягся:
   - Что вы от меня хотите?
   - Справку, - улыбнулся Алекс.
   - Но на каком основании? - попытался было возразить Форсайт, потом снова подумал про инспекцию из Калькутты и возможность оказаться в смешном положении, и с некоторой долей фатализма в голосе продолжил, - хорошо, я дам вам справку.
   Через полчаса справка была готова: "Представитель министерства по делам колоний Его Величества в городе Катманду, королевство Непал, Алистер Форсайт, эсквайр, свидетельствовал, что обратившийся к нему предъявитель сего документа назвался Алексом Уорропом, 1919 года рождения, уроженцем города Йоханнесбурга и подданным Британской империи". Год и место рождения они придумали совместными усилиями, а вот с фамилией у Алекса ничего не получалось, и тогда Форсайт предложил ему назваться именем своего бывшего одноклассника по частной школе Ривердейл - Алексом Уорропом. Алистер знал, что настоящий Уорроп возражать не станет: по слухам, тот погиб под Эль-Аламейном в Египте в 1942 году.

***

   В Калькутте южноафриканца Алекса Уорропа признали годным к действительной военной службе, мобилизовали и отправили в составе только что прибывшего из метрополии экспедиционного корпуса оборонять от японцев индийский штат Ассам. Алекс храбро сражался на берегах Брахмапутры, за что получил поощрение командования и был представлен к нескольким наградам. Зимой 1945 года, когда британские войска перешли в контрнаступление и начали освобождение Бирмы, в бою близ города Манделай Алекс Уорроп получил серьезную контузию.
   Он очнулся в госпитале. Две сестры милосердия - смуглая темноволосая и белокожая с копной огненно-рыжих волос - говорили, как показалось Алексу, о нем, но почему-то по-английски. На всякий случай он решил пока не подавать вида, что пришел в сознание, и, затаив дыхание, стал прислушиваться к разговору.
   - Этот парень все время болтал в бреду на каком-то непонятном языке, - жаловалась темноволосая.
   - Наверное, на голландском, - равнодушно заметила рыжая, - у него в личном деле записано, что он бур из Родезии.
   Алекс изо всех сил стиснул зубы, чтобы удержать стон. Он вспомнил все. Его звали Алекс Йодль, он родился в Инсбруке в 1919 году, был профессиональным скалолазом и лейтенантом альпийских стрелков австрийской армии. Осенью 1943 года он отправился в Тибет в составе секретной экспедиции "Аненербе", которая должна была доставить в горы некий артефакт. Как и все в экспедиции, он ничего не знал о природе таинственного объекта, им было известно только то, что их миссия носила срочный характер и осуществлялась по прямому указанию фюрера. Поэтому они и отправились в Гималаи поздней осенью, время в принципе немыслимое для такого путешествия. На последнем переходе, когда до места назначения оставалось не больше 20 километров, Алекс сорвался со скалы и упал в расселину.
   - Але-е-екс! - отчаянный крик отца, подполковника австрийской армии Клауса Йодля, бывшего вместе с ним в том злополучном походе, до сих пор стоял у него в ушах.
  
  
   25 декабря 1950 года
   Квартира Рона Хаббарда
   Лос-Анджелес, США
  
   Невеселым выдалось в этом году Рождество, а ведь как все удачно складывалось вначале. Его давняя мечта - оставить после себя след в истории, более значимый, чем цитирование в "Ридерс Дайджесте" и упоминание мелким шрифтом в "Энциклопедии современной научной фантастики", начала реализовываться неожиданно быстрыми и даже немного пугающими его самого темпами.
   Участие в войне на Тихом океане запустило некий потайной механизм в тонко устроенной душевной организации офицера ВМС США Лафайета Рональда Хаббарда, на досуге увлекавшегося сочинением космических опер и мечтавшего об их экранизации в Голливуде. Залечивая физические и душевные раны в госпитале Окленда, в один из самых обычных дней теплой осени 1945 года он внезапно понял, что ему нужно сделать, чтобы донести до жителей планеты Земля свое учение об устройстве вселенной и о пути к всеобщей гармонии. Хаббард уже предпринимал попытки рассказать об этом в своих ранних произведениях, но кто же относится всерьез к откровениям писателя-фантаста? "Я должен позиционировать себя не как фантаста, а как ученого", - решил он.
   Эта мысль пришла ему в голову, когда он медленно прогуливался по больничному парку и проходил мимо отделения психиатрии. "Назовусь психиатром", - решил писатель, - "как Фрейд или Юнг. Ничего интересного эти гуру мировой психиатрии в общем-то не сказали, а ссылаться на них сегодня - признак хорошего тона в приличном обществе". В этот момент в зарешеченном окне второго этажа показалась отвратительная физиономия пускающего слюни пациента. Он несколько секунд наблюдал проходившую мимо него жизнь не сфокусированным ни на чем взглядом, но потом, видимо, почувствовал, что его бесцеремонно разглядывал некто в больничной пижаме из парка. Псих скорчил страшную гримасу, попытался плюнуть в писателя-фантаста, а когда понял, что цель находилась слишком далеко, взревел хуже сирены, предупреждающей о налете вражеской авиации.
   Хаббард предусмотрительно отошел подальше от окон и, наблюдая, как буйного пациента вязали дюжие санитары, пересмотрел свое решение: "Психиатр - это слишком вульгарно. Психиатрия - это еще одна сторона несовершенного материального мира, в котором мы вынуждены находиться, и где материя торжествует над духом. Лучше назовусь психологом - они хотя бы не имеют дел с такими, как этот урод в окне".
   Выйдя из госпиталя, Рон Хаббард принялся разрабатывать современную науку о разуме, основным постулатом которой стало утверждение, что "состояние ума первично по отношению к физическому состоянию человека, и, следовательно, изменив состояние ума, можно изменить физическое состояние организма, а не наоборот". Поскольку писателем он был весьма плодовитым, материалы на эту тему пачками выходили из-под его пера, только вот издатели не хотели их печатать. И вовсе не от того, что у Хаббарда не было диплома психолога - у него вообще никакого диплома не было, и это не мешало ему публиковать рассказы в жанре сай-фай. Дело было в другом: он не мог придумать хорошую упаковку для своего товара, а точнее - удачное название для своей науки.
   Его отпечатанные на машинке труды пользовались некоторым успехом в интеллектуальных кругах Лос-Анджелеса, их даже читали в Голливуде, и Хаббард верил, что рано или поздно один из экземпляров его статей попадет в нужные руки. Так, собственно, и случилось, но нужные руки принадлежали вовсе не маститому издателю или кинорежиссеру.
   Год назад его попросил о встрече некий профессор психологии Крюгер, назвавшийся учеником Фрейда и Юнга. Он оказался невысоким, плотным и побитым жизнью лысоватым человечком с бегающими водянистыми глазами и немного дрожащими руками. "Этому профессору психологии, похоже, самому нужна психологическая помощь", - подумал писатель, когда они усаживались за столик кафе на бульваре Санта-Моника. Судя по костюму собеседника, Хаббард понял, что большими средствами тот не располагал, и потому предусмотрительно заказал только два кофе. И сразу же прочитал в глазах Крюгера такую скорбь о несостоявшемся ужине, что хотел уже было снова позвать официанта, но вовремя одумался: пусть сначала этот профессор докажет, заслуживает ли он потраченных на него денег.
   Несмотря на свой потрепанный вид, Крюгер оказался дельным специалистом. С середины сороковых годов он занимался разработкой собственной науки, направленной на работу с разумом индивидуума, которую Крюгер именовал "дианетикой". "Неплохое название", - отметил про себя Хаббард, - "можно его попробовать". Профессор тем временем достал из видавшего виды портфеля зачитанную машинописную рукопись Хаббарда со своими пометками на полях и пачку рукописных листов:
   - Я осмелился, так сказать, дополнить вашу статью своими скромными мыслишками, - профессор немного заискивающе улыбнулся, протягивая фантасту рукопись. - И я хотел бы предложить вам опубликовать ее в соавторстве со мной.
   - А с чего вы взяли, что издатели захотят ее публиковать? - удивился Хаббард. - Вы же видите, мои работы до сих пор ходят в рукописях...
   - Я ее серьезно улучшил, - Крюгер уже без всякого заискивания посмотрел ему прямо в глаза, - и потому успех нам с вами, дорогой Рон, гарантирован.
   - Под каким именем вы хотите публиковаться? - немного раздраженно спросил писатель, потому что самоуверенность профессора задела его за живое.
   - Крюгер, - ответил тот, - Фред Крюгер. Вы же любите в Америке укорачивать имена. А вообще меня зовут Манфред-Вильгельм.
   Выправленную профессором статью Хаббард без особых надежд отправил в одно маститое научно-фантастическое издание, и вскоре она была там напечатана - к немалому изумлению как самого Хаббарда, так и Крюгера. Первый уже не надеялся увидеть опубликованными свои научные разработки. Второй же был шокирован, не найдя своего имени под переписанной им статьей.
   Профессор пытался связаться с Хаббардом, требуя объяснений, но все было напрасно - тот уехал из Лос-Анджелеса на Восточное побережье, где с головой ушел в написание книги о дианетике. Уже через месяц после выхода из печати она стала бестселлером, Америка буквально заболела дианетикой, и даже разгромная статья корифея неофрейдизма Эриха Фромма не смогла сразу остудить этот пыл. Но к концу года он сам собой поутих, деньги как пришли, так и ушли, и Хаббард стал всерьез задумываться, как ему дальше разрабатывать внезапно открывшуюся золотую жилу. Думы эти не были особенно продуктивными на фоне возни желтой прессы вокруг его семейных проблем, для решения которых он вынужден был вернуться в Калифорнию. Там его и нашел обманутый соавтор.

***

   Одиночество никогда не пугало Рихарда, напротив - оно было его любимым состоянием. О каком одиночестве может идти речь, когда в твоем распоряжении все энергоинформационное поле Земли? Однако на третий год жизни в Аргентине одиночество все же стало давать о себе знать, и тогда после работы он повадился заходить в ближайший к дому бар "Эль Каброн". Несмотря на провокационное название - испанское ругательство, соответствующее слову "козел" - бар представлял собой вполне приличное заведение, облюбованное богемой Буэнос-Айреса. Там, кроме выпивки и закуски, можно было узнать последние новости и сплетни, найти подругу на ночь, попрактиковаться в испанском и встретить давних знакомых.
   С середины 45-го года, перспектива встречи давних знакомых становилась все более реальной, пока в один из предрождественских вечеров 1946 года не материализовалась окончательно. Рихард услышал свое имя - не то, которое было записано в итальянском паспорте, а настоящее, которым он назывался до того рокового дня в октябре 1943 года, когда фюрер решил пообщаться с "Объектом Д". Он поставил на стойку кружку с пивом, тяжело вздохнул и, не спеша обернулся - перед ним стоял человек из прошлой жизни и его прямой начальник по "Аненербе" профессор психологии Манфред-Вильгельм Крюгер. Отпираться не имело смысла: они взяли еще пива и пересели за столик в одном из дальних углов заведения.
   Оказалось, что после визита фюрера незамедлительно бежать из Рейха решил не только Норман-Ауденхоф. Пока тот садился на первый же поезд до Вены, Крюгер "делал ноги" в направлении Швейцарии. После короткой остановки в Вене Рихард продолжил свой бег в Италию и на некоторое время залег на дно в Риме, пока его дядя, епископ фон Ауденхоф, оформлял для него новые документы по своим каналам в Ватикане. Крюгер же остался в немецкой Швейцарии на больший срок - почти до окончания войны. К середине 45-го года, когда Рихард уже год жил в Аргентине, Крюгер только начал свое долгое и опасное путешествие в эту Мекку для бывших нацистов.
   - А что стало с остальными, кто работал с "Артефактом"? - спросил Рихард.
   - До меня доходили слухи, что эсэсовцев во главе с Вольфовицем отправили на Восточный фронт, - говоря об этом, Крюгер до сих по не мог скрыть злорадства. - А евреев ваших по концлагерям распределили.
   - У меня только один еврей работал, - удивился Рихард, - и тот лишь на четверть.
   - Был бы человек, - недобро усмехнулся Крюгер, - а еврея из него сделать не проблема.
   После той встречи они оставались на связи. У Крюгера были серьезные проблемы со знанием языка, работой и, как результат всего этого - самооценкой. Он смог устроиться только мойщиком посуды в немецком ресторанчике, по поводу чего жутко комплексовал и наотрез отказывался учить испанский. Все свободное время он проводил в своей маленькой каморке на окраине Буэнос-Айреса и писал труды по психологии на английском языке - в надежде, что когда-нибудь опубликует их в Америке. Рихард с трудом выносил профессора, но вынужден был его терпеть, потому что прошлое в "Аненербе" навсегда связало их тяжелой железной цепью.
   В конце 40-х, когда концентрация нацистов на квадратный километр аргентинской земли стала превышать все допустимые нормы и разведки стран-союзников и только что созданный Моссад, начали за ними охоту в пампасах, Крюгер засобирался в Америку. Рихард уже было хотел распрощаться с ним навеки, но тут из Рима пришло печальное известие о кончине дяди Ганса. Без его протекции Норман-Ауденхоф автоматически превращался в одного из многих беглых нацистских преступников, так что он решил не испытывать судьбу в Аргентине и отправился вместе с Крюгером в Северную Америку.

***

   Рон Хаббард пребывал на расстоянии многих миллионов световых лет от планеты Тиджиэк, вульгарно именуемой Землей непосвященными. Он находился на головном звездолете Ксену, властелина Галлактичекой империи, готовом атаковать флагман мятежников. И тут кто-то, как назло, принялся настойчиво терзать кнопку звонка.
   "Черт", - выругался Хаббард, с трудом отрываясь от печатной машинки, - "даже в Рождество не дают спокойно поработать". Он раздраженно распахнул входную дверь. В надвигавшихся сумерках в коридоре было уже довольно темно, и он не смог разглядеть лиц звонивших, успев только заметить, что их было двое - маленький плотный и высокий худощавый, после чего почувствовал острую боль в сердце и повалился без чувств на порог.
   - Вы его случайно не прикончили, Рихард? - обеспокоенно обернулся профессор Крюгер к своему напарнику. - Иначе я ведь ничего с него не получу.
   - Вы и так с него ничего не получите, - ответил Норман-Ауденхоф, помогая профессору втащить безжизненное тело писателя в квартиру. - Только самолюбие потешите. У него, наверняка, на вас досье как на фашистского доктора Франкенштейна.
   - Я не ставил опытов на людях, - вспылил Крюгер, - и как вы только можете повторять эту клевету, Норман-Ауденхоф! Кроме того, в отличие от вас, я с Гитлером в телепатический контакт не вступал.
   - Заткнитесь, Крюгер, - вяло огрызнулся Рихард, - и занимайтесь вашим Жюлем Верном. Он сейчас в себя придет.
   - Именем Галактической империи я, властелин Ксену, приказываю уничтожить флагман мятежников, - пробормотал писатель, открыл глаза и в недоумении уставился на двух незваных гостей. Крюгера он узнал сразу, но не подал вида, - Я сейчас же звоню в полицию! - произнес он максимально решительным тоном, на какой был способен в этой ситуации.
   - Я вам этого не советую, соавтор, - недобро усмехнулся Крюгер, - иначе мой друг еще раз кольнет вас в сердце, и оно может этого не выдержать.
   - Вы сделали мне укол в сердце? - испуганно спросил писатель. - Чем?
   - Препаратом, который не производится в Галактической империи, - ответил Рихард и тут же пожалел о своих словах, потому что испуг на лице фантаста сменился ужасом:
   - Вы вкололи мне неизвестный препарат???
   - Черт, Крюгер, - обратился Рихард к профессору, - решайте уже ваш вопрос, а то мои познания в научной фантастике довольно скудны и не позволяют мне дальше поддерживать светскую беседу.
   Крюгера не нужно было просить дважды:
   - Ну, и что мы будем делать с нарушением авторских прав, присвоением чужого произведения и выдачей его за свое, соавтор?
   - Я не вполне понимаю, о чем вы говорите, - Хаббард на удивление быстро пришел в себя, спустил ноги с дивана, на который его пристроили немцы, и даже попытался принять воинственную позу - наклонился всем телом вперед, набычился и упер руки в колени. - Если у вас есть ко мне претензии, направляйте их моим адвокатам!
   - Соавтор, это не конструктивный разговор, - заметил Крюгер и продолжал с нарастающим с каждой секундой раздражением. - У нас было джентльменское соглашение, я даже не просил свою часть гонорара. Мне нужно было лишь увидеть мое чертово кастрированное на ваш американский манер имя под этой проклятой статьей!
   - Это даже не ваше имя! - тоже на повышенных тонах отвечал Хаббард. - По документам, вы - Джозеф Томпсон, и никакого Фреда Крюгера в природе не существует! Если бы вы попросили меня вписать туда Микки Мауса, я что, тоже обязан был это сделать???
   - Ах ты, подлый лжец и вор!!! - яростно завопил Крюгер, топая ногами от негодования.
   - А ты - коммунистическая свинья!!! - вторил ему фантаст. - Думаешь, я не слышу твой варварский русский акцент?! Я сейчас позвоню в ФБР, и ты закончишь жизнь на электрическом стуле за шпионаж!
   Крюгер был глубоко оскорблен последней репликой Хаббарда. Жилы вздулись на его вспотевшем от напряжения лбу и самые грязные немецкие ругательства готовы были вот-вот сорваться с языка. Рихард понял, что ситуация начинает выходить из-под контроля, и решил, что самое время вмешаться:
   - Сейчас вы оба успокоитесь, сядете на этот чертов диван, расслабитесь, и когда я сосчитаю до десяти, забудете все, что только что наговорили друг другу. Потом вы заснете...
   - Рихард, как вы можете, - прохрипел профессор, покорно усаживаясь на диван рядом с Хаббардом, - это же предательство...
   - Для вашего же блага, профессор, - ответил ему Норман-Ауденхоф и принялся медленно считать. Крюгера сморило между четверкой и пятеркой, а Хаббард держался до девятки. "Не лишен паранормальных способностей", - отметил про себя Рихард, - "Надо будет разбудить его раньше старого дурака".
   Хаббарда будить не пришлось, он довольно быстро вышел из гипнотического состояния самостоятельно, и принялся настороженно оглядываться по сторонам.
   - Вы в порядке? - спросил Рихард, возвращаясь с кухни писателя с куском рождественской индейки. На проведение двух эзотерических мероприятий подряд ушло много энергии, и ее запас нужно было чем-то восполнить.
   - Вы снова сделали мне укол? - на этот раз гораздо спокойнее спросил Хаббард.
   - Нет, - коротко ответил Рихард и поставил тарелку с остатками рождественского ужина на рабочий стол писателя. Хаббарда это немного покоробило, но он не подал вида:
   - Тогда как?
   - Гипноз.
   - А что еще вы умеете? - с заметным интересом спросил фантаст.
   - Вы меня что, на работу принимаете? - удивился Рихард.
   - Неплохая идея, - задумчиво произнес Хаббард, - мне бы не помешал телохранитель-телепат, чтобы отбиваться от таких сумасшедших, как ваш приятель.
   - Нет, - ответил Рихард.
   - Что нет? - не понял писатель.
   - Я вряд ли достоин оберегать покой властелина Ксену.
   - Это почему же?
   - Я не очень хорошо разбираюсь в научной фантастике, а ваших сочинений вообще не читал.
   - Так почитайте, у меня тут в столе несколько авторских экземпляров "Дианетики" есть. Могу даже подписать...
   - Для друга моего подписать не забудьте, он будет весьма польщен.
   Эта реплика Рихарда охладила пыл фантаста, уже порывавшегося к столу за своими книгами:
   - Ваш друг всего лишь немного отредактировал мою статью, - проворчал он, - и я не понимаю, почему он так кипятится по поводу воровства. Статья ведь была изначально написана мной, а редакторов в соавторы у нас брать не принято.
   - У него сейчас кризис самооценки, а вы задели его уязвленное самолюбие, - заметил Рихард. - Если бы вы упомянули его в своем очередном сочинении, это могло бы снять все недоразумения.
   - Мне не нравится его имя, - нехотя признался Хаббард, - такое тяжелое, как немецкий десерт, и резкое, как будто кувалдой по черепу стучат, а потом еще ногтем по стеклу скрежещут - Фре-е-ед Крю-ю-г-г-е-ер. Брр...
   - Это у вас что-то личное, - усмехнулся Рихард фон Норман-Ауденхоф, для которого имя профессора даже в его "некастрированном" немецком варианте звучало вполне обыденно.
   - Если вам это имя не нравится, назовите его Джозефом Томпсоном, как в паспорте.
   - Я подумаю над этим, - ответил Хаббард, - а вы в свою очередь все-таки подумайте над моим предложением. Я вижу, человек вы неглупый, к тому же полезными техниками владеете. "Ассоциации дианетики Хаббарда" такие специалисты очень нужны.
   - Я тоже подумаю над этим, - в тон ему ответил Рихард и, заметив, что Крюгер начинает приходить в себя, быстро произнес, - давайте вашу книгу, пока он не очнулся.
   Рон Хаббард выдвинул ящик письменного стола и вытащил подарочный экземпляр "Дианетики":
   - Как вас зовут? - спросил он Рихарда.
   - Рик Норман, а что?
   - Красивое английское имя, и на слух звучит приятно, - заметил писатель и протянул Рихарду книгу, - Изучайте.
   Дома Рихард открыл подарочный томик "Дианетики" - на титульной странице ровным и немного угловатым почерком было размашисто начертано:
   "Рику Норману - моему Верному Офицеру (я надеюсь). Ксену".
   "Ну вот, вождь Ксену приглашает меня вступить в свои элитные войска" - усмехнулся про себя бывший штурмбанфюрер СС и штатный эзотерик "Аненербе". Впрочем, это была не такая уж плохая новость: ему предложили непыльную и перспективную работу по специальности. После года безработицы это звучало вполне обнадеживающе.
  
  
   27 февраля 1952 года
   Дианетический колледж Хаббарда
   Финикс, Аризона, США
  
   Весь последний год Рон Хаббард самозабвенно разрабатывал золотую жилу. Первоначально обозначив ее как науку о душевном здоровье - дианетику, он постепенно понял, что ему следует и дальше двигаться в этом направлении, изящно балансируя на грани науки, научной фантастики и религии - тоже современной и обогащенной истинно научным подходом. Мировой разум был весьма благосклонен к стремлению писателя рассказать людям об истинном устройстве вселенной, и потому, видимо, послал ему в качестве рождественского подарка в конце позапрошлого года двух немецких специалистов - от психологии и теологии. Совместными усилиями, строго распределив сферы ответственности между собой, весь год они создавали основы новой религии, с названием которой у Рона Хаббарда, как обычно, возникли проблемы. Сейчас, когда теория нового учения была уже практически разработана, представлять его публике все еще не было возможным ввиду отсутствия яркого и запоминающегося бренда.
   - Итак, господа, - деловито произнес Хаббард, - давайте еще раз пробежимся по основным тезисам нашего учения.
   - Да сколько можно, - недовольно проворчал профессор Крюгер. - Вы взяли за основу мою дианетику, облепили ее со всех сторон религиозной чушью, которую с детства вбивали в голову Норману, и вложили все это в уста вашему супермену Дзену.
   - Ксену, - поправил его Хаббард, - пора бы за год и запомнить.
   Крюгер ничего на это не ответил, резко поднялся со стула, подошел к окну, из которого открывался довольно тоскливый вид на расчерченный ровными квадратами улиц центр города, и обиженно засопел. Он все еще был зол на Хаббарда за то, что тот так и не выполнил обещание и не упомянул "его чертово имя" в контексте разрабатываемой ими "Дианетики Плюс", как они пока называли свое новое детище.
   - У меня небольшое соображение насчет Ксену, - вступил в разговор доселе молчавший Рихард. - Может, не стоит делать его проводником учения?
   - Как это не стоит? - возмутился Хаббард. - А зачем я тогда 500 страниц текста про него сочинил? Ксену - ключевой персонаж...
   - У нас получится второй "Так говорил Заратустра", по крайней мере, с точки зрения композиции, и нас обвинят в плагиате. Давайте обезличим повествование. Кроме того, меня смущает ваша версия происхождения разумной жизни на Земле.
   - Это чем же? - сразу же напрягся писатель.
   - Некоторой нелогичностью, - помня о ранимой душе художника, Рихард тщательно подбирал слова. - Сначала Ксену ссылает на Землю всех несогласных с ним инопланетян, складывает их в замороженном виде вокруг вулканов, взрывает водородными бомбами, собирает их души - тэтаны - и внедряет в тела людей. А потом в результате переворота сам теряет власть и тоже попадает на Землю.
   - А в чем нелогичность? - не понял Хаббард. - Из этого становится понятным, что Тиджиэк, который вы именуете Землей, - межгалактическая тюрьма...
   - И еще из этого становится понятным, что Ксену - персонаж отрицательный, а, значит, на роль проводника нового учения не подходит. Современное общество такого героя не примет, - Рихард сам не заметил, как заговорил тоном проповедника. - И если рассматривать ваше повествование о Ксену как текст священного писания, то ему явно не хватает размаха, и оно никак не дотягивает до Ветхого завета.
   - Да оно даже до комиксов не дотягивает, - язвительно вставил Крюгер от окна.
   "Как раз для комиксов оно и годится", - подумал Рихард и, увидев, что Хаббард уже набычился и готовится что-то возразить, вслух дипломатично произнес:
   - Поймите, Рон, я говорю вам это как теолог, а не как литературный критик. Я же всегда признавал, что плохо разбираюсь в научной фантастике.
   - Хорошо, допустим, вы правы - как теолог, - недовольно проворчал Хаббард, - но куда я 500 готовых страниц дену?
   - Оставим их для посвященных, а неофитам предложим тэтанов, одитинг и путь к полному клиру по "Мосту" через преодоление аберраций.
   Последнее замечание Рихарда окончательно отвлекло Крюгера от молчаливого переваривания обиды:
   - Вы хотя бы представляете, какую чушь вы только что произнесли? И вы думаете, кто-то на это клюнет?
   - Если правильно расставить акценты и грамотно провести кампанию по раскрутке бренда, то учение покорит весь мир, - уверенно произнес Хаббард. - Оно объединяет основные постулаты христианства и восточных религиозных практик, и даже намного превосходит их - с точки зрения современного человека.
   - Я бы не стал утверждать, что оно их превосходит, - осторожно заметил Рихард. - Просто наше учение сознательно рассчитано на современное общество потребления, и потому постулаты выбирались такие, которые придутся ему по вкусу. Например, душа бессмертна, как и в христианстве, способна проживать сотни жизней, как и в буддизме, но при этом может реинкарнироваться только в существ разумных, как... как в том, что мы пока называем "Дианетикой Плюс". Потом еще, в противовес основному христианскому тезису о первородном грехе человека, у нас человек - в основе своей существо позитивное, а своим неконструктивным поведением он обязан только разнообразным аберрациям, сбивающим его с верного пути, с которыми следует бороться с помощью вашей, Крюгер, методики.
   - А откуда вы позаимствовали идею писать прейскуранты на все религиозные таинства - из иудаизма что ли? - раздраженно бросил профессор.
   - Крюгер, когда вы приходите в ресторан и вам дают меню, там ведь цены указаны? - спросил Хаббард. - Так почему же в новой религии для современного общества мы должны стыдливо избегать всеобщей тенденции? И вообще, хватит спорить. Мы уже год только этим и занимаемся, а доходов это, как известно, не приносит. Мой коллега Джордж Оруэлл еще до войны заявлял: "Я всегда считал, что можно разбогатеть, основав новую религию", и я полностью разделяю эту его точку зрения.
   - Рон, что-то вы слишком часто в последнее время стали употреблять эту фразу, в том числе и на публике, - с некоторым беспокойством заметил Рихард.
   - Не вы ли учили меня, уважаемый эзотерик, что мысли материальны? - удивился фантаст. - Повторяя эту фразу, я формирую позитивный вектор своей реальности и создаю подвижку к успешной реализации проекта "Дианетика Плюс". Не понимаю, почему вас это беспокоит?
   - Меня беспокоит, что эту фразу Оруэлла в конце концов припишут вам. И вы уже от нее не отмоетесь.
   - Рик, прекращайте цепляться к мелочам, мало нам записного скептика Крюгера, - вздохнул Хаббард.
   - Конечно, станешь тут скептиком, - возмутился Крюгер. - Через неделю презентация новой религии, которая должна перевернуть мир, а под нее до сих пор не подведена сколько-нибудь вразумительная научная база, за исключением моей дианетики, само собой. Или вы считаете, что ваши священники-аудиторы, ваше писание от Ксену и ваш крест выдерживают хоть какую-то критику?
   - Во-первых, они одиторы, а не аудиторы, - заметил Хаббард.
   - Если берут деньги за услуги по прейскуранту, значит аудиторы, - хмыкнул профессор.
   - А во-вторых, чем вам крест не нравится?
   - Потому что это символ христианства, а не новой религии.
   - Профессор, вы забываете, что наша потенциальная аудитория - западное общество потребления, базирующееся на христианской традиции и культуре, - возразил ему Рихард.
   - Норман, я ни на минуту не забываю, что вы выпускник теологического факультета и, сложись европейская история немного иначе, вы бы давно несли слово божие добрым католикам, и потому религию без креста вы представить себе просто не в состоянии. Вот только зачем вы тамплиерский крест нарисовали?
   - Крюгер, мы это уже обсуждали, - Хаббард решил прекратить неконструктивную дискуссию в зародыше. - Чтобы крест не казался тамплиерским, мы его облагородили декоративными элементами. Кресту быть, почему - Рик вам только что объяснил, и будем считать эту тему закрытой.
   - Тем более что у нас до сих пор не решен вопрос с названием, - добавил Рихард, и вместе с Хаббардом они вопросительно посмотрели на профессора.
   - Вы снова ждете, чтобы я придумал бренд, а потом гнусно присвоите его себе? - ехидно спросил тот.
   - Крюгер, - торжественно произнес Хаббард. - Я вам обещаю, что упомяну ваше американское имя в первых же строках своей биографии.
   - Поклянитесь, - ухмыльнулся профессор.
   - Чем?
   - Ну, хотя бы вашим Ксену, - все так же продолжал ухмыляться Крюгер.
   - С готовностью, - произнес Хаббард. - Клянусь Ксену, и не сочинить мне больше ни одного романа, если я не выполню своего обещания. Давайте же название, - нетерпеливо добавил он.
   - Ну, смотрите, - погрозил пальцем Крюгер и полез в свой потрепанный портфель. Он порылся в нем несколько мгновений и извлек листок с длинным списком названий на немецком языке. Ни одно из них, по правде говоря, не годилось для того, чтобы стать ярким торговым брендом нового религиозного учения, доселе именуемого "Дианетикой Плюс", но после долгих споров троица определила фаворита в списке. Им оказалось немецкое слово scientologie, произошедшее от латинского scio, что означает "знать", и греческого logos, и переводившееся как "знание о том, как знать".
   - Чушь полная, - пробормотал Рихард.
   - Как и вся ваша "прикладная религиозная философия, изучение человеческого духа и работа с ним в его взаимоотношениях с самим собой, вселенными и другой жизнью", - издевательски процитировал лежащие пред ним "Первоначальные тезисы Дианетики Плюс" Крюгер. - Какое учение, такое и название.
   - А мне нравится, - после некоторого раздумья изрек Хаббард, - давайте попробуем эту "саентологию". Кстати, как там насчет авторских прав?
   - Термин использовал в 30-х годах немецкий философ Анастасиус Норденхольц в своей книге Scientologie: Wissenschaft von der Beschaffenheit und der Tauglichkeit des Wissens... - начал Крюгер.
   - Господи, да что у вас за имена!? - в сердцах воскликнул Хаббард.
   - А разве ваши цивилизации Хелатробус, Эспинол и Арсликус звучат лучше? - Рихарда всегда задевало англо-саксонское высокомерие американского сочинителя.
   - Ну ладно, не принимайте на свой счет, - миролюбиво произнес Хаббард и продолжил, уже обращаясь к Крюгеру, - а этот ваш Норденштольцер..
   - Норденхольц - в один голос поправили его Крюгер и Норман-Ауденхоф.
   - Да-да, он самый, - согласно кивнул писатель, - он еще жив? Это я на тот случай, если он захочет в суд подать...
   - Последний раз мы встречались с ним в Мюнхене в конце тридцатых, - ответил Крюгер, - но я не знаю, удалось ли ему пережить войну.
   - В любом случае, его книга на английский язык не переводилась, - улыбнулся Рихард, - а это значит, что Рон ее прочитать, а, следовательно - позаимствовать термин, не мог.
   - А мы тогда что здесь делаем? - удивился Крюгер.
   - Профессор, - все так же насмешливо улыбаясь, продолжил Норман-Ауденхоф, - разве вы еще не поняли, что Ксену может быть только один. А имена его Верных Офицеров просто канут в историю.

***

   Через неделю, в начале марта 1952 года, выступая с лекцией все в том же Финиксе, что на юге засушливого штата Аризона, писатель-фантаст Л. Рон Хаббард сделал публичное заявление о создании нового религиозно-философского учения - саентологии. Первая церковь саентологов открылась уже через два года в Лос-Анджелесе.
   Хаббард сдержал слово и упомянул Крюгера в своей биографии. В самом ее начале, там, где речь идет о детских годах писателя, говорится, что в 1923 году 12-ти летний Рональд познакомился с капитаном второго ранга Джозефом Томпсоном, офицером медицинского корпуса военно-морских сил США, который ездил в Вену учиться психоанализу у Зигмунда Фрейда, и затем рассказал об этом впечатлительному сынишке своего сослуживца. И хотя данное событие оппонентами саентологии оспаривается и даже высмеивается, факт остается фактом - в первых строках жизнеописания Хаббарда упомянут некто Джозеф Томпсон. Американский паспорт на такое имя сумел себе выправить в Аргентине Манфред-Вильгельм Крюгер, профессор психологии, бывший сотрудник "Аненербе" и, по его собственному заверению, ученик Фрейда и Юнга.
  
  
   22 сентября 1973 года
   Офис компании "Алекс Уорроп и сыновья"
   Интерлакен, Швейцария
  
   Алекс проснулся позже обычного. Ирма и сыновья ушли на работу, когда он еще спал, так что он мог себе позволить поваляться в постели, потом - долго и в свое удовольствие поплескаться под душем, и, наконец, поставив почти на полную громкость новую пластинку Deep Purple, неспешно заняться приготовлением завтрака. Уорроп со знанием дела поджаривал аппетитные баварские колбаски, мурлыча в такт любимой группе. Из окон их кухни открывался вид на горы Юнгфрау - Алекс окинул взглядом знакомую панораму и хмыкнул удовлетворенно: "Скоро выпадет первый снег".
   Горнолыжный сезон еще не начался, а летний альпинистский сезон уже подходил к концу, и потому можно было немного расслабиться перед главной "жатвой". Так он называл время с октября по апрель, когда в Альпах выпадал снег, и его маленькая компания зарабатывала основную часть своего годового дохода. Впрочем, какой бы низкий сезон не стоял на дворе, Алекс старался не упускать свое. Вот и сегодня оба его сына работали в горах. 22-летний Макс сопровождал двух японских фотографов, а младший, 20-летний Андреас повел группу немецких пенсионеров по "тропе здоровья".
   Уорроп уже несколько лет подумывал передать всю работу с туристами сыновьям, а самому взять на себя только административные заботы - все-таки годы и полученные в процессе долгой спортивной жизни травмы давали о себе знать. Но, во-первых, мальчикам нужно было еще подрасти и подучиться, а во-вторых, как только в горах выпадал первый снег, Алекс ничего не мог с собой поделать - брал горнолыжное снаряжение и отправлялся на трассу. В Инсбруке, где он родился и вырос, на лыжах катались все. Он стал на лыжи едва ли не сразу после того, как научился ходить, и всегда мечтал об олимпийских медалях в этом виде спорта. Но отец, профессиональный альпинист, решил иначе, и Алекс тоже стал альпинистом и даже принимал участие в международных соревнованиях, правда, чемпионом стать не успел.
   От Интерлакена до Инсбрука по прямой было не больше пары сотен километров, но Алекс так до сих пор и не решился посетить родной город, где не был с того дня, когда они с отцом в спешном порядке отправились в Тибет. Британцы комиссовали его после тяжелой контузии в начале 1945 года, и из госпиталя в Калькутте он направился в Родезию, чтобы окончательно вжиться в роль южноафриканца Алекса Уорропа, которым по воле фантазии колониального чиновника стал австриец Алекс Йодль. В Родезии были горы, золото, алмазы и апартеид, но не было снега. В его поисках Алекс перебрался на западное побережье Канады. Высокие заснеженные горы там начинались прямо от Ванкувера и тянулись на север - до самой Аляски, но по ним еще не успели проложить горнолыжные трассы, и Алекс понял, что найти работу по специальности он сможет только в Европе.
   За шесть лет скитаний по Британской империи он почти избавился от акцента и совсем вжился в шкуру простого южноафриканского парня, ветерана бирманской кампании, так что разоблачения в Европе он, в общем-то, не боялся. К тому же, в Рейхе он успел дослужиться только до лейтенанта альпийских стрелков и не совершил ничего такого, за что бы ему могло выставить счет международное сообщество. Тем не менее, Алекс решил не испытывать судьбу, и обосновался не в Австрии, а в соседней Швейцарии, где в 1950 году открыл собственную туристическую компанию. В том же году он женился на Ирме, учительнице английского языка, которая после замужества оставила преподавание и стала работать в семейном бизнесе. Вскоре у них родился Макс, а за ним и Андреас.
   До середины 50-х Алекс не мог найти времени, а может - просто смелости, чтобы заняться поисками родных. Только в 1956 году он направил запрос в мэрию Инсбрука о судьбе Клауса и Марты Йодль. Через пару недель ему пришел официальный ответ: Клаус Йодль погиб в 1945 году, а его супруга Марта умерла в 1955. Алекс был их единственным сыном, а дальние родственники его интересовали мало. Так что он решил оставить все, как было, тем более что тоска по родине его не мучила. Альпы - они, что в Австрии, что в Швейцарии, - одни и те же.

***

   Он не был в Европе 30 лет - Англия не в счет, ее Рихард никогда не рассматривал как часть континента. Европа, из которой он в спешке бежал в 43-м, очень сильно отличалась от того, что он сейчас наблюдал из окна поезда Цюрих-Интерлакен. "Торжество общества потребления", - кратко резюмировал Норман-Ауденхоф и подумал, насколько же они с Хаббардом оказались правы в начале 50-х, когда предрекли победу этого строя в Свободном мире и изобрели для него новую религию.
   Несмотря на разнообразные препоны, чинимые поначалу их церкви во многих странах, саентология медленно, но верно завоевывала свое место в мире - от Австралии до Америки, от Южной Африки до Тайваня. В конце 60-х Хаббард отошел от административных дел, передав бразды правления специально обученным менеджерам. А в обязанности Рихарда теперь входило посещение центров и оказание консультационной помощи их руководству, так что визит в континентальную Европу откладывать больше не представлялось возможным. Кроме того, в самом ее сердце - высокогорной Швейцарии - его ждало одно деликатное дело.
   С годами Рихард начал понимать, что с ним что-то не так: он практически не старел, и причиной тому, как он предполагал, явился "Объект Д". Драматическая встреча Гитлера с Артефактом в стенах "Аненербе" произошла за месяц до того, как Рихарду исполнилось 29. Не то, чтобы за 30 лет, прошедших с того дня, он совсем не изменился - годы все-таки брали свое, но как-то очень медленно, так что в 1973 году, приближаясь к своему официальному 60-летию, Норман-Ауденхоф едва ли выглядел на 35. К счастью, саентологическая церковь не могла похвастаться постоянством своих рядов, к тому же, Рихард много времени находился в разъездах и официально не занимал значимых должностей, так что на эту его странную особенность никто не обращал внимания, кроме Хаббарда. Но Рон всегда держал его на особом счету, принимая за некого посланца Мирового разума, поэтому любопытство писателя-фантаста обычно ограничивалось очередной просьбой "поделиться рецептом эликсира вечной молодости".
   В 60-е годы, когда саентология подверглась самым серьезным нападкам за все время своего существования, руководство движения решило противопоставить гонителям очень веский аргумент в пользу нового учения. К примеру - оперирующего тэтана, прошедшего по Мосту все уровни и счастливо живущего в мире чистого духа. Или тэтана, который будучи, по приказу властелина Ксену, доставленным на Тиджиэк 75 миллионов лет назад, сумел спастись во время взрыва водородных бомб и не вселился в человеческое тело... Вот тут Рихард и вспомнил об "Объекте Д" - оставалось только найти его.
   Еще в Аргентине он узнал от Крюгера, что после сворачивания проекта "Святой Грааль" под "сокращение" попали не только сотрудники, напрямую в нем задействованные, но и сам предмет исследований. Ныне покойный Крюгер рассказывал тогда, что по якобы прямому распоряжению фюрера, "Объект Д" было решено "вернуть на место", и с этой миссией в Тибет даже была спешно командирована секретная экспедиция. Следовательно, Артефакт нужно было искать там. Это была сложная, но выполнимая задача - по крайней мере, с финансовой точки зрения. Поток пожертвований на нужды Церкви саентологии увеличивался с каждым годом и из тонкого ручейка в начале 50-х превратился в мощную полноводную реку к концу следующего десятилетия.
   В Тибете экспедиция саентологов провела несколько месяцев, но "Объект Д" так и не обнаружила. Тем не менее, недалеко от непало-китайской границы им удалось найти аборигенов, которые помнили о последней экспедиции европейцев в их места. Путем несложных подсчетов было установлено, что это произошло в 1943 году, но не это было главной новостью. Тибетцы рассказали, что белый человек сорвался в пропасть, но не погиб - его спасли жители одной деревни, выходили, а потом отправили к британским властям в Катманду. Почему к британским? - потому что других поблизости не было...
   Полученных данных и финансовых возможностей саентологов оказалось достаточно, чтобы продолжить поиски: уже через пару месяцев нанятые ими частные детективы смогли выйти на некого Алекса Уорропа, подданного Соединенного королевства и резидента Швейцарской конфедерации, профессионального альпиниста и горнолыжника. В 1944 году этот Уорроп появился из ниоткуда в представительстве министерства по делам колоний в Калькутте с подтверждавшим его личность документом, выданным в Катманду. "Это наш парень", - сразу же решил Рихард, и ему ничего не оставалось, как нанести визит владельцу туристической фирмы "Алекс Уорроп и сыновья" в швейцарском Интерлакене.

***

   Алекс дожевывал последнюю колбаску, когда Deep Purple взяли небольшой тайм-аут между композициями, и он услышал телефонный звонок. Отвечать не хотелось, но мысль о том, что он может упустить потенциального клиента, подняла его со стула и против воли потащила в гостиную:
   - "Алекс Уорроп и сыновья".
   - Guten Tag Herr Worrop, - мужчина говорил по-немецки с безупречным венским произношением, выдававшим в нем представителя upper class. - Меня интересует альпинизм. Что бы вы могли мне посоветовать?
   Алекс не очень любил работать с земляками - они были и капризнее, и прижимистее британцев и американцев.
   - Боюсь, что вы немного опоздали, - Алекс деланно вздохнул, - летний сезон уже закончился, и сейчас не лучшее время идти в горы.
   - Сколько вы просите за день работы? - собеседник как будто пропустил мимо ушей его последнюю реплику и продолжал гнуть свою линию.
   "Их превосходительство не понимают", - подумал Алекс и на всякий случай решил завысить цену вдвое, уж очень ему не хотелось тащиться завтра в горы в полной альпинистской экипировке и в компании высокомерного аристократа:
   - 100 франков.
   - Плачу 150 и готов обсудить детали при личной встрече.
   - Я буду в офисе через полчаса, - ответил Алекс, потому что перспектива заработать сумму, в три раза превышавшую обычную, была лучшим лекарством против лени и классовых предрассудков.
   Ровно через 30 минут Алекс появился в офисе, расположенном на главной торговой улице Интерлакена. Обязанности секретаря исполняла Ирма, но сегодня она повезла группу британских школьников в Берн, и ее замещала Сабина, невеста Макса. Сабина была девушкой бойкой и словоохотливой, вот и сейчас она о чем-то щебетала с ранним посетителем - худощавым темноволосым мужчиной лет 35-ти, которому она уже успела приготовить кофе и предложить несколько буклетов компании "Уорроп и сыновья".
   - Это вы интересовались альпинизмом? - спросил Алекс и протянул руку, - я Алекс Уорроп.
   - Рик Норман, - посетитель продемонстрировал крепкое уверенное рукопожатие и голливудскую улыбку.
   "Кажется, он американец. Ну, из бывших наших, разумеется", Алекс автоматически перевел клиента из потенциальных в перспективные и пригласил пройти в свой кабинет.
   - Так какой именно маршрут вас интересует? - спросил Алекс и предусмотрительно заметил, - можете говорить по-английски, если вам так удобнее.
   - А вам? - спросил посетитель.
   - Мне все равно. Я британец, но уже 20 лет живу среди немцев, и жена у меня немка...
   - По родине не скучаете? - поинтересовался клиент.
   - Нет, - Алекс был краток, потому что ему хотелось скорее перейти к обсуждению заманчивого предложения. - Так насчет маршрута, - напомнил он, - куда вы желаете отправиться?
   - В Тибет, - посетитель едва заметно улыбнулся и посмотрел Уорропу в глаза.
   - Вы что-то путаете, - Алекс не понял, что именно хотел сказать ему своей последней фразой клиент, но он уловил в ней некую двусмысленность, и она ему очень не понравилась. 150 франков, конечно, хорошие деньги, но еще не оправдание терпеть эти венские штучки. Как все провинциалы из бывших империй Алекс не любил столичных жителей, и даже 20 лет жизни в Швейцарской конфедерации не смогли вытравить в нем эту неприязнь. - Я работаю только в Альпах.
   - Простите, я должен был сказать вам с самого начала, что альпинизм меня интересует только теоретически, - пояснил странный клиент, - но рассказ о вашем путешествии в Тибет я по-прежнему оцениваю в 150 франков.
   "Он что-то знает!" - у Алекса тревожно заныло под ложечкой, а по телу стал расползаться противный липкий страх - страх разоблачения, с которым он жил вот уже 30 лет. - "Главное - не показывать, что я понимаю, о чем он говорит, ни в чем не сознаваться, и тогда, может быть, все обойдется".
   - Мне нечего вам ответить на это предложение, потому что в Тибете я никогда не был, - холодно заметил он.
   - 300 франков, - бесстрастно произнес Норман.
   - Если вы не понимаете по-немецки, я повторю вам то же самое по-английски. I've never been in Tibet, - Алекс поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
   - 500, - предложил американец и не двинулся с места.
   - Что вы от меня хотите? - в сердцах спросил Уорроп и снова уселся за стол. Он понимал, что венский умник что-то выкопал про него, и эта информация могла перевернуть всю его хорошо налаженную жизнь. Война закончилась почти 30 лет назад, но до сих пор в разных уголках земного шара Интерпол и спецслужбы то и дело обнаруживали беглых немецких преступников. И хотя Алекс таковым себя не считал, любые сообщения в прессе о поимке очередного нациста, живущего по чужим документам, очень сильно его расстраивали и нервировали. Да, он храбро сражался с японцами и совсем не успел понюхать пороху в Европе, но если обнаружится, что до 1944 года он был австрийским альпийским стрелком, то его сначала назовут фашистом, а потом уже станут разбираться, что же в действительности он натворил в годы войны и почему впоследствии выдавал себя за британца. Пока это разбирательство будет длиться, он может потерять все - семью, друзей, бизнес, уважение соседей и партнеров, клиентов и деловую репутацию...
   Уорроп не на шутку разнервничался и от волнения стянул с головы красную бандану, обнажив чисто выбритый череп. Поскольку с банданой Алекс не расставался ни на горнолыжной трассе, ни при подъеме в горы, кожа на черепе была заметно бледнее, чем на почерневших от загара лице и шее, и Рихард едва смог сдержать улыбку при виде этого зрелища.
   - Я хочу, чтобы вы рассказали мне о своем путешествии в Тибет, герр Йодль, - произнес он. - И, пожалуйста, не говорите, что первый раз слышите эту фамилию. Давайте будем ценить ваше и мое время.
   Уорроп молча теребил в руках несчастную бандану. "Не нужно мне было отправлять тот проклятый запрос в мэрию Инсбрука. Засветился с ним, как последний дурак", - казнил он себя. - "Родителей все равно уже не вернешь, а меня по той бумаге легко вычислили. Но все, что у них есть, только мое настоящее имя. Откуда же они знают про Тибет? И потом, если я расскажу ему про ту экспедицию, станут ли они предавать огласке мое дело?" - мучился в сомнениях Алекс. Американец как будто почувствовал раздиравшие его противоречивые мысли и предложил:
   - Давайте упростим задачу. Мне известно, что в конце октября 1943 года в Тибет была направлена секретная экспедиция "Аненербе", - Норман заметил, как, услышав это название, Алекс встрепенулся и собрался что-то возразить, и быстро перехватил инициативу. - Спокойно, спокойно, я знаю, что вы никогда не состояли этой организации и были простым альпийским стрелком. Вы должны были доставить в Тибет некий объект, о природе которого вам, скорее всего, ничего не рассказывали. Так вот, я хочу знать только одно, куда именно вы его доставили?
   Смысла играть в "несознанку" больше не было. "Ничего не скажу этому - объявятся другие", - лихорадочно соображал Уорроп. - "Так, может быть, стоит с ним договориться? Он хоть и венец, но все-таки земляк. Вряд ли я смогу найти общий язык с настоящими американцами, если они придут за мной вслед за этим Норманом".
   - 750, - тихо, но твердо произнес Уорроп. - И вы не придаете мое дело огласке.
   - Не наглейте, - усмехнулся американец, - хватит с вас и 600.
   - 700, - все так же твердо ответил тот.
   - Все тирольцы такие жадные? - спросил Норманн, - или это влияние швейцарских немцев? 650, и это мое окончательное предложение.
   - Ни один уважающий себя тиролец не позволит высокомерному венцу поставить точку в разговоре, - нервно и оттого криво улыбнулся Алекс. - Я сказал - 700, и это мое последнее слово. И не забудьте про второе условие.
   - ОК, - вздохнул Норман, - огласка не в наших интересах и, разумеется, ее не будет. А уступаю я вам только потому, что я американец, а американцам нет дела до внутренних австрийских разборок. 700 франков, но рассказ должен быть очень подробным, - и он развернул на столе перед Алексом карту Тибета, выдержанную в довольно крупном масштабе.
   В течение следующего получаса Алекс пытался вытащить из собственной памяти все детали того давнего путешествия. Судя по проложенному на карте маршруту, экспедиция оставила объект на территории современной КНР.
   - К сожалению, я не могу указать вам более точное его местонахождение, - подвел итог своему рассказу Уорроп. - На самом последнем этапе - это был переход примерно в 20 километров - я сорвался в пропасть, и мне отшибло память...
   - Очень мелодраматично, - заметил Норман. - Спасибо, дальше можете не продолжать. Поскольку рассказ оказался не таким подробным, как я рассчитывал, его стоимость упала вдвое. И мы возвращаемся к 350 франкам.
   - Вы не американец, вы - еврей, - раздраженно бросил Алекс.
   - Вот и не угадали, - усмехнулся Норман, - евреев в "Аненербе" не брали.
   - Вон оно что, - задумчиво проговорил Уорроп, - а то я испугался, что вы из ЦРУ или Моссада. - Хотя Алекс все еще не мог унять волнения, последнее замечание Нормана как будто разжало тиски, сдавившие его сердце. Рихард снова почувствовал перемену настроения собеседника и решил еще немного его приободрить:
   - Вам станет легче, если я скажу, что еще я служил в СС и состоял в НСДАП? - согласно новым американским документам, Рик Норман родился в 1944 году.
   К его удивлению, Алекс шутки не оценил:
   - Это все тот Объект, да? - тревожно спросил он.
   - Что - Объект? - не понял Норман.
   - Делает вас такими?
   - Кого нас? - на сей раз напрягся Норман. - И какими - такими?
   Алекс вздохнул, немного помолчал, как бы взвешивая, стоит ли пускаться в откровения со странным посетителем, но потом его все-таки прорвало:
   - Я никому этого не рассказывал, потому что боялся, что меня примут за сумасшедшего, но, кажется, вы сможете это понять. Пять лет назад у меня был клиент - художник из Бразилии, фамилию не помню, какая-то голландская, но это не важно. Он просил отвести его в горы до австрийской границы. Переход не сложный, но довольно долгий, и пока мы шли, я все время мучился - не мог понять, кого он мне напоминает. И вот дошли мы до места. Дело было ближе к вечеру. Стоит мой художник, пейзажем любуется, и вдруг свет так упал ему на лицо, что меня прямо до костей дрожь пробрала - передо мной стоял Адольф Гитлер собственной персоной. И прическа у него была другая, и с лицом его, похоже, хирурги хорошо поработали, но я вас уверяю, мне не померещилось. Это был он, Гитлер. Он жив до сих пор.
   - Когда, вы говорите, это было? - Рихард постарался, чтобы его вопрос прозвучал безразлично. С интонацией он справился, но голос подвел - прозвучал хрипло и неестественно.
   - Лет пять назад, в конце 60-х. - ответил Алекс тоже с заметным волнением. - Он будто и не постарел за эти 30 лет, но я вам клянусь, что это был он.
   - Не клянитесь, Алекс, я вам верю, - ответил Рихард. Новость о вечно живом Гитлере застала его врасплох: он сделал пару глубоких вздохов, чтобы немного успокоиться и привести в порядок собственные мысли, а потом пристально посмотрел Уорропу в глаза. - Вы сообщили мне очень важную информацию, и она дорогого стоит. А сейчас вы расслабитесь и будете слушать, как я считаю, и когда я скажу "десять", вы забудете о нашем разговоре...
   ...Через полчаса Алекс Уорроп очнулся в своем рабочем кабинете. В офисе никого не было - Сабина, наверное, ушла обедать - а перед ним на столе веером лежали десять 100-франковых купюр. Как Алекс ни напрягал память, он так и не смог вспомнить, откуда они появились.
  
  
   25 сентября 1973 года
   Квартира Лоры Шварценберг
   Вена, Австрия
  
   Частные детективы искали в Европе не только Алекса Уорропа, Рихард дал им еще одно задание в нагрузку - найти Элеонор Шварценберг, 1908 года рождения, до октября 1943 года проживавшую в Вене. В отличие от поисков Уорропа, это дело оказалось не таким сложным - Элеонор прожила в Вене до самой своей кончины в 1970 году. Детектив, занимавшийся ее розыском, видимо посчитал это задание слишком простым для своей высокой квалификации и потому предоставил заказчику дополнительную информацию о том, что дочь покойной, Лора Шварценберг, 1944 года рождения, проживала в Вене по тому же адресу. В 1968 году она была отчислена с последнего курса университета, с тех пор нигде постоянно не работала, провела несколько лет в Индии, поддерживала связи с леворадикальными молодежными движениями, из-за чего даже состояла на учете в полиции, а на жизнь зарабатывала гаданием на рунах.
   По дороге из Цюриха в Вену Рихард попытался представить, как может выглядеть эта Лора, и главное, что он ей скажет при встрече. По документам, она была его ровесницей, и любые ссылки на знакомство с ее родителями были просто смешны. Оставалось только прийти к ней на прием, если, конечно, она вела прием, и погадать на рунах. "Заодно и проверю ее паранормальные способности", - подумал Рихард, которого больше всего волновал именно этот вопрос - ни Элеонор, ни Генрих такими талантами не обладали.

***

   Рихард приехал к ее дому за четверть часа до назначенного времени - за 30 лет, что он не был в Вене, в этой части Пратерштрассе мало что изменилось. Она вела прием посетителей в той же самой квартире, где когда-то жили ее родители и где он встретил Элеонор весной 38-го.
   На домофоне напротив номера квартиры была приклеена неровно отпечатанная на машинке табличка "Лора Шварценберг, парапсихолог". Он нажал на кнопку звонка - около минуты никто не отвечал, а потом сонный женский голос, не спрашивая о цели визита, пробормотал: "Проходите".
   Дверь ему открыло существо женского пола неопределенного возраста и наружности. Лицо существа скрывала длинная челка, выкрашенная в ярко рыжий цвет, которая резко выделялась на фоне каскада африканских косичек, должно быть, натурального темно-каштанового цвета, каждая из которых была закреплена резинкой, украшенной необработанным кусочком бирюзы. На существе была надета длинная юбка-саронг и футболка с левацким лозунгом на испанском - что-то про Чили. Всю надпись Рихард прочитать не смог, потому что ее закрывали несколько нитей бирюзовых и коралловых бус и жилетка непонятного этнического происхождения.
   - Руны? - спросило существо и кивнуло в направлении комнаты, где раньше располагалась гостиная ее родителей. - Подождите, я сейчас вернусь.
   По большому счету, гостиная Шварценбергов сильно не изменилась, только все свободные поверхности были заставлены индийскими, непальскими и африканскими статуэтками, стены украшали цветные ламаистские флажки с сутрами, а поверх наглухо закрытых пропылившихся и выцветших на солнце портьер был приколот булавками транспарант, на котором было выведено по-английски "Свободу Тибету!". Надпись дублировалась на санскрите. В гостиной стоял терпкий аромат индийских благовоний, к которому примешивался сладковато-приторный запах легкого наркотика.
   Девушка вернулась через пару минут с мешочком, тоже расшитым в этническом стиле, - там, по всей видимости, она держала руны.
   - Может, откроем окно, - предложил Рихард, пока она еще не устроилась в кресле напротив него. Девушка отодвинула с глаз челку рукой, унизанной серебряными кольцами с надписями на санскрите. Руки у нее оказались вполне ухоженными, а глаза были аккуратно подкрашены. Вообще, вопреки первому, не совсем приятному впечатлению, Лора Шварценберг оказалась особой весьма миловидной.
   - Вы из полиции? - она все еще придерживала рукой густую рыжую челку.- Меня же на прошлой неделе проверяли, и я думала, что вы убедились, что я не прячу здесь чилийских беженцев и не держу притон для наркоманов.
   У Лоры был мелодичный голос, почти как у ее матери, только говорила она немного нараспев, как будто пребывая в состоянии легкого транса, из чего Рихард сделал вывод, что несмотря на ранний час пару сигарет с травкой она уже успела выкурить, вероятно, для поднятия тонуса.
   - Я не из полиции, - он с интересом рассматривая свою собеседницу, - разве я похож на детектива?
   - Не знаю, - с сомнением протянула она. - По крайней мере, вы не похожи на того, кому требуется моя консультация.
   - Почему вы так считаете? - спросил Рихард. - Может быть, ради нее я приехал в Австрию.
   - Не смешите меня, - Лора немного откинулась назад в кресле и снова убрала рукой челку с лица. Рихзард отметил, что она была похожа на мать, но представляла собой уж очень "экстремальную" ее копию: Элеонор предпочитала светлые неброские тона в одежде и обычно зачесывала густые темно-каштановые волосы назад - Так зачем вы здесь?
   - Спросите об этом ваши руны, - улыбнулся Рихард.
   - Тогда я возьму с вас как за полноценный сеанс, - она высыпала содержимое мешочка на низкий столик.
   - Пожалуйста, - он все так же продолжал с интересом рассматривать ее, - я оформлю платеж как представительские расходы.
   - Вы, наверное, из политической полиции Германии или Швейцарии? - снова спросила она, перемешивая руны. - Но в моем досье должно быть указано, что я уже несколько лет не участвую в акциях левых радикалов в Европе.
   - Руны, - по возможности деликатно напомнил ей Рихард, и Лора склонилась над ними, близоруко всматриваясь в знаки и что-то очень тихо бормоча себе под нос.
   - Вы приехали издалека, - она снова откинулась в кресле, на этот раз не убирая челку, и он мог видеть только один ее зеленый глаз, - но у вас есть тесная связь с этим местом. Возможно, вы родились в Вене, - произнесла она не совсем уверенно.
   "Пока все очень плохо", - подумал Рихард, - "я ей сам сказал, что приехал в Австрию, а по моему акценту даже Уорроп безошибочно определил, что я из Вены".
   - Вы не из полиции, но не так давно вы обращались к услугам полицейских, или возможно, бывших полицейских, - продолжала девушка, - вы ведете какой-то поиск, ищете людей, но не они ваша главная цель. Еще вы очень сильно связаны с религией, не пойму, с какой только. Я вижу крест, но это не традиционное христианство...
   "Уже лучше", - заметил Рихард, - "интересно, она и вправду видит саентологическмй крест или ее сбивает с толку мощный католический эгрегор?"
   - И еще я вижу, что вы были в Тибете, - внезапно произнесла она, и, кажется, сама немного удивилась своим словам, - это было связано с теми поисками, о которых я говорила, но вы ничего не нашли.
   - А найду? - это был важный вопрос, и от ответа на него, зависела ее "оценка".
   - Ни один уважающий себя парапсихолог не ответит вам на этот вопрос. Вы сами своими мыслями формируете будущее, и только от вас зависит, что случится в вашей жизни.
   - Эти откровения сошли на вас в Тибете? - усмехнулся он. В принципе, экзамен она выдержала, но результат не был впечатляющим.
   - Я всегда это знала, с самого детства. Мама никогда меня не понимала, - отчего-то вдруг добавила Лора.
   - А теперь она вас понимает? - Рихард нарочно задал ей провокационный вопрос.
   - На небесах? Наверное, нет, - грустно улыбнулась Лора, - но я искренне надеюсь, что хотя бы не осуждает. Я обещала ей завязать с политикой, и уже два года не принимаю участия ни в каких прогрессивных тусовках, - она тряхнула челкой и резко сменила тему разговора, - Так, где и когда вы были в Тибете?
   - В Непале летом 69-го.
   - Любопытно, - удивилась она, - я была там в то же самое время. Я пару лет прожила в Гоа, а то лето провела в Тибете. Теоретически, мы ведь могли встретиться в Катманду...
   - Вряд ли. - В Катманду Рихард прилетал несколько раз, когда в Непале работала экспедиция саентологов. - У меня там было много дел, и на поиски себя времени не оставалось.
   - Вам это и не нужно, потому что вы себя давно уже нашли, - произнесла она, давая понять, что сеанс подошел к концу.
   - Вы уверены? - спросил он и пригласил ее на ужин.
   - А вы уверены, что вы этого хотите? - Лора пристально посмотрела ему в глаза.
   - Почти, - Рихард почему-то с трудом выдержал ее взгляд, - но уверенности мне добавит, если вы наденете что-нибудь более традиционное.

***

   Лора завязала косички в хвост, подколола ярко рыжую челку и в коротком зеленом платье немного восточного фасона стала еще больше походить на мать. Рихард слышал интонации Элеонор в ее голосе, узнавал знакомые жесты. Той ночью в октябре 43-го, он расценил ее отказ ехать с ним как предательство, и, потому не спешил с ее поисками после войны. Потом они переехали с Крюгером в Штаты и занялись разработкой саентологии, и когда наступило, наконец, затишье и прошли давние обиды, он с ужасом осознал, что Элеонор уже исполнилось 50, и их существенная разница в возрасте превратилась в непреодолимую.
   - А где ваш отец? - поинтересовался Рихард больше ради приличия.
   Лора вздохнула:
   - Мой отец был фашистской сволочью. И просто сволочью, - она помолчала, - мне не очень приятно говорить о нем.
   - За что вы его так не любите? - удивился Рихард. Генрих был человеком безалаберным, но вполне безобидным и не заслуживал такого клейма, тем более - из уст дочери.
   - Он был консультантом в парижском гестапо и вышиб себе мозги, когда войска союзников заходили в город, - неохотно произнесла она. - Это случилось через месяц после моего рождения.
   Рихард никак не отреагировал на ее реплику, потому что был поглощен математическими расчетами. Процесс осложнялся тем, что он не помнил, когда войска союзников вошли в Париж, а спросить ее об этом, как и о дате ее рождения было как-то неловко.
   - Вам неприятно общаться с дочерью фашистской сволочи? - оставаясь в душе активисткой леворадикального движения, Лора расценила его молчание как осуждение, и он поспешил ее заверить, что прошлое ее отца ему было безразлично. Говоря это, Рихард кривил душой: он был неприятно удивлен печальным концом специалиста по франкмасонам. Не то, чтобы он питал добрые чувства к мужу Элеонор, но, ей-богу, бедный Генрих не заслуживал столь драматического финала.

***

   - Кофе? - Лора призывно смотрела ему в глаза, не выпуская его руки из своей.
   - Как банально, - усмехнулся Рихард, - а я думал, ты предложишь мне почитать на ночь Троцкого или председателя Мао.
   - Твое буржуазное сознание к этому еще не готово, - фыркнула Лора, открывая дверь в парадную, - если не хочешь кофе, могу предложить неплохую травку...
   Она не успела закончить фразу, потому что как только за ними закрылась дверь, он прижал ее к стене и закрыл рот поцелуем. Они продолжали целоваться в лифте, потом перед входом в квартиру, так что Лора сначала долго не мола нашарить в сумочке ключи, а потом отомкнуть ими замок. Он нашел свою Элеонор - после стольких лет разлуки и случайных женщин, ни одна из которых так и не смогла ее заменить, он снова обрел ее, свою первую и единственную любовь.
   В коридоре она потянула его за собой в сторону, противоположную гостиной, туда, где раньше была спальня родителей. "Я скоро вернусь, не скучай", - шепнула она и неслышно выскользнула за дверь. Ему, если честно, было не до скуки. Стоило только ей исчезнуть, как внутри у него снова зашевелились сомнения, а бдительный внутренний голос принялся читать мораль: "Ты хотя бы соображаешь, что ты делаешь? Узнай, в конце концов, когда она родилась!" В поисках ответа на этот вопрос, а точнее - чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Рихард принялся разглядывать комнату, которая, судя по всему, теперь служила спальней Лоры.
   В углу у окна стоял небольшой комод, заставленный фотографиями - Рихард подошел ближе, чтобы их рассмотреть. Фотографии были сделаны в разное время и в разных местах, но на большинстве из них были запечатлены одни и те же женщины - мать и дочь. Фотографий бой-френдов, а тем более "отца - фашистской сволочи" нигде не наблюдалось. Рихард хотел уже закончить осмотр, как вдруг его взгляд непроизвольно упал на старое черно-белое фото, на котором фигурировали три персонажа: Элеонор, подстриженная по моде середины прошлого века, маленькая Лора с огромным бантом на голове и немного длинноватой челкой. Рядом с ними стоял его преосвященство епископ Иоганн фон Ауденхоф собственной персоной.
   Рихард был не в силах оторвать взгляда от фотографии и не заметил ее возвращения - она переоделась в длинное черное платье, весьма сексуально облегавшее ее стройную фигуру.
   Лора подошла сзади, прижалась к нему и томно прошептала на ухо:
   - Тебя заводят старые фотографии? Любишь девочек с бантами?
   Точнее выразиться в этой ситуации было нельзя. Он немного отстранился и, указывая на дядю Ганса, спросил:
   - Кто это?
   - Мой крестный, был каким-то шишкой в Ватикане. Мама говорила, что он наш дальний родственник.
   Это был момент истины, но Рихард с удивлением отметил, что в голову ему не приходит ничего, кроме совершенно банальной в своей пошлости фразы: "Дядя Ганс, почему ты мне ничего не сказал???", а вслух задал и вовсе идиотский вопрос:
   - Когда у тебя день рождения?
   - 7 июля, - улыбнулась Лора, - я Рак. А ты?
   - Скорпион, - он вернул пожелтевшую от времени фотографию в рамке на место.
   - У нас идеальное сочетание. Но, кажется, мы немного отвлеклись, - она снова призывно посмотрела ему в глаза, и он быстро и немного сконфуженно отвел взгляд. Ее рука все еще лежала на его плече: Рихард осторожно ее снял и нетвердым шагом вышел из спальни, бормоча себе под нос:
   - Ноябрь, декабрь, январь... июль. Значит, союзники вошли в Париж в августе...- он прошел в гостиную и тяжело опустился на диван. Лора вошла в комнату вслед за ним и села рядом. Он снова отодвинулся - на этот раз довольно резко.
   - Что-то не так? - нервно дернулась она, - Я опять что-то неправильно сделала или сказала?
   - Нет, - Рихард все еще не знал, как ей объяснить, что случилось.
   - Тогда в чем дело? Ты отшатнулся от меня, как от прокаженной, - произнесла она с истерической ноткой в голосе. - Неужели это моя карма - отпугивать парней на первом же свидании?
   - Причем здесь карма? Просто не обязательно сразу же тащить их в постель, - еще не закончив фразу, Рихард уже жалел о своих словах. Она подскочила, как на пружине, и посмотрела на него с такой болью и укором во взгляде, что он уже собирался извиниться за неосторожно вылетевший комментарий, но не успел:
   - Слава богу, ты мне не отец, чтобы читать мораль. Если тебя что-то не устраивает, можешь убираться! - она выскочила из комнаты и хлопнула за собой дверью.
   Рихард еще некоторое время не двигался с места. Во-первых, ему нужно было, осознать и принять неизбежное - у него вдруг объявилась взрослая дочь, которая, по правде говоря, просто сводила его с ума, а во-вторых, необходимо было выработать тактику общения с ней, чтобы не ранить ее чувств, и без того обостренных приемом легких наркотиков.
   Когда он зашел в ее спальню, Лора лежала на кровати и смотрела в потолок ничего не выражавшим взглядом - она уже выкурила одну сигарету с марихуаной и заканчивала вторую. Платье на ней довольно высоко задралось, обнажив стройные загорелые ноги, еще помнившие ласковое прикосновение индийского солнца. Она выглядела безумно сексуально, и Рихард отметил про себя, что, несмотря на сложившийся математический пасьянс с ее датой рождения и присутствие дяди Ганса на ее семейных фотографиях, он по-прежнему хочет ее - даже еще сильнее.
   - Лора, - позвал он. Она не отреагировала. Он сел на край постели и принялся гладить ее волосы, заплетенные в африканские косички.
   - Почему ты так со мной поступаешь? - всхлипнула она.
   - Потому что я люблю тебя, - ответил Рихард.
   - Врешь, - она повернулась к нему лицом, - Мы же только сегодня утром познакомились...
   - Ты не веришь в любовь с первого взгляда? - усмехнулся он.
   - Ты сам в нее не веришь, - произнесла она - иначе бы ты так от меня не шарахался.
   - Лора, ты красивая девушка и ты мне нравишься, но нам не следует этого делать, потому что... - он остановился, потому что так и не придумал, что сказать дальше.
   - Так почему? - спросила Лора, не дождавшись его разъяснений.
   - Потому что у нас с тобой общий отец, он живет в Аргентине, - первая фраза далась Рихарду с большим трудом, но потом все оказалось не так сложно - он просто пересказал Лоре историю своей жизни, предусмотрительно исключив из нее пять лет работы на "Аненербе" и саентологическую деятельность.
   - Неужели мать тебе никогда не рассказывала, что у нее была внебрачная связь? - недоверчиво спросил Рихард, подводя итог своему рассказу.
   - Никогда, - Лора приподнялась на локте, изящно по-кошачьи потянулась, села, поджав под себя ноги, и чуть подалась вперед, готовая к очередному наступлению.
   - Лора, подожди, - атаку надо было пресекать на корню, иначе он не мог поручиться за последствия. - По законам Австрийской республики, инцест являются уголовно наказуемым преступлением...
   - Но мы ведь не будем делать этого с целью продолжения рода, правда? - она приподнялась на колени и одним быстрым движением избавилась от платья. - Рик, прошу тебя, забудь обо всем, что ты мне только что наговорил. Сейчас здесь есть только ты и я, и все условности этого мира для нас ничего не значат. Просто люби меня...

***

   По какой-то известной только ей причине Лора наотрез отказалась тогда ехать с ним, и после возвращения из Европы Рихард на некоторое время даже потерял ее из виду. Через несколько лет - весной 1975 года - он снова оказался в Вене, и прямо с вокзала направился на Пратерштрассе. Табличка "Лора Шварценберг, парапсихолог" все так же была приклеена напротив кнопки ее звонка, но прием она больше не вела. Лора проходила курс лечения от наркозависимости в частной клинике в пригороде Вены, и он потратил несколько дней на ее поиски.
   Косички были давно обрезаны, а индийский загар стерся и побледнел - она носила очень короткую стрижку, отчего ее лучистые зеленые глаза казались огромными на бледном исхудавшем лице. Это был ее третий интенсивный курс противонаркотической терапии за последние полтора года, но лечение не приносило результатов - по возвращении домой она каждый раз подсаживалась на все более сильные препараты.
   В клинике Рихард назвался ее дальним родственником, племянником крестного.
   - Какого крестного? - удивилась Лора. - Мама была атеисткой и вряд ли стала бы меня крестить.
   Полтора года назад они оба не рассказали друг другу всей правды. У нее уже тогда были серьезные проблемы с наркотиками, о которых она предпочитала не говорить. Дядя Ганс не был ее крестным, но знал о ее рождении и, похоже, даже помогал им с матерью материально, пока Элеонор не вышла замуж. Ее вторым мужем и отчимом Лоры стал коллега Генриха - профессор политологии, избранный впоследствии в парламент от Социал-демократической партии. От него Лора унаследовала левацкие взгляды, от Генриха ей досталась фамилия, а еще она была очень сильным экстрасенсом - теперь, когда ее сознание не было замутнено наркотиками, Рихард чувствовал это очень четко.
   Он мучительно раздумывал, как рассказать ей, что история об общем аргентинском отце была всего лишь полуправдой, но она его опередила.
   - Я всегда знала, что ты меня найдешь, и всегда боялась даже представить, как это может произойти, - неожиданно заявила она. - Но что было, то было.
   - Поэтому ты отказалась ехать со мной в Америку? - спросил Рихард после затянувшегося молчания: он по-прежнему не знал, как вести себя со своей взрослой дочерью.
   Всем своим видом Лора показывала, что не желает больше возвращаться к обсуждению прошлого:
   - Если ты снова позовешь меня в Америку, я поеду. Мне уже больше не помогают наши доктора.
   - Зачем ты принимаешь наркотики? - спросил Рихард.
   - Они расширяют сознание, наделяют такими сумасшедшими способностями, с которыми можно творить немыслимые вещи, - загоревшийся было в ее глазах огонь быстро потух. - Но для того, чтобы чувствовать этот драйв, мне постоянно приходится увеличивать дозу.
   - У тебя и так достаточно способностей, чтобы чувствовать этот драйв без искусственных стимуляторов, - заметил Рихард.
   - К сожалению, когда я начала колоться, тебя рядом не было, - усмехнулась она. - Но я надеюсь, ты поможешь мне слезть с иглы, папочка.
   Огромное облегчение было единственным, что почувствовал Рихард в тот момент. Он благодарил судьбу, что все решилось само собой, и ему больше ничего не нужно было объяснять Лоре. Она поняла правду на уровне подсознания, а не логики, и это говорило о том, что как экстрасенс она была одареннее своего отца.
   Слезть с иглы Лоре помог Рон Хаббард - программу по преодолению наркозависимости он разработал специально для нее, Лора полностью излечилась и оттого уверовала в саентологию. Ее паранормальные способности, дар убеждения и опыт политической борьбы оказались востребованы - она закончила юрфак университета Беркли и стала одним из ведущих юристов Церкви, специализировавшихся на исках по нарушению авторских прав.
   С личной жизнью у Лоры как-то не сложилось, хотя на недостаток внимания со стороны противоположного пола ей было грех жаловаться. Живя с оглядкой на нестареющего папочку, она прямо-таки маниакально следила за своей внешностью и потому всегда выглядела моложе своего возраста. Лора заводила романы в основном со смазливыми голливудскими статистами - причем с годами разница в возрасте между ней и ее бой-френдами только увеличивалась - и сама же, как правило, их прерывала, разочаровавшись в очередном недостойном избраннике.
   Ее роман с австрийским актером, приехавшим в середине 70-х покорять Голливуд, был бурным и скоротечным, и в его результате на свет появилась Алексис, о чем Лора не сочла нужным ставить в известность бывшего любовника. Алексис унаследовала внешность матери, вот только паранормальные способности у нее никак не проявлялись. Потому к эзотерике она была равнодушна и нашла свое место в бизнесе: начинала в головном офисе "Майкрософт", а потом кочевала по "силиконовым долинам" - из Бангалора в Тайбей, а оттуда в Шанхай. С личной жизнью у Алексис тоже как-то не складывалось: наверное, это передавалось по наследству.
  
  
   25 июня 2007 года
   Киностудия United Artists MGM
   Лос-Анджелес, США
  
   Том Круз задерживался. Встреча была назначена ровно на два часа пополудни, а сейчас минутная стрелка уже подползала к отметке "3", и Рихард почувствовал легкое раздражение. В конце концов, не он просил Круза о встрече - ему вообще не было дела до этого полуграмотного амбициозного коротышки, сыгравшего несколько главных ролей в голливудских блокбастерах и возомнившего себя новым мессией.
   В последнее время Том Круз превратился в ходячий торговый бренд саентологии, что, в общем-то, было не так уж плохо для Церкви, поскольку актер был популярен и узнаваем. Но на месте пиарщиков Рихард ограничился бы изображением Круза и не позволял бы ему превращаться еще и в рупор движения, потому что оратором Том был посредственным, а с точки зрения содержания его выступления вообще не выдерживали критики. "Хаббард научил меня читать", - вспомнил Рихард расхожую цитату Круза о пользе саентологии. "Чертов кретин", - выругался он про себя, - "уж если ты родился умственно отсталым и унаследовал дислексию, то хотя бы не рассказывай об этом всему миру, не позорь себя и церковь, которой принадлежишь".
   Впрочем, мало кто в руководстве Международной церкви саентологии согласился бы с последним суждением Рихарда - в современном мире стало признаком хорошего тона публично стирать свое грязное белье и каяться, чтобы заслужить индульгенцию общественного мнения и продолжать грешить с новой силой. Эта была еще одна особенность общества потребления, и её - в отличие от многих других не столь уродливых его характеристик - Норман-Ауденхоф принимать не хотел. "Поздно что-то менять в себе в 92 года", - усмехнулся он. Внешне он выглядел на 45, и, в соответствии с новым паспортом, был ровесником Тома Круза.
   Том влетел в свой офис в половине третьего, окруженный целой толпой агентов продюсеров, ассистентов и каких-то еще прихлебателей, чьи функции в его свите Рихарду были не совсем понятны.
   - Простите ради Бога, дорогой Норман, - Круз изобразил на лице искреннее раскаяние, - вы не представляете, что со мной делают ваши земляки!
   - Вы решили снимать свой фильм в Австрии? - без интереса спросил Рихард.
   - Вот только не надо устраивать мне ваши высокоинтеллектуальные европейские подставы, - возмутился актер. - Ах, этот придурок Том Круз не может отличить Австрию от Германии, а собирается играть немецкого героя Сопротивления. Вы же отлично понимаете, что я говорю о Германии и о вчерашнем запрете ее министерства обороны снимать на их объектах, имеющих отношение к Штауффенбергу.
   - Мне жаль, что вас не пустят в "Волчье логово", - сухо заметил Норман-Ауденхоф. - Наверное, там интересно.
   - Нет, вы невыносимы, - засмеялся Том Круз, - но я все стерплю и более того - я хочу сделать вам интереснейшее предложение в обмен на одно небольшое одолжение.
   Они оставили сопровождавших Круза киношников, поднялись на один этаж и оказались в небольшом кинозале, рассчитанном человек на десять и оборудованном комфортабельными откидными креслами.
   - Присаживайтесь, - кивнул Круз, - а я с вашего позволения постою. Мне так лучше думается и говорится. - Актер вышел к экрану, на маленькую - не больше трех шагов в длину - импровизированную сцену и принялся ходить по ней взад и вперед.
   "Мысль ищет", - решил про себя Норман-Ауденхоф и отметил, что сцену не мешало бы оборудовать небольшой трибуной с саентологическим крестом - для пущего вдохновения.
   - Знаете, Рик, - Круз резко остановился и четко выверенным движением повернулся к "публике". - Я недавно посещал штаб-квартиру "Морской организации" во Флориде и ознакомился с тайными дневниками Хаббарда.
   "Морская организация" была элитным подразделением саентологической церкви, куда входили только избранные оперирующие тэтаны восьмого уровня. Когда-то Хаббард был морским офицером, как и его отец, и с раннего детства неровно дышал ко всему, что касалось военно-морского флота. Рихард же, не испытывавший романтических чувств к водной стихии, цинично именовал "Морскую организацию" саентологическим СС, потому что идею ее создания он подсказал в свое время Хаббарду, исходя из собственного опыта службы в элитных войсках Рейха.
   Норман-Ауденхоф вполне допускал, что пиарщики Церкви могли зайти в своем преклонении перед голливудским выскочкой так далеко, чтобы пустить его в святая святых организации. Но чтобы позволять ему читать тайные дневники Хаббарда? Здесь было что-то не так: Круз еще не дошел до восьмого уровня и оставался только брендом, товарным знаком Церкви, но не являлся одним из ее руководителей. Никто, кроме узкого круга посвященных, не имел доступа к собственноручным записям Рона.
   - Том, - удивился Норман-Ауденхоф, - с каких пор вы состоите в "Морской организации"?
   - С недавних, - улыбнулся актер, - меня как раз в нее приняли во Флориде в прошлом году.
   - А в качестве бонуса вам предложили ознакомиться с секретными дневниками Хаббарда, которые могут быть опубликованы только после 2056 года? - с легкой насмешкой в голосе спросил Рихард.
   Том Круз продолжал загадочно улыбаться. Конечно же, все обстояло немного иначе, но этому высокомерному европейскому аристократу не стоило знать всей правды. А правда заключалась в том, что на второй день пребывания в штаб-квартире "Морской организации", сразу же после торжественного приема в ее члены, один из менеджеров передал ему пухлый увесистый конверт. Хотя Круз любил повторять по поводу и без, что раньше испытывал проблемы с чтением, надпись на конверте он все-таки прочитать сумел. И когда сделал это, то очень удивился, потому что пакет был адресован совсем другому Тому - члену Руководящего совета Церкви саентологии и одному из ее духовных лидеров. Пойми это Круз сразу, он бы просто вернул конверт адресату, но он удосужился бросить взгляд на надпись только через пару недель и посчитал, что возвращение с таким опозданием снова спровоцирует смешки по поводу его тупости, теперь уже внутри саентологического движения. И потому он просто забросил конверт в сейф и на время забыл о его существовании.
   Конверт напомнил о себе сам. Круз со скандалом покидал киностудию, на которой проработал не один год, и будущее представлялось ему весьма туманным. Он собирался открыть собственную студию United Artists, и не был уверен, что сценаристы сразу же завалят его предложениями, а потому для начала ему нужен был хороший сценарий. Круз твердо помнил, что где-то в сейфе у него хранился такой, и когда его взгляд остановился на конверте из "Морской организации", Том подумал, что это был именно он. Будущий совладелец студии, не раздумывая, вскрыл упаковку, и оттуда посыпались пожелтевшие рукописные листы.
   "Черт", - подумал Круз, - "ненавижу рукописи. Я столько листов в жизни не осилю". Он принялся собирать разлетевшиеся бумаги с мыслью отдать их для прочтения персональному помощнику. Внезапно его взгляд выхватил в тексте знакомое слово, Том присмотрелся и прочитал: "Гитлер". "Черт", - еще раз выругался актер, - "да кому интересно такое старье? Тем более Спилберг только что снял "Спасти рядового Райана", и закрыл военную тему на несколько лет вперед".
   Круз подобрал с пола последний лист, на котором немного угловатым, но четким и размашистым почерком было начертано: "Л. Рон Хаббард", и тут до него, наконец, дошло, что он вскрыл ошибочно переданный ему конверт. "Придется просмотреть его записи", - с тяжелым вздохом подумал Том, - "Хаббард был писателем и даже сценарии сочинял, может, удастся у него пару идей позаимствовать..."
   К удивлению Круза, записи Хаббарда оказались страницами его личного тайного дневника, обнародовать который полагалась через 80 лет после его смерти, а через 30 лет - то есть в 2006 году - просто следовало передать на хранение одному из членов Руководящего совета, тому самому Тому, до которого записи так и не дошли. И еще в этих записях Круз сумел прочитать - чертыхаясь и периодически нетерпеливо вскакивая с места и нарезая круги по кабинету - немало любопытного...
   - Вы можете насмешничать, - все так же улыбаясь, проговорил Круз, - но я читал тайные дневники Хаббарда. И среди прочего я обнаружил там одну любопытную запись, которая касается вас.
   "Хаббард, зачем ты научил его читать?" - вздохнул Норман-Ауденхоф, а вслух спросил:
   - Наверное, про то, как я учил его гипнозу, а он не придумал ничего лучше, как попрактиковаться на одном писателе?
   Лицо Тома осветило живейшее любопытство:
   - И что было дальше?
   - Выходит, я не угадал, - заметил Рихард. - А дальше случилось то, что после пары уроков Рон возомнил себя опытным гипнотизером и на заседании общества писателей-фантастов внушил одному сочинителю, к которому питал особую неприязнь, что тот баюкает кенгуренка.
   - Почему кенгуренка? - не понял Круз.
   - Вот и я его о том же спросил, но так и не получил вразумительного ответа. А тот писатель настолько полюбил воображаемого зверька, что целый час мурлыкал ему колыбельную прямо на собрании.
   - Рон Хаббард был великим человеком, - вздохнул Том Круз.
   "Великим даже в глупости", - подумал Норман-Ауденхоф и тоже вздохнул. Хаббард преодолел власть материи и ушел в царство духа 20 лет назад, и с тех пор Рихарду очень не хватало этого взбалмошного, эксцентричного и - бесспорно - харизматичного гения, которого он считал своим единственным другом.
   - Я хочу продолжить его дело, - торжественно произнес Том Круз после небольшой паузы - и поднять саентологию на вершины, доселе ей недоступные и даже, можно так сказать, для нее немыслимые. Я сделаю ее ведущей - и единственной - мировой религией нового тысячелетия, и я предлагаю вам присоединиться ко мне.
   Проговорив эту, как понял Рихард, заранее приготовленную фразу, Том снова застыл в картинной позе и вопросительно посмотрел на своего единственного зрителя.
   - Погодите, Том, - произнес тот, - не расходуйте на меня свой актерский талант, а лучше просто скажите своими словами, в чем заключается ваше предложение.
   - Гитлер, таинственный артефакт, вечная жизнь, торжество нового учения, - довольно сумбурно выпалил Круз, сбитый с толку предложением внезапной импровизации.
   "Рон, ну и зачем было об этом писать?" - Рихард раздраженно швырнул довольно мощный мысленный посыл в царство вечного духа. Хаббард, вероятно, пребывал достаточно далеко от планеты Тиджиэк и потому ничего не ответил.
   Когда осенью 1973 года сразу по возвращении из Европы Норман-Ауденхоф рассказал Хаббарду, о том, что поиски "Объекта Д" вывели его на живого и здравствующего в Бразилии Гитлера, тот поначалу загорелся идеей "поехать в Латинскую Америку и прищучить сукина сына, чтобы тот все выложил об Артефакте и о том, где и как его найти". Но дела Международной церкви саентологии налаживались, прежние запреты на ее деятельность во многих странах снимались, и необходимость в предоставлении мировому сообществу оперирующего тэтана во плоти стояла уже не так остро. Хаббард еще несколько недель носился с идеей экспедиции в Бразилию, а потом ее забросил и занялся "Наркононом": состояние Лоры тогда резко ухудшалось, и ей уже не помогали никакие традиционные курсы интенсивной терапии.
   Тем временем Том Круз собрал разбежавшиеся от неожиданности мысли и принялся еще раз, теперь уже более связанно, излагать свое предложение:
   - Когда Хаббард узнал про нестареющего Гитлера, он решил, что таким его сделал оперирующий тэтан, которого вы искали в Тибете. Хаббард отказался от идеи поисков тэтана, потому что не хотел связываться с Гитлером. Я же Гитлера не боюсь - и мой новый фильм тому подтверждение, - самодовольно улыбнулся актер. - Мы заставим нацистского ублюдка выложить все, что он знает, найдем тэтан, привезем в Лос-Анджелес и придумаем, как использовать его силу для окончательной победы саентологии. Кое-какие соображения на этот счет в дневниках Хаббарда имелись, но я утомился от чтения такого длинного рукописного текста и оставил их на потом.
   - Том, я хорошо знаком с почерком Хаббарда и могу прочитать эту часть, а потом перескажу ее вам, - Рихард постарался, чтобы нотки издевки не прозвучали в его голосе.
   - Это само собой, - кивнул Круз, - но ваша роль в моем плане этим не исчерпывается. Вы поедете в Бразилию, найдете Гитлера и вытащите из него сведения о тэтане. Возьмете с собой столько наших специально обученных людей, сколько вам нужно.
   - Том, послушайте, - Рихард увидел, что Круз снова вживается в роль нового саентологического мессии и решил остудить его энтузиазм, пока дело не зашло слишком далеко, - давайте я сначала с записями Хаббарда разберусь, прежде чем куда-то ехать. Последний раз Гитлера живым видели в конце 60-х - может быть, он уже умер давно, все-таки 40 лет с тех пор прошло.
   - Да-да, вы правы, - без прежнего воодушевления заметил Круз. - Наймем пока проверенного человека из спецслужб, чтобы пробил имеющуюся оперативку на Гитлера, - актер к месту ввернул реплику из какого-то, как понял Норман-Ауденхоф, боевика середины 90-х. - А вы тем временем поработаете с записями Хаббарда.
   - Вот и чудно, - улыбнулся Рихард, - давайте мне их, и я поеду к себе в Монтеррей.
   - У меня есть контрпредложение, - тоже улыбнулся Круз. - Я дам вам записи, но мы с вами вместе отправимся совсем в другом направлении.
   "Вот ведь чертов пигмей. И с чего он решил, что мне может быть приятна его компания?" - раздраженно подумал Рихард и произнес вслух:
   - Разве я похож на вашего фаната, который готов везде следовать за вами?
   - Ну что вы, Рик, - смиренно вздохнул Круз, - как может один из апостолов нашей церкви быть фанатом такого профана как я?
   - Какое интересное сравнение про апостола, - усмехнулся Рихард, - но я вовсе не претендую на столь выдающуюся роль. - Он никогда не занимал значимых постов в основанной им церкви, предпочитая оставаться ее "серым кардиналом", точнее - "серым епископом", раз уж настоящим епископом ему так и не удалось стать вопреки всем дядюшкиным стараниям.
   - Зря вы так скромничаете, - чуть подобострастно заметил Том, - Хаббард посвятил вам немало страниц, и эту часть его дневника я как раз сумел осилить. Я очень впечатлен, тем, что мне открылось и потому, предлагая вам отправиться со мной, я лишь прошу вас о помощи. К тому же, маршрут должен вас заинтересовать.
   - Полагаю, Рон написал, что Тибет показался мне грязным отвратительным местом, - усмехнулся Норман-Ауденхоф. - Надеюсь, вы не туда предлагаете мне вас сопровождать?
   - Нет, все гораздо проще, - ответил Круз. - Дело в том, что у нас начинаются съемки в Берлине, и как сопродюсер фильма я должен срочно отправляться в Германию.
   - Том, зачем вам нужен саентолог на съемочной площадке в стране, где наша церковь официально запрещена? - Рихарду стал надоедать этот разговор, - Лучше вам вообще пока дистанцироваться от церкви, иначе вас так и будут называть "Геббельсом от саентологии"...
   - Да при чем тут саентология? - нетерпеливо перебил его Круз. - Мне нужна ваша помощь совсем иного рода. Я прошу вас стать моим персональным консультантом по Штауффенбергу. Я ведь до этого европейцев не играл, а европейских аристократов тем более. Я не доверяю сценаристам, они американцы и все исторические факты наверняка стащили из "Википедии". А тут такой мощный образ, такая фактура, к тому же - потомок графского рода и национальный герой Германии!
   - Том, я не знаю, как надо играть Штауффенберга, чтобы вас номинировали на Оскар, - отрезал Норман-Ауденхоф.
   - Как раз это я прекрасно знаю, - засмеялся актер, - но проблема в том, что я не знаю, как его сыграть, чтобы меня не подняли на смех в Европе и не закидали судебными исками его наследники.
   - И вы полагаете, что я это знаю? - насмешливо спросил Рихард.
   - Конечно, - кивнул Том Круз, - ведь вы были его современником...
   - Это и есть та самая занимательная деталь моей биографии, которая заставила вас читать рукописный текст непосильного для вас объема?
   - Более того, - с воодушевлением воскликнул актер, не заметив колкости, - я даже хотел вас сыграть! Но, к сожалению, дневник Хаббарда не был написан в форме сценария, сам я сочинять не умею, а отдавать такой ценный документ в чужие руки не хочу. И тогда я выбрал компромиссный вариант - фильм о Штауффенберге. Сценарий о нем как раз завалялся у меня в сейфе, и если бы не ваша история, я бы никогда не занялся проектом, действие которого происходит в доисторическую эпоху.
   - Вы сама тактичность, Том, - заметил Рихард.
   - Ах, да, - спохватился Круз, - простите ради бога! Но ведь Маклауд, кажется, не обижался, когда говорили о его возрасте.
   - Я не имею ничего общего с вашим "Горцем", и вообще лучше оставим эту тему, - проворчал Норман-Ауденхоф.
   - Так вы поедете со мной в Германию? - с надеждой в голосе спросил Том Круз.
   - Только не подумайте, что мне есть дело до вашей актерской карьеры. Просто мне будет очень неприятно, если вы меня сыграете с тем же выражением лица, с каким занимаетесь рекламой саентологии в своих интервью.
   - Я знал, что делаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, - самоуверенно произнес Том Круз, и Рихард еще раз назвал его про себя напыщенным амбициозным болваном.
  
  
   8 мая 2009 года
   Фазенда Ван-Хоха
   Сантана-де-Ливраменту, Бразилия
  
   Каждый год 8 мая Ван Хох старался не смотреть телевизор и не читать газет. Всем своим существом он ненавидел этот день позора Германии и всегда с нетерпением ждал его окончания. 8 мая сменяло 9-е, и вслед за западными союзниками к пиру ястребов над растерзанном телом его страны присоединялись русские, но это локальное торжество варваров его трогало мало. Больнее всего ему было видеть, как браво маршировали по Елисейским полям французские "победители", трусливо просидевшие под оккупацией пять лет, но как нельзя вовремя подоспевшие к разделу Германии на зоны влияния на хвосте у американцев с англичанами.
   Сегодня почти весь ненавистный день Ван Хох провел в мастерской, яростно выводя на холсте чудные разводы и с остервенением размешивая краски на палитре. Холст должен был стать завершающей частью триптиха "Валькирии" - в начале года заказ на его изготовление передал ему галерейщик Тьягу Гомиш из Сан-Паулу. Тьягу работал с заказчиком через его агента, и потому точно не мог сказать, для кого создавал свои полотна Ван Хох. Он знал лишь, что заказчик триптиха жил в Штатах, ценил постимпрессионистское искусство - а именно в таком редком на начало 21 века жанре творил Ван Хох - и был состоятельным человеком. Сумма предоплаты превышала полную стоимость обычных заказов, которые Ван Хох получал через галерею Гомиша.
   По мнению Ван Хоха, заказчик был, конечно, состоятельным, но весьма странным малым. В начале весны, когда работа над триптихом по мотивам древнегерманской мифологии была в самом разгаре, он через своего агента, а тот через Гомиша, передал Ван Хоху - для большего вдохновения что ли? - DVD с новым фильмом "Операция "Валькирия" и пару книг на английском, посвященных какому-то религиозно-философскому учению под названием "Саентология". Ван Хох не любил читать по-английски, и потому книги выбросил, а вот фильм решил посмотреть, тем более что речь в нем шла о событиях, непосредственным участником которых был он сам.
   Фильм ему не понравился, и вовсе не оттого, что он не любил Тома Круза. Неожиданно для самого себя Ван Хох отметил, что Круз совсем неплохо справился с ролью полковника Штауффенберга, по крайней мере, тирад о свободе и демократии не произносил, об убиенных евреях не печалился, а все больше переживал о том, что случится с Германией, когда война будет проиграна. Короче, вел себя как обычный недальновидный аристократ, выходец из прусских милитаристских кругов, тосковавших по кайзеровским временам, - и бог бы с ним, с покойником. Но Ван Хох искренне недоумевал, почему все верховное руководство Рейха в фильме изображали какие-то статисты. "Неужели в Голливуде не нашлось денег, чтобы найти актера хоть немного похожего на Гитлера?" - раздраженно раздумывал он после просмотра. - "Ну да ладно, спасибо и на том, что изобразили не бесноватым, как обычно, а просто уставшим от жизни меланхоликом".
   После обеда Ван Хох отправился подремать на террасу - и только начал проваливаться в сладкие сытые грезы, как его вернул к действительности телефонный звонок. Это был Гомиш, он сообщал, что агент таинственного заказчика триптиха прилетел в Бразилию и интересовался, как шла работа. Он намеревался посетить мастерскую художника, и Тьягу дал ему адрес. Гомиш виделся с агентом вчера, и поскольку тот выказывал горячее желание увидеть самого маэстро, предполагал, что он уже находился на пути к фазенде художника.
   - А что же ты мне вчера не позвонил, Тьягу? - недовольно проворчал Ван Хох.
   - Да заработался я, понимаете, - принялся оправдываться галерейщик, - забыл совсем вас предупредить. Но вы не переживайте, пока они из Сан-Паулу до вашего городка доберутся, пока в полях еще поплутают, несколько дней пройдет...
   Последние слова Гомиша Ван Хох не расслышал - старый слуга Жуан пришел сообщить, что его дожидаются посетители по поводу заказа. Ван Хох прервал разговор с галерейщиком на середине фразы, выругался про себя по поводу несносных манер современных дельцов от искусства, медленно поднялся с шезлонга и неспешно направился в гостиную.
   Посетители ему сразу не понравились. Их было трое - собственно агент и два мордоворота, которые, без всякого сомнения, являлись его охранниками, хотя и были отрекомендованы как помощники. Все трое были американцами. И если почти не тронутые печатью интеллекта лица здоровяков-"помощников" не вызвали у Ван Хоха ничего, кроме легкого презрения, сам агент изрядно его обеспокоил.
   За свою долгую творческую жизнь Ван Хох перевидал столько агентов, что мог бы выпустить их подробную классификацию, вот только его американский гость не вписывался ни в одну из ее потенциальных категорий. Слегка за сорок, почти без седины в темных волосах, одет дорого, но неброско и совсем не по-богемному, держится с достоинством и даже некой отстраненностью, за которой, похоже, привык прятать врожденное высокомерие, но при этом отчего-то нервничает...
   Ван Хох всегда чувствовал, когда ему врали, когда против него что-то замышляли и когда его боялись, и в разговоре с агентом он безошибочно почувствовал и первое, и второе, и даже третье - хотя с чего бы, казалось, американскому дилеру бояться старого бразильского художника? Об этом он и спросил американца напрямую, когда они прошли в мастерскую, чтобы посмотреть, как продвигается работа над "Валькириями".
   - Я не боюсь старого бразильского художника, - уклончиво отвечал тот, - я боюсь его вздорного нрава, который может испортить нашу сделку.
   - Разве вы не обсудили все ее детали с моим представителем в Сан-Паулу? - недовольно проворчал Ван Хох. - Контракт подписан, триптих почти готов. Как я могу еще что-то испортить?
   - Речь идет не о заказе на "Валькирий", - агент неуютно себя чувствовал под проницательным взглядом старого художника. Он отвел взгляд, бесцельно пошарил глазами по расставленным вдоль стен мастерской холстам, еще раз быстро взглянул на Ван Хоха и пустился в описание того, что он назвал "сделкой".
   Как обычно, предчувствия не обманули старого нациста, недаром ему сразу так не понравились его незваные американские гости. Однако даже в самом страшном сне, в самом отвратительном своем кошмаре он не мог предвидеть, что то, чего он в глубине души столько лет ожидал с фатальной неизбежностью, произойдет так буднично и обыденно и тем самым опошлит драматизм момента разоблачения и низведет его до уровня базарной торговли. "Сделка", - медленно, точно пробуя его на вкус, произнес про себя проклятое слово Ван Хох. Ему были ненавистны и американцы, посмевшие явиться в его дом в самый скорбный день в году, и их отвратительный меркантильный подход к величайшей тайне всей его жизни и, возможно, главному секрету всего Тысячелетнего Рейха.
   Агент назвался представителем Международной церкви саентологии. Это название Ван Хох слышал раньше, но оно не пробудило в нем приятных воспоминаний, скорее наоборот. Он вообще довольно подозрительно относился ко всем новым религиям и потому не был настроен принимать предложение сектантов. А заключалось оно в следующем. Саентологи не угрожали ему разоблачением, ибо понимали, что никто им не поверит. Они не требовали у него доступ к активам, ибо своих средств им хватало. Им нужен был только "Объект Д" - таинственный артефакт, с которым он вступил в контакт в 1943 году, который перевернул его представление о мире и - в конце концов - превратил в того, кем он был сейчас. По большому счету, он тоже тогда вступил в "сделку" с Объектом - поклялся вернуть его в Тибет. Полученной по "сделке" платой было снятие некоторых имевшихся в организме Ван Хоха, как и подавляющего большинства людей, ограничений, приближение его жизненных параметров к заложенному в природе человека идеалу, а еще точнее - увеличенная продолжительность жизни и замедление процесса старения.
   "Эти сектанты узнали слишком много, подозрительно много, непозволительно много", - сокрушался Ван Хох, терзаясь в догадках, в каком из звеньев его организации могла произойти столь чудовищная и едва ли поправимая утечка наисекретнейшей информации. "Это все новые технологии", - решил он, поскольку, как многие представители старшего поколения, весьма подозрительно относился к компьютерам и всем остальным новомодным высокотехнологичным "примочкам", - "нельзя доверять машинам такие ценные сведения. Должно быть, какой-нибудь ушлый щенок - как его там? - хакер сумел-таки пролезть в наши базы данных, несмотря не все хваленые защитные программы".
   - Зачем вам нужен "Объект Д"? - наконец, спросил Ван Хох, прервав свои мучительные раздумья по поводу несовершенства технического прогресса.
   - Для того же, для чего он был нужен вам, - американец попытался улыбнуться, но вышло неестественно, потому что он все еще заметно нервничал, - чтобы установить новый миропорядок.
   - Разве не этим я занимался в середине прошлого века? - раздраженно хмыкнул Ван Хох. - И вы, наверное, заметили, что мне эта затея не удалась.
   - Потому что у вас все строилось на антагонизме - расовом, национальном. По этой же причине, кстати, ничего не вышло и у ваших главных противников - коммунистов, у которых все строилось на антагонизме классовом. Мы же не разъединяем, а объединяем. Цель саентологии - освободить мир от болезней, преступности и войн и избавить человечество от всех аберраций, в том числе - власти материи...
   - А Объект? - спросил Ван Хох.
   - Объект - это всего лишь средство, которое позволит нам донести суть нашего учения до всех обитателей планеты.
   - Ничего у вас не выйдет, - уверенно заявил Ван Хох, - в 43-м я просил Объект зомбировать американцев с англичанами, чтобы они заключили со мной мир и обрушились на русских. Объект отказался это делать - он был выше нашей мышиной возни.
   - И был прав, - согласился агент, - с нашей, саентологической точки зрения, вся Вторая мировая война - тоже не что иное, как мелкая политическая возня и парад уязвленных самолюбий национальных лидеров. Вы просили Объект устранить одно из следствий неверного мироустройства, мы же хотим устранить его первопричину.
   - Почему вы так уверены, что ваше учение является истиной и что новый миропорядок, который оно установит, есть благо? - спросил художник. - На мой взгляд, вы сейчас вещаете как религиозный фанатик, которому хорошо промыло мозги руководство секты.
   Американский агент едва заметно улыбнулся:
   - Мне никто не промывал мозги. Я сам придумал это учение в начале 50-х и позволил одному писателю-фантасту стать его мессией.
   - Сколько же вам лет? - удивился Ван Хох.
   - В ноябре исполнилось 94, но это все равно меньше, чем вам, мой фюрер.
   - Не называйте меня так, - нахмурился художник, - фюрер умер в апреле 45-го. А мы, судя по всему, с вами уже встречались, - и Ван Хох перешел на немецкий.
   - По правде говоря, у меня не осталось сентиментальных воспоминаний о той встрече. Но я не держу на вас зла. Вы были богом, а богам не нравится, когда свидетелями разговора небожителей становятся простые смертные, - Норман-Ауденхоф заметил про себя, что, несмотря на не очень приятный в целом разговор, общение на родном языке доставляло ему удовольствие.
   - Значит, вам известно и то, что я приказал вернуть Объект туда, откуда его доставила экспедиция Шеффера? - спросил Ван Хох. Не дававшая ему покоя версия с проклятыми хакерами и подозрительными новыми технологиями не подтвердилась, и ему стало немного легче.
   - Известно, - подтвердил Норман-Ауденхоф, - нам даже известно место, где он сейчас находится - с точностью до 20 километров.
   - А чем же я в таком случае могу вам помочь? - удивился художник. - Меня ведь в Тибете вообще не было.
   - Ваше подсознание там было, - возразил ему Рихард. - В "Аненербе" я вам солгал, что ничего не видел во время вашего контакта с "Объектом Д" - я был свидетелем самого начала общения, когда объект велел вам вернуть его в Тибет и даже показал, куда. На этом месте мое присутствие при высочайшем разговоре было замечено, и меня "выключили".
   - Но я уже мало что помню из того контакта, - заметил Ван Хох.
   - Зато ваше подсознание помнит, - возразил Норман-Ауденхоф, - и я могу хорошенько его расспросить. Впрочем, я не настаиваю, что это необходимо делать сейчас - у нас есть время, и мы подождем, пока вы сами будете готовы раскрыть нам эту тайну. А пока - заканчивайте вашу картину.
   - Кто ее заказчик? - Ван Хох задал мучавший его с самого начала беседы вопрос, когда Рихард уже выходил из его мастерской.
   - Вообще-то я заказал ее для себя, - улыбнулся Норман-Ауденхоф, - всегда хотел иметь что-то на память о той нашей встрече. А формально заказчиком выступает Том Круз. Кстати, как вам его "Валькирия"?
   - Могло бы быть и хуже, - честно признался Ван Хох. - Только почему там Гитлер на себя не похож?
   - А это уже вопрос не ко мне, я их консультировал только по Штауффенбергу.
   Когда саентологи ушли, Ван Хох первым делом включил компьютер и принялся искать информацию об их организации в Интернете. То, что он нашел, ему не понравилось - "тоталитарная секта, основанная харизматичным лидером", "запрещенная в ряде ведущих европейских стран экстремистская организация", "прикрывающееся религиозно-философской миссией чисто коммерческое предприятие, разрушительно влияющее на организм человека и его психику"... "В лучшем случае они повторят мои ошибки, а в худшем - если получат такое мощное психотропное оружие, как "Объект Д" - могут ввергнуть мир в катастрофу, по сравнению с которой Вторая мировая война покажется простым развлечением", - решил Ван Хох.
   Отдавать "Объект Д" в руки саентологов Ван Хох не хотел. Но он отчетливо понимал, что если саентологи как-то его нашли, то рано или поздно найдут и другие - стремящихся изменить мировой порядок одержимцев на Земле всегда хватало. Так что оба пути - гордо отказаться от сотрудничества или просто ничего не говорить и бежать - не представлялись Ван Хоху верными. Нужно было искать третий путь, а именно - передать информацию о таинственном объекте в надежные руки и постараться сделать так, чтобы эти надежные руки получили и сам Артефакт, ибо даже Тибет в 21 веке не представлял больше собой удаленное от людей надежное хранилище для столь ценного объекта.
   Ван Хох поднялся из-за стола в своем рабочем кабинете, от пола до потолка заставленном книгами, подошел к одному из стеллажей и нажал на замаскированный под книжный переплет рычаг. Часть полок отошла в сторону, и открылся проход в небольшую комнату без окон, где Ван Хох хранил секретную картотеку с информацией о подававших надежды молодых европейцах, в которых организация "Единая Европа" инвестировала средства, вывезенные из Рейха. Он довольно долго искал что-то в пыльных каталожных ящиках, медленно перебирая пожелтевшие картонные карточки, чернильные надписи на которых давно выцвели и порыжели, пока, наконец, не нашел то, что так долго искал.
   Карточка относилась к записям из категории "Гитлерюгенд". Ван Хох несколько раз, беззвучно шевеля губами, прочитал текст, написанный с двух сторон мелким убористым почерком, а затем снова убрал карточку в ящик. "Это он", - сказал себе Ван Хох, запирая дверь в секретное хранилище, и тут же взялся за телефонную трубку - нужно было срочно связаться с единомышленниками.
  
  
   31 мая - 1 июня 2009 года
   Международный аэропорт Галеан - отель Four Seasons
   Рио-де-Жанейро, Бразилия
  
   Василий смотрел в окно, за которым в лучах заходящего зимнего солнца красовался хвост аэробуса А-330 с логотипом "Эйр Франс". Только что объявили посадку, и пассажиры выстроились в очередь к выходу, а его новый знакомый, бразильский художник с голландской фамилией Ван Хох что-то подозрительно долго не выходил из туалета. Василий начинал немного нервничать, потому что посадку объявили и на его рейс, вылетавший из Рио-де-Жанейро через пять минут после французского лайнера, а до нужного выхода отсюда было достаточно далеко. Уйти, не попрощавшись, преподаватель Санкт-Петербургского университета, кандидат исторических наук и интеллигент в седьмом поколении Василий Андронникович Комнин позволить себе не мог. С другой стороны, он даже не хотел думать, какими словами встретят его - запыхавшегося и раскрасневшегося от бега через весь аэропорт - его подопечные туристы, способные впасть в истерику оттого, что турфирма оставила их на полчаса без присмотра в аэропорту чужой страны.
   В свободное от преподавания и научного поиска время Василий подрабатывал в турбизнесе и возил группы из Питера в Европу. Поездка в Бразилию возникла совершенно случайно: работавший на этом направлении гид прямо перед вылетом попал в больницу и Василия попросили срочно его заменить. Вася сразу же согласился: уж очень заманчиво было попасть в далекую страну в Южном полушарии. Португальского он, конечно, не знал, и за неделю, как профессор Паганель, выучить его не мог, но в принципе, португальский и не был ему нужен в этой поездке. Функции сопровождающего сводились к минимуму - посадить туристов в самолет, благополучно совершить с ними пересадку и передать в заботливые руки бразильской принимающей стороны. Потом группу нужно было точно так же забрать и доставить на родину, но в промежутке между этими не особенно обременительными действиями его ждали две недели в Бразилии!
   За эти две недели Василий побывал в Рио и Сан-Паулу, и даже сумел выбраться "в пампасы" - на самый юг страны, где сходятся границы Бразилии, Аргентины и Уругвая, так что нога потомка византийской императорской фамилии ступила сразу на территорию трех стран латиноамериканского континента.
   Нагруженный сувенирами и довольный собой и он поднялся на борт "Боинга" местной авиалинии, направляющегося в Рио-де-Жанейро. Но когда, вибрируя крыльями и всем своим усталым от многолетней эксплуатации алюминиевым телом, самолет начал разбег по кочковатой взлетной полосе маленького аэродрома городка Сантана-да-Ливраменту, благодушный настрой Василия тут же исчез - он зажмурился и попытался вспомнить какую-нибудь молитву. Память ученого тут же выдала ему латинский вариант "Отче наш". "Годится", - решил Комнин и принялся прилежно повторять знакомый текст, беззвучно шевеля губами. Тут кто-то дотронулся до его локтя, и Василий испуганно открыл глаза.
   - Не бойтесь, - произнес по-английски сосед - богемного вида сухопарый старичок лет семидесяти с длинными седыми волосами, собранными в конский хвостик - и с хитрым прищуром посмотрел на него. - В моем гороскопе нет авиакатастроф, а значит, вам тоже сейчас ничего не угрожает.
   Старикан оказался чудаковатым малым - для начала он выяснил, какими языками владел Василий. Поняв, что ни по-немецки, ни по-португальски наладить коммуникацию им не удастся, старик вздохнул и продолжил беседу на английском, пояснив, правда, что общение на этом языке не доставляло ему особого удовольствия, но говорить по-французски ему и вовсе было невыносимо, а русского с итальянским он не знал.
   Слово за слово они разговорились. Старик носил голландскую фамилию Ван Хох, которая прямо-таки обязывала его быть художником. Прежде он выставлялся и продавался только на родине, но вот, решился на старости лет выйти на европейский рынок, для чего и намеревался отправиться сначала в Париж, а потом в Рим. Упоминание о Вечном городе не могло оставить Василия равнодушным - воспоминания о работе в архивах Ватикана и об их с дедом путешествии к Вселенскому патриарху нахлынули на него и накрыли с головой, и он щедро окунул в этот поток своего случайного попутчика. Тот поначалу слушал больше из вежливости, но постепенно рассказ Василия захватывал его все больше и больше, и когда Комнин завершил свое повествование, а старый "Боинг" закружил, снижаясь, над Рио-де-Жанейро, Ван Хох с нескрываемым интересом спросил:
   - Так получается, вы - принц?
   - В некотором роде, - скромно улыбнулся Комнин. - Принц династии, давно утратившей власть, в стране, которой давно уже нет, - и от этих слов ему стало даже немного грустно.
   - Как любопытно, - произнес художник, обращаясь больше к себе, чем к Василию, - У меня как раз сегодня назначена встреча с принцем династии, давно утратившей власть. Правда, его страна до сих пор существует. Вы не находите, что это знак судьбы? - спросил он Комнина.
   Последняя фраза художника показалась Василию слишком напыщенной, а пафоса он не любил, и потому предпочел воздержаться от комментариев и просто спросил:
   - А что это за принц, с которым вы сегодня встречаетесь?
   - Педру Луиш Орлеанский и Браганский, принц бывшей бразильской императорской семьи. Мы завтра вместе вылетаем в Париж.
   Оказалось, что завтра из Рио-де-Жанейро в Европу летят не только Ван Хох с принцем, но и Василий - с туристами. Так что перед самой посадкой они условились заранее встретиться в аэропорту и пропустить по кружке пива в баре, благо их рейсы - 447 "Эйр Франс" на Париж и 860 "Юнайтед" на Вашингтон вылетали из Рио с разницей в пять минут - в 19 часов по местному времени.
   Как и условились, они встретились в баре, выпили пива, поговорили о превратностях европейской истории и судьбах правящих некогда династий, а потом Василий пошел проводить художника до выхода на посадку. По дороге выпитое пиво ненавязчиво напомнило о себе, старик отправился "помыть руки" и пропал.
   Василий прождал еще десять минут, и за это время легкое волнение успело у него смениться сначала нешуточной тревогой, а потом и вовсе - настоящей паникой. "А вдруг старику стало плохо, он умирает, а ты сидишь здесь и рефлексируешь. Сейчас же иди и проверь, что с ним!" - велела ему совесть, и Василию ничего не оставалось, как прислушаться к ее голосу.
   В туалете никого не было.
   - Сеньор Ван Хох, - позвал Василий, и не получил ответа. Поскольку он был уверен, что не видел художника выходившим из "мужской комнаты", то решил проверить кабинки. Две двери оказались заперты, и когда Василий постучал в одну из них, то услышал недовольную тираду на португальском. Он извинился и стукнул в другую дверь. Никто не ответил, но дверь оказалась заперта. Мысль о том, что его случайный попутчик может лежать там у унитаза в "отключке", на время вытеснила из сознания Василия все другие соображения, например, что он будет выглядеть смешно и нелепо заглядывающим под дверь кабинки - в щель высотой не больше 20 сантиметров. Не раздумывая, Василий опустился на четвереньки и заглянул в эту треклятую щель. Он сразу же увидел Ван Хоха - тот лежал возле унитаза. Старый художник тихо хрипел и тем самым подавал слабые признаки жизни.
   Не раздумывая, Василий со всех своих интеллигентских силенок налег на дверь, и бразильский замок на удивление легко уступил. Краем глаза Вася успел заметить, что он открыл не только дверь в кабинку страждущего Ван Хоха, но и в соседнюю, откуда он уже слышал недовольную португальскую речь. На этот раз тирада возобновилась и звучала она намного агрессивнее. "Выйдет - побьет", - констатировал Комнин и бросился спасать умирающего.
   Он вытащил старика на середину туалетной комнаты и впопыхах уложил головой к писсуарам. Заметив это, Василий чертыхнулся и принялся разворачивать безжизненное тело. Он понимал, что Ван Хоху стало плохо с сердцем, но не знал, что нужно было делать в этой ситуации. Короткими отрывистыми движениями Василий принялся нажимать старику обеими руками на грудь. Тот захрипел громче. "Что-то не помогает. Пожалуй, придется делать ему искусственное дыхание", - опечалился Вася, достал из кармана платок, положил его на рот художника и хотел уже было начать вдыхать ему в легкие воздух, как встретился взглядом с Ван Хохом. Всем своим видом старик показывал, что не желает, чтобы ему дышали в рот:
   - Таблетки...в пиджаке... в левом... кармане, - с усилием прохрипел он, и Василий принялся шарить по его карманам в поисках спасительных медикаментов. Едва он нашел нужную упаковку, достал таблетку и дал ее старику, как почувствовал на плече чью-то тяжелую руку. Он обернулся и обнаружил у себя за спиной наряд полиции. Кто-то из пассажиров принял его неуклюжие попытки спасения жизни художника за противозаконные действия и вызвал стражей порядка. Как на беду они не говорили по-английски, и Василий понял, что он влип.
   Пока выясняли его личность, искали переводчика, а потом - с его помощью - пытались разобраться, каким образом нарушал бразильские законы гражданин РФ В.А.Комнин в мужском туалете первого терминала международного аэропорта Галеан, оба рейса - и "Эйр Франс", и "Юнайтед" - благополучно взмыли в небо. Разбирательство было прекращено только после того, как пришедший в себя и тоже опоздавший на свой самолет гражданин Бразилии Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиш да Сильва Шикльгрубер Ван Хох заявил полиции, что никаких претензий к сеньору Комнину не имеет, а напротив - весьма благодарен и крайне признателен ему за спасение.

***

   Уже стемнело, когда они вышли из здания терминала в теплую зимнюю ночь. Василий обреченно посмотрел на хранивший молчание мобильник и с фатализмом приговоренного к смерти произнес:
   - Через несколько часов случится катастрофа.
   - О чем это вы? - не понял художник.
   - Когда мой рейс сядет в Вашингтоне и туристы поймут, что с ними нет сопровождающего, меня прикончат, - пояснил Комнин.
   - Вы обслуживаете русскую мафию? - забеспокоился Ван Хох.
   - Почему мафию? - испугался Вася, но тут же рассмеялся, - да нет, что вы! Это я так - фигурально выражаясь... С работы меня выгонят, короче.
   - Мне очень жаль - посочувствовал художник. - Если это вам поможет, я могу все объяснить вашему начальству...
   - Спасибо, сеньор Ван Хох, - поблагодарил Василий, - но не стоит беспокойства. Я сам как-нибудь, - ему почему-то было неловко объяснять бразильцу, что руководство крупной туристической компании Северной столицы не сможет с ним общаться по причине незнания иностранных языков.
   Они взяли такси и отправились в ту же гостиницу, где Ван Хох останавливался накануне и встречался с принцем Педру, посапывающим сейчас в кресле первого класса где-то над Атлантикой. Ван Хох, не слушая никаких возражений, оплатил номер Василия, и тому ничего не оставалось, как отправляться спать.
   Сон не шел. Василий не закрыл на ночь шторы - из окон его номера была видна подсвеченная прожекторами статуя простершего руки Христа - и он посчитал кощунством добровольно лишать себя вида на такое великолепие. Но, по правде говоря, даже этот вид скоро перестал его радовать. Чтобы как-то развеяться и хоть на время отогнать от себя тяжелые мысли, Василий включил телевизор и принялся щелкать по каналам, пока не попал на англоязычный CNN. Поначалу он не вникал в происходившее на экране, но большая надпись внизу - BREAKING NEWS - привлекла его внимание. Вася немного добавил звука и узнал, что полчаса назад с экранов радаров пропал пассажирский лайнер "Эйр Франс", следовавший рейсом 447 по маршруту Рио-де-Жанейро - Париж. Стояла глубокая ночь, но он не раздумывая, набрал номер Ван Хоха. Тот ответил сразу, будто и не спал, и по-немецки.
   - Сеньор Ван Хох, - выпалил Василий, - случилась катастрофа...
   - Ваш самолет еще не долетел до Вашингтона, - недовольно буркнул художник, и Василий понял, что он все-таки его разбудил.
   - Это ваш самолет не долетел до Парижа, - взволнованно затараторил он. - По CNN только что передали, что 447 рейс "Эйр Франс" полчаса назад исчез с экранов радаров и, скорее всего, упал в океан.
   Ван Хох положил трубку, но не прервал связь, так что Василий мог слышать, как он включил телевизор. Старик остановился на каком-то бразильском канале, и, по долетавшим до него отдельным словам, Василий понял, что там тоже рассказывали о пропавшем рейсе. А потом он услышал Ван Хоха - тот что-то зло и отрывисто говорил по-немецки. Как понял Василий, он ругался. И еще - интонации старого художника что-то смутно ему напомнили, но Комнин так и не понял, что именно.
   Через полчаса они встретились в гостиничном баре.
   - Бедный принц, такой молодой, совсем еще мальчик, - вздохнул художник. - Он, наверное, был вашим ровесником. Я никогда не доверял французам, и его уговаривал не лететь лягушачьими авиалиниями. Но куда там! У него, видите ли, была золотая карта "Эйр Франс"...
   - Так выходит, что вы вчера два раза избежали гибели, - изумился Василий.
   - И два раза от смерти спасли меня вы, сеньор Комнин, - мудро отметил старик. - Я ведь говорил вам, что наша встреча - это знак судьбы.
   Василий с удивлением заметил, что Ван Хох совсем не выглядел потрясенным, напротив, был предельно собран и готов действовать.
   - Вы уже перебронировали свой билет? - спросил он Василия.
   - Я собирался сделать это с утра...
   - Вот и хорошо. Лучше не делайте этого вообще: ваших туристов вы все равно уже не догоните, - Ван Хох немного помолчал, будто подбирая правильные слова, и продолжил. - Гибель принца - большое несчастье, и она серьезно нарушила мои планы, но я не собираюсь от них отказываться. Мне очень нужно в самое ближайшее время попасть в Европу: у меня есть важная миссия. Но мне требуется помощь. Понимаете ли, я бразилец, Европу знаю плохо, и мне нужен человек, который бы помог мне в этом путешествии. Поэтому я хочу предложить вам работу - сопровождать меня и быть моим гидом.
   Василий не был готов к такому повороту событий и не знал, что и сказать.
   - Я понимаю, что по моей вине вы потеряли или потеряете работу, и потому готов компенсировать вам любой ущерб - и моральный, и материальный - и по достоинству оплатить ваши услуги, - добавил Ван Хох.
   - Сеньор Ван Хох, только что упал самолет, в списке пассажиров которого значится ваша фамилия. Неужели вы не боитесь после этого лететь в Париж? - изумлению Василия не было предела.
   - Мы полетим в Рим, - заявил старый художник.
   - Да какая разница! - воскликнул Василий. - Только что самолет упал над Атлантикой, ваш самолет! И вам совсем не страшно?!
   - Нет, - ответил старый немец, - потому что мы полетим "Люфтганзой". А если вам страшно лететь, сеньор Комнин, то еще раз хочу вас во всей серьезностью заверить - в моем персональном гороскопе нет авиакатастроф, и можете расценивать это как стопроцентную гарантию вашей безопасности.
   ...Руководство позвонило Василию на рассвете. В предельно простых русских выражениях до него довели, кто он есть на самом деле и что недостойно питерского интеллигента так наплевательски относиться к ВИП-клиентам и оставлять без сопровождения в аэропорту чужой страны беззащитных женщин - супруг депутатов Ленгордумы (а его бразильская группа состояла в основном из них). В конце, как и ожидал Комнин, ему сообщили о прекращении сотрудничества.
   Василий несколько секунд послушал короткие гудки, тоскливо посмотрел на погасший экран, отложил в сторону мобильник и набрал номер комнаты Ван Хоха с гостиничного телефона. Тот ответил, как обычно, сразу, и Василий так и не понял, разбудил ли он старика на этот раз.
   - Я полагаю, катастрофа, о которой вы говорили с вечера, наконец, произошла? - первым спросил Ван Хох, и Василию ничего не оставалось, как только подтвердить его догадку. - Тогда собирайтесь, - велел старик, - я хочу вылететь в Сан-Паулу первым же рейсом.
   - Почему в Сан-Паулу? - удивился Василий.
   - Потому что "Люфтганза" летает оттуда, - пояснил его новый работодатель.
  
  
   2 июня 2009 года
   Особняк Рика Нормана
   Монтеррей, Калифорния, США
  
   - Эта фашистская гнида нас всех обвела, - голос Тома Круза в мобильнике дрожал от негодования и ярости так, что его негативные вибрации передавались трубке, и Рихард даже немного отодвинул ее от уха. - Он все идеально рассчитал, и теперь мы его уже никогда не найдем...
   - Том, успокойтесь и не кричите мне в ухо - от ваших негативных вибраций связь прерывается.
   - Ваши вибрации в последнее время были слишком позитивными, - огрызнулся актер, - и из-за вас и вашего благодушного настроя мы теперь навсегда его потеряли, а вместе с ним и тэтан.
   - Том, - Рихард старался по возможности говорить спокойно, - Том, объясните мне, пожалуйста, почему мы навсегда потеряли Ван Хоха?
   - Да потому что он умер! - снова заорал Круз, - Он сдох, окочурился, скопытился, откинул ласты - ваш Гитлер!
   - Ван Хох, - бесстрастно поправил его Рихард, - его зовут Ван Хох. И с чего вы взяли, что он умер?
   - Потому что самолет, на котором он хотел сбежать от вас в Европу, позавчера упал в Атлантику! - Том почти визжал, и Рихард еще дальше отнес мобильник от уха, - вы хоть иногда новости смотрите?! По CNN показали список пассажиров, и он среди них - ваш Ван Хох, он же Шикльгрубер.
   - Это какая-то ошибка, - произнес Рихард уже с меньшей долей уверенности, - я бы знал, если бы он умер.
   - Вы доверяете своему хрустальному шару или чем вы там еще пользуетесь, больше, чем CNN?! - взвился Круз с новой силой.
   - Я совсем не доверяю CNN и всем остальным средствам массовой пропаганды, - Рихард прервал связь.
   Он больше не хотел слушать истеричные вопли съехавшего с катушек комедианта. После относительного успеха "Валькирии" Круза понесло по раскручивающейся спирали - все дальше от здравого смысла и все ближе к самопровозглашению единственным мессией новой религии и спасителем мира. Рихарду теперь приходилось прикладывать усилия, чтобы удерживать в узде зарвавшегося паяца, и он начинал жалеть, что два года назад поддался на уговоры и ввязался в его авантюру по раскрутке саентологии.
   Гитлер был жив - в этом Норман-Ауденхоф не сомневался ни минуты. Он бы почувствовал его гибель: после встречи в мае на фазенде Ван Хоха между ними как будто установилась незримая ментальная связь. Конечно, Рихард не мог читать мысли фюрера и улавливать оттенки его настроения на расстоянии, но он отчетливо ощущал его присутствие в ноосфере.
   Получалось, что ошиблись журналисты, и тому было два объяснения. Либо они, как обычно, все перепутали, либо Ван Хох намеренно устроил так, чтобы его посчитали мертвым. Норман-Ауденхоф прожил слишком долго, чтобы верить в простой случай. Вторая версия казалась ему более вероятной: фюрер не захотел делиться с ним тайным знанием и решил сбежать в Европу. Оставалось только понять - куда именно. Благодаря установившейся между ними связи сделать это было не так уж сложно, однако проблема заключалась в том, что связь, скорее всего, была двусторонней, и если Норман-Ауденхоф мог вычислить Гитлера, то и фюрер точно так же мог почувствовать присутствие своего бывшего партнера по телепатическому контакту в "Аненербе".

***

   Том Круз перезвонил ему ближе к вечеру - на тот момент Рихард уже ограничил территорию поисков беглеца Аппениннским полуостровом.
   - Мои люди пробили базы данных всех авиакомпаний, совершающих трансатлантические перелеты из Бразилии, - Круз звучал деловито, будто снова выполнял одну из своих "невыполнимых миссий", и от утренней истерики в его голосе не оставалось и следа. - Вчера некий Ван Хох вылетел рейсом "Люфтганзы" из Сан-Паулу в Рим!
   "Рим, ну, конечно же, Рим", - подумал Норман-Ауденхоф и мысленно продолжил логическую цепочку, - "Рим - Ватикан - Ратцингер. Ах ты, хитрющий черт! На старости лет решил покаяться в грехах и получить прощение самого Папы в обмен на посвящение его в величайшую тайну мироздания?" Вслух он спросил:
   - Зачем Ван Хох полетел в Рим, что думают ваши люди?
   - Мои люди ничего не думают, они неукоснительно выполняют мои приказы и потому успешно справляются со своей миссией. "В отличие от некоторых", - добавил Круз про себя.
   - И что вы намереваетесь делать? - Рихард понял намек, и Том почувствовал ледяные нотки в интонации, с которой он задал этот вопрос.
   - Я намереваюсь сейчас же лететь в Италию, - Том Круз был хорошим актером и удачно скопировал тон Норман-Ауденхофа, - и настоятельно прошу вас присоединиться к нам.
   - Не хочу вас задерживать, - сухо произнес Рихард, - я догоню вас в Риме.
   Он холодно распрощался с Крузом, тут же набрал другой номер и велел готовить персональный "Гольфстрим-5" к трансатлантическому перелету. Пять часов в самолете над Атлантикой с окончательно спятившим актером и его "верными офицерами", изгнанными в разное время и по разным причинам из спецслужб, были слишком дорогим удовольствием, которое не входило в планы Норман-Ауденхофа.
  
  
   4 июня 2009 года
   Площадь Святого Петра
   Рим, Италия
  
   Первые несколько дней в Риме они провели, как и положено туристу с персональным гидом, изучая местные достопримечательности. Ван Хох оказался стариком некапризным и послушно следовал за своим экскурсоводом по Вечному городу, правда, отказался от специально разработанного Комниным тура по брауновским местам, поскольку книг его не читал и даже имени такого сочинителя не слышал. Длинный хвост очереди у входа в музеи Ватикана изрядно огорчил старого художника, который пояснил, что он столько не выстоит, развернулся и медленно зашагал по направлению к площади Святого Петра.
   - Сеньор Ван Хох, - Василий нагнал его и зашагал рядом, приноравливаясь к шаркающей походке старика. - Я попробую сегодня вечером связаться с одним знакомым и попрошу устроить для вас что-то наподобие персональной экскурсии по городу- государству.
   - Спасибо, Василий, мне прямо неловко. Я не хочу доставлять вам излишнего беспокойства, - старик остановился и пристально посмотрел на него. - Так вы полагаете, этот ваш знакомый обладает достаточными полномочиями, чтобы устроить мне такой тур?
   Это был хороший вопрос. Четыре года назад Василий, не раздумывая, ответил бы "да", но сейчас он даже не знал, в каком качестве и на какую должность вернулся Де Анджелис в свое ведомство после нескольких лет проведанных в "свободном полете" в Южной Африке.- Надеюсь, что да, - ответил он без энтузиазма, и Ван Хох это почувствовал.
   - Я задал этот вопрос не случайно, - пояснил он, - потому что у меня есть еще одна просьба или пожелание - называйте это как хотите, хоть стариковской блажью. Дело в том, что я приехал в Рим не просто полюбоваться шедеврами эпохи Возрождения. Как вы могли догадаться, по рождению я немец, как и нынешний Папа. Я его земляк и почти ровесник, мы жили в одном городе, правда, учились в разных школах. Но все-таки мы встретились в рамках одной организации, - Ван Хох немного замялся, и Вася, догадавшись, выпалил:
   - "Гитлерюгенда"?
   - Да, - проворчал Ван Хох, - ему постоянно пеняют на членство в ней, как будто у нас был выбор тогда...
   - Я вас отлично понимаю - с готовностью подхватил Василий, - Отец и дед мне рассказывали, что в советское время у нас в вузы принимали только комсомольцев.
   - Вот-вот, - продолжил старый художник. - И, тем не менее, как бы ни хотелось мне повидаться с Йозефом, я считаю, что дело это достаточно деликатное, и к организации такой встречи не стоит привлекать излишнего внимания. Необходимо, чтобы кто-то передал Папе лично, что его ищет старый товарищ. Он поймет, кто - ведь мы были тогда лучшими друзьями - и сам устроит мне аудиенцию...
   Василий озадаченно молчал, сбитый с толку столь неожиданным поворотом дела. Одно дело попросить Де Анджелиса организовать проход в Ватикан для бразильского туриста. А передавать Папе устное послание от него - задача совсем другого порядка. Сначала Де Анджелис вымотает из него всю душу расспросами о туристе, а потом откажется что-то делать из соображений безопасности. Или потому что больше не вхож в высокие властные кабинеты в римской курии. Или еще из каких-нибудь понятных одному ему соображений...
   - Я не уверен, что мой знакомый... - начал Василий, но Ван Хох его перебил:
   - В какой конгрегации он служит?
   - В Великой инквизиции, то есть - в Конгрегации доктрины веры, - быстро поправился он.
   - Не надо впутывать в это дело инквизицию, - решительно заявил старик.
   - Но ведь сам Папа долгое время возглавлял ее, - попытался было возразить Комнин.
   - Не надо, - с нажимом еще раз произнес Ван Хох. - Вы сами должны передать устное послание Папе от меня.
   - И как я это сделаю? - Василий просто ошалел от такого предложения.
   - Для этого вам нужно попасть на мессу в соборе Святого Петра в это воскресенье, - деловито произнес Ван Хох, - и стать в первом ряду прихожан, к которым Папа подходит пообщаться после мессы.
   - Сеньор Ван Хох, - громко воскликнул Василий, так, что выходившая из боковой двери собора группа филиппинских монахинь принялась на них оглядываться, и художник призвал своего собеседника не кричать. - Сеньор Ван Хох, - уже тише произнес тот, но все еще довольно возбужденно, - да кто же меня на то "блатное" место во время мессы поставит? Я ведь даже не католик!
   - А кто же вы? - удивился Ван Хох. - Я своими ушами слышал, как в самолете вы читали "Отче наш" на латыни.
   Василий думал, что он тогда читал молитву про себя, и от разоблачения даже немного сконфузился:
   - Я крещен в православии, но обрядов не соблюдаю, - как будто оправдываясь, пробормотал он.
   - Плохо, - Ван Хох отвернулся и стал бесцельно шарить глазами по площади, уже заполненной туристами и паломниками, несмотря на будний день и достаточно ранний час. Он забыл, что у русских была своя вера и свой папа, которого они называли патриархом на греческий манер.
   "Греческий" - подумал Ван Хох, - "греческий". Что-то было в этом слове, и старый художник вертел его в уме снова и снова. Парень говорил, что он греческий принц и его право так называться признал греческий патриарх. Греческий патриарх, по идее, должен быть кем-то вроде Римского папы в своей части света, но русский патриарх с ним в этом не согласен. Русский патриарх в то же время не дружен и с Римским папой. Значит, следуя логике, что "враг моего врага - мой друг", греческий патриарх должен быть в хороших отношениях с Ватиканом...
   - Василий, - Ван Хох стремительно для своего возраста развернулся на месте и пристально посмотрел на Василия, так что тому стало не по себе от цепкого взгляда стальных глаз старика. - Греческий патриарх, который признал вас принцем...
   - Вселенский патриарх Константинопольский, - машинально поправил его Василий.
   - Он самый, - кивнул Ван Хох. - Он может похлопотать, чтобы вас поставили на то место, куда подходит Папа?
   - Не знаю, - нерешительно произнес Комнин, - я об этом не думал как-то...
   - Так позвоните ему и спросите - не терпящим возражений тоном распорядился старик.
   Разумеется, Василий не стал звонить Вселенскому патриарху. Вместо этого он позвонил его персональному помощнику Диметросу Христопулосу. Тот вовсе не забыл питерских византологов Комниных и, похоже, был рад звонку Василия. Более того - он даже передавал поклон от Его Святейшества, которому сейчас немного нездоровилось. Когда Василий изложил Диметросу без излишних подробностей и упоминания бразильского туриста суть своей просьбы, тот немного удивился, но обещал помочь.
   Христопулос перезвонил через пару часов и сообщил Комнину номер мобильного телефона отца Папандреуса, сотрудника миссии Константинопольского патриархата при Папском престоле. Он должен был встретить Василия в воскресенье утром, провести в собор и поставить на нужное место за несколько часов до начала богослужения.
   - У нас есть небольшая квота в первом ряду для турецких и греческих ВИПов, - пояснил отец Диметрос и то ли серьезно, а то ли в шутку добавил, - только смотрите, не перейдите в католичество.
   - Ну что вы, отец Христопулос, - воскликнул Комнин, - Как можно? Да гореть мне в аду!
   - Не богохульствуйте, Василис, - засмеялся тот, - Оставьте эту дурную привычку католикам,- и Василий вспомнил, что непроизвольно использовал одну из любимых фраз Де Анджелиса. "Надо бы позвонить ему", - отметил он про себя и поспешил с радостной вестью к клиенту. Ван Хох сидел над тарелкой спагетти "Карбонара" в гостиничном ресторане и с нетерпением ждал Васиных новостей.
  
  
   7 июня 2009 года
   Собор Святого Петра - Папский дворец
   Ватикан
  
   Как и условились, Василий пришел на площадь Святого Петра к восьми утра. Боясь опоздать, он появился на условленном месте загодя, но отец Папандреус все равно его опередил. Это был невысокий полный греческий священник с аккуратно подстриженной бородой, все время нервно теребивший цепь на своем богато украшенном каменьями кресте. Как понял Василий, отец Папандреус был не последним человеком в миссии константинопольского патриархата в Ватикане. Он придирчиво оглядел с головы до ног питерского ученого, вздохнул и проворчал:
   - Слава Богу, этикет соблюден, а то я грешным делом подумал, что вы придете в шортах или джинсах.
   - Ну что вы, - обиделся Василий, - я ведь месяц проработал в Ватикане и знаю про дресс-код. Правда, у них нет запрета на джинсы - это ведь не британский парламент.
   - На воскресную мессу есть, - не терпящим возражений тоном заявил отец Папандреус и велел Василию следовать за собой. Они прошли через металлическую рамку и тщательный досмотр службы безопасности, после чего Папандреус провел Василия на место, сухо раскланялся и собрался было удалиться, как вдруг хлопнул себя по лбу, развернулся на месте и колобком подкатился обратно к Комнину:
   - Обязательно выключите мобильный телефон, - взволнованно произнес он, так что в его безупречном английском появился уже знакомый Василию греческий акцент, - сейчас!
   Василий вздохнул и подчинился требованию. "Видимо важные греки с турками часто забывают это делать, а батюшку потом протокольная служба бьет ногами", - улыбнулся он.
   - И, пожалуйста, - заметил на прощание греческий священник, - ведите себя скромно. Когда подойдет Папа, не пожимайте ему руку, не приставайте с разговорами, не просите автограф и не пытайтесь сфотографироваться вместе на мобильный. Это недопустимо!
   - Спасибо, отец Папандреус, - кивнул Василий, - обещаю, что не буду вести себя, как ваши невоспитанные ВИПы.
   Отец Папандреус еще раз недобро взглянул на него, тяжело вздохнул и поспешно удалился.
   Василий не присутствовал раньше на воскресной мессе в соборе, но наблюдал происходившее там с большого экрана, установленного на площади, так что примерно представлял, что его ожидало. Папа появился ближе к 11-ти. Он провел службу и пошел по традиции в народ - группе избранных счастливчиков, стоявших за леерами ограждения по правую сторону от главного прохода. Василий оказался рядом с двумя миниатюрными монахинями из Эквадора и крупным африканцем в длинной белой национальной одежде, напоминавшей тогу. Как он понял, африканец был мусульманином и, должно быть, попал на "блатное" место по исламской квоте.
   Легкое волнение охватило Василия, когда Папа приблизился к ним и первым поприветствовал большого африканского мужчину, который тут же протянул понтифику руку, и тот ее деликатно не заметил. В это время монахини пытались сфотографировать друг друга на мобильник на фоне Папы. "Это какой-то сюр", - подумал Вася и едва сдержался, чтобы не засмеяться. И тут он встретился глазами с Бенедиктом XVI - Папа тоже улыбался, видимо, находя забавным, что посетители без всякого зазрения совести нарушали этикет.
   - Guten Tag, - от растерянности Вася поздоровался по-немецки, и Папа ему что-то ответил на незнакомом языке. "Ну, я и дурак!", - в сердцах обругал себя Василий и, пока Папа не успел обратиться к следующему посетителю, выпалил условную фразу на немецком, которой научил его Ван Хох. Василий немецкого языка не знал, а потому смысла фразы не понимал - удивляло его только то, что в самой ее середине было одно слово, звучавшее как yahoo. "Интересно, что это означает?" - подумал Василий, но забыл спросить об этом Ван Хоха.
   Папа продолжал все так же благостно улыбаться и хотел уже двинуться дальше, как Василий в страхе, что Бенедикт просто его не расслышал, громко и отчетливо произнес по-итальянски:
   - С вами ищет встречи ваш старый товарищ!
   - Папа может и старый, но не глухой, - вполголоса проворчал Бенедикт, смотря сквозь него и продолжая все так же безмятежно улыбаться, - пусть он ждет сообщения по указанному адресу, - и с этими словами Папа Римский перешел к эквадорским монахиням, повизгивавшим от восторга и нетерпения.

***

   Встреча, о которой они просили, его не пугала. Он столько лет жил в ее ожидании, медленно, но целенаправленно продвигаясь по ступеням карьерной лестницы, что, в конце концов, устал ее страшиться. Он поднялся на такие высоты, что больше не боялся никого и ничего, кроме Бога... Господь велел ему проявлять смирение и быть милостивым ко всем, и он не видел причин в том, чтобы лишать их своей милости и отказывать в такой безделице, как аудиенция. В конце концов, в том, чего он сумел достичь, была и их заслуга, вот только не стоило говорить об этом во всеуслышание.
   Папа отправил сообщение на условленный ящик электронной почты и вскоре получил ответ. Имя того, кто просил об аудиенции, о чем-то смутно ему напоминало, и это что-то не пробуждало радостных чувств. Он еще раз прочитал короткое послание и на несколько минут застыл в задумчивости, потерявшись в собственных мыслях и воспоминаниях, потом тяжело откинулся на спинку высокого бархатного кресла, посмотрел на календарь и нажал на кнопку связи с камеренго.
   - У нас есть еще места на аудиенцию на среду, Гюнтер? - спросил он и, получив утвердительный ответ, добавил, - внесите тогда в список бразильского художника Ван Хоха. Да, так и пишется, без дефиса и с большой буквы, - закончив разговор, он снова повернулся к монитору и принялся писать ответ.

***

   Ван Хох проверял почту в бизнес-центре отеля Kempinski. Василий подошел сзади и увидел, что у старика на мониторе был открыт информационный портал Yahoo.
   - Смотрите новости? - поинтересовался он.
   - Нет, - усмехнулся Ван Хох,- я только что вступил в переписку с наместником Бога на земле. - И только тут до Василия дошло, что произнесенная им в стенах собора Св. Петра тирада на немецком, содержала адрес почтового ящика. "Как все просто и гениально", - изумился он.
   - Ну и как, успешно? - продолжил расспрашивать Комнин.
   - Аудиенция в среду, - ответил Ван Хох, немного помолчал и произнес в пустоту, - что-то устал я сегодня. Пойду прилягу, - и, вспомнив про Василия, добавил, - зайдите ко мне сегодня вечером, я хочу сделать вам один скромный подарок.
  
  
   10 июня 2009 года
   Отель Kempinski - Папский дворец
   Рим - Ватикан
  
   Ван Хох проснулся, как всегда, рано. Он уже успел привыкнуть к разнице во времени, которая изрядно выматывала его в первые несколько дней в Европе, и теперь все снова встало на свои места. Он распахнул шторы и окинул взглядом Вечный город, еще тихий и будто застывший в собственном величии в эти последние предрассветные минуты. Сегодня был решающий день, Ван Хоха ждала очень важная встреча, от которой во многом зависело если не его будущее, которое с недавних пор его заботило мало, то будущее Европы и может быть, даже всего мира. Старый художник был почти спокоен - в своей долгой жизни он попадал в куда более сложные и драматические ситуации, так что сегодняшняя аудиенция была лишь очередным эпизодом в его богатой на приключения биографии. Тем не менее, человек, с которым он должен был увидеться, занимал настолько высокое положение, что Ван Хох, не поддерживавший последнее время тесных контактов с великими мира всего, все-таки в самой глубине души немного робел, в чем не смел признаться даже самому себе.
   Трагическая гибель бразильского принца, семья которого была вхожа во все европейские кабинеты власти и который должен был стать посредником в организации сегодняшней аудиенции, едва было, не разрушила планы старого художника. Но он, видимо, продолжал оставаться любимцем судьбы, и она тут же послала замену бедному Педру. Ван Хох так до конца не понял, был ли на самом деле его гид Василий русским или греческим принцем, но его связи сработали скоро и эффективно.
   По привычке плотно позавтракав в отеле - именно поэтому и еще, наверное, из патриотических соображений он предпочитал немецкую сеть Kempinski всем остальным - Ван Хох сел в такси и отправился на аудиенцию.

***

   Бенедикт XVI мало отличался от своего растиражированного СМИ образа: всем видом он демонстрировал благость и учтивость и держался весьма бодро для своего почтенного возраста. Ван Хох решил не тратить драгоценного времени понапрасну и сразу же приступил к делу. Едва швейцарские охранники закрыли за ним дверь, как он бодрым шагом подошел к Папе, и, не давая тому вставить ни слова, произнес:
   - От имени великой Германии и организации "Единая Европа" я хочу поблагодарить вас, Ваше Святейшество, за то, что вы делаете, чтобы наш континент занимал подобающее ему ведущее место в современном мире, - своим торжественным вступлением Ван Хох немного сбил с толку понтифика, не ожидавшего от него таких откровений в самом начале беседы. - Я должен вам признаться, что ваша блестящая карьера стала самой выдающейся историей успеха, к которой приложила руку "Единая Европа".
   Бенедикту был явно не по душе этот разговор. Он осторожно прокашлялся и заметил:
   - Ну, вообще-то я тоже приложил к ней руку.
   Но Ван Хох его уже не слушал, потому что давно не посещавшее его красноречие вдруг овладело им, и старого художника понесло:
   - Сейчас, когда Европа оказалась перед двойной угрозой - утраты независимости и полного подчинения "атлантистам" с одной стороны и завоевания ордами новых варваров - с другой, такие великие люди, как вы, высоко несут свет европейской традиции, являя собой пример для подражания как политикам ЕС, так и рядовым ее гражданам. Глядя на вас, я отчетливо понимаю, что война по большому счету не была проиграна, и с таким трудом спасенное золото нашей страны не было потрачено понапрасну. Вы даете надежду миллионам немцев и других настоящих европейцев, и я горжусь вами. Молодец, Ратцингер! Я всегда верил в вас, и теперь вижу, что не ошибся. И я верю, что смогу на вас рассчитывать!
   Пока Ван Хох произносил этот экспромт, понтифик инстинктивно подтянулся, выпрямил спину и подсознательно принялся ловить каждое слово некогда великого оратора.
   - Так вы готовы послужить общему делу, Ратцингер? - Ван Хох пристально посмотрел в глаза Папы.
   - Яволь, мой фюрер, - на автомате выпалил тот и даже попытался щелкнуть каблуками красных туфель Prada, но вовремя спохватился, смущенно закашлялся и пригласил Ван Хоха присаживаться.
   - Какой помощи вы ждете от меня, господин Ван Хох? - спросил понтифик, устраиваясь в темно-красном бархатном кресле. Здравый смысл все еще отказывался верить, что перед ним сидел тот самый великий вождь немецкого народа, сначала превозносимый до небес, а потом преданный наилютейшей из анафем. По законам природы, фюрер не мог так долго оставаться в живых, к тому же он выглядел моложе самого Бенедикта и не был похож на свои портреты. Но он узнал его каким-то шестым чувством, и это чувство заверяло Папу, что перед ним был Адольф Гитлер собственной персоной. "Неисповедимы пути твои, Господи", - вздохнул понтифик, - "И да не введи нас во искушение, и избави нас от лукавого".
   От слов молитвы Ван Хох не рассыпался в золу и не рухнул в конвульсиях на пол. Напротив, он тоже постарался сесть поудобнее и только тогда начал свой рассказ:
   - Мне скорбно признавать это, Ваше Святейшество, но миру грозит большая опасность. Существует одна вещь, Объект, природа которого до сих пор не изучена и который мои люди, ослепленные гордыней, доставили в свое время в Германию из Тибета. Этот Объект обладает сверхъестественной силой и, попади он в недостойные руки, может изменить существующий в мире порядок. Я понял эту истину осенью 43-го и распорядился вернуть его на место. Там он до сих пор и обретается - среди снегов и горных вершин, но информация об Объекте перестала больше быть тайной. Нашлись деструктивные силы, сектанты, которые активно занимаются его поисками, и поскольку они располагают значительными финансовыми средствами, то рано или поздно его обнаружат. И тогда они попытаются с его помощью переделать мир на свой манер.
   - О какой секте вы говорите? - осторожно поинтересовался Папа.
   - О саентологах.
   Бенедикт не был хорошо знаком с саентологией, но считал это учение богопротивным уже по той причине, что оно подменило Господа "звездными войнами":
   - И как же я смогу уберечь мир от заговора саентологов? - мягко спросил он.
   - Вы укроете Объект в одном из ваших тайных хранилищ, - уверенно заявил Ван Хох.
   - Я должен детально изучить и сам вопрос, и ваше предложение, чтобы понять, что я могу для вас сделать, - ответил Бенедикт, - так что оставьте всю информацию по этому делу моему личному помощнику. Чем я еще могу быть вам полезным, господин Ван Хох?
   Старый художник немного замялся:
   - У меня к вам есть просьба личного характера, - наконец, немного смущенно произнес он и даже отвел глаза.
   - Я вас слушаю, - все тем же мягким голосом произнес Бенедикт.
   - Дело в том, что я очень давно не исповедовался, а тяжесть моих грехов столь велика, что я не осмелюсь доверить их простому священнику и даже непосвященному иерарху вашей церкви.
   Папа тяжело вздохнул, поднялся с кресла, сцепил руки за спиной и, немного ссутулившись, подошел к окну. Несколько минут он молча смотрел на сады Ватикана, а Ван Хох в это время не сводил с него глаз. Наконец Бенедикт повернулся к нему и, стараясь не встречаться глазами, с искренней печалью в голосе произнес:
   - Тяжесть ваших грехов столь велика, что в нашей церкви не найдется священника, который смог бы отпустить их вам...
   Ван Хох не проронил ни слова, встал, развернулся на месте и быстрым шагом направился к двери. У выхода он остановился, оглянулся и бросил отрывисто:
   - Простите.
   - Ступайте с Богом, - ответил Папа, - и да пребудет с вами мир, сын мой.

***

   Мира не было в душе Ван Хоха, когда он покидал город-государство. В ней царило опустошение, а на плечи непосильным грузом навалилась огромная тяжесть - то ли неотпущенных грехов, то ли дарованной Объектом неправедно долгой жизни. Он медленно прошел всю площадь, зажатую в тиски объятий двух крытых колоннад, перебрался на теневую сторону улицы, прошел скопление туристических автобусов и остановился в поисках такси.
   Машина подкатила сразу, будто специально ждала его, и он почувствовал неладное, когда сел и уже собирался захлопнуть за собой дверцу. Ван Хох попытался выйти, но чьи-то сильные руки втащили его внутрь, кто-то захлопнул за ним дверь, а кто-то прижал к лицу маску, пропитанную едко пахнущей жидкостью. Он вдохнул отвратительную субстанцию и тут же погрузился в бесцветное и бесформенное небытие.

***

   Василий до вечера прождал возвращения Ван Хоха из Ватикана, все больше волнуясь и раззадоривая себя душераздирающими сценами, в которых старый художник то попадал под машину, то становился жертвой румынских цыган-грабителей, а то валился в безлюдном месте на землю, сраженный сердечным приступом. Когда над Римом зашло солнце и в небе зажглись первые еще бледные звезды, у Василия больше не осталось сил на терпеливое ожидание, и он заявил в полицию о пропаже туриста - гражданина Бразилии Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиша да Сильва Шикльгрубера Ван Хоха.
  
  
   11 июня 2009 года
   Отель Ritz-Carlton - Вилла "Савона"
   Рим, Италия
  
   Саша проснулась от звуков знакомой с детства мелодии, что-то из кино 70-х, кажется, "Эммануэль". Мелодия все время крутилась по кругу, как будто играла неисправная пластинка, и, наконец, она сообразила, что это был рингтон мобильника ее нового знакомого. Вчера в баре отеля он сравнил ее с Пенелопой Крус, а ей всегда это льстило. Кинозвезда, на которую аргентинская модель Саша Родригес внешне немного походила, была в числе ее кумиров, так что, неудивительно, что романтический вечер закончился в ее номере.
   Телефон не умолкал, Саша нашла его на ощупь, взглянула на экран и прочитала: "Круз". "Неужто сама Пепа?" - усмехнулась она и решила ответить. Она ошиблась - на другом конце линии прозвучал немного раздраженный мужской голос:
   - Где Норман?
   - Не знаю, - ответила Саша, - ночью был здесь. А кто это?
   - Это Том, - бросил раздраженный мужчина.
   - Какой Том?
   - Том Круз, дура, - рявкнул актер.
   - Ой, - произнесла модель и глупо хихикнула.
   "Дура", - подумал Том, - "но, наверное, красивая".
   "Дура", - подумал Рихард, - "и манеры у нее дурные", - и забрал у Саши свой телефон:
   - Я слушаю.
   - Мои люди взяли его, - деловито начал актер.
   - Том, какого черта вы лезете не в свое дело? - Рихард взглянул на Сашу, с которой любопытство согнало остатки сна, вышел на балкон и прикрыл за собой стеклянную дверь, - вы должны были только обнаружить его и сразу же сообщить мне.
   - Чтобы вы снова его упустили? Ну, уж нет! - запротестовал Том, - В общем, он у нас, и я думаю, вам следует на время оставить свои важные дела, приехать сюда и побеседовать со старым приятелем. Он недавно пришел в себя.
   - Что значит - пришел в себя? - не понял Норман-Ауденхоф.
   - Он пытался оказать сопротивление при задержании, и мои люди его "выключили".
   - Идиоты, - выругался Рихард, - ничего больше не предпринимайте и не пытайтесь его допрашивать сами. Я скоро буду.
   - Мне пора, - сказал он Саше и взглянул на циферблат эксклюзивного Cartier: было семь тридцать утра.
   - Так рано? - удивилась девушка и тут же задала волновавший ее последние четверть часа вопрос, - а это действительно был Том Круз?
   - Да.
   - А правда, что он чокнутый саентолог? - Саша прямо сгорала от любопытства.
   - Правда, - ответил Рихард, - но ключевое слово "чокнутый".

***

   К счастью, в этот утренний час основной поток транспорта двигался в центр города, и он достаточно быстро добрался до расположенной в одном из фешенебельных римских пригородов виллы, специально арендованной бригадой Круза под операцию "Ван Хох". Когда темно-синяя Lamborghini Рихарда плавно затормозила перед входом, Том уже ждал его на крыльце, недовольно поглядывая исподлобья:
   - Мы пытались связаться с вами сразу же, как только привезли его сюда вчера вечером, но вы не отвечали. Видимо, не могли отвлечься от более важных занятий...
   - Вас это не касается, - Рихард поставил Тома на место, - где он?
   Они зашли в дом, через внутренний дворик - патио - спустились вниз по лестнице и оказались в довольно просторном подвальном помещении. Круз остановился у массивной двери, больше напоминавшей сейф в банковском хранилище. Под дверью сидел один из его "проверенных людей", вооруженный автоматом "Узи".
   - Он там, - кивнул Круз на дверь, - весь в вашем распоряжении.
   - Я поговорю с ним без свидетелей, - Рихард открыл дверь и захлопнул ее прямо перед носом у актера.
   В помещении было светло от нескольких мощных электрических ламп. "Даже слишком светло", - отметил про себя Рихард, - "видимо, они решили не давать ему спать и тем самым вынудить развязать язык. Кретины". В дальнем углу помещения был брошен старый матрас, на котором, укрывшись с головой грязно-серым одеялом, лежало тело. Когда Рихард подошел поближе, тело зашевелилось, и из-под одеяла высунулась голова бразильского художника. Обычно собранные в конский хвост седые волосы были всколочены, а под правым глазом у него красовался свежий лиловый кровоподтек.
   - А я уже думал, вы не придете, штурмбанфюрер, - удивился Ван Хох, - как видите, с вашими людьми у нас разговора не получилось.
   - Простите, я не мог приехать раньше и пресечь их самодеятельность, - извинился Рихард, - обещаю, что это больше не повторится. Они что - вас допрашивали?
   - Этого еще не хватало, - фыркнул Ван Хох.
   - А с глазом тогда что случилось?
   - Это ваш чокнутый Штауффенберг руку приложил, - усмехнулся старый художник. - Как только он меня увидел, сразу весь затрясся от злости, подскочил ко мне и вмазал со всей дури. Все произошло настолько быстро, что я даже ничего не успел сообразить и - соответственно - среагировать.
   - Придурок, - зло бросил Норман-Ауденхоф, - я приношу свои извинения за его действия.
   - Я не могу их принять, - отрезал Ван Хох. - Ваши люди похитили меня среди бела дня и сейчас удерживают здесь против моей воли. А вы явились не для того, чтобы мне помочь, а чтобы вытащить из меня нужную вам и вашему съехавшему с катушек другу информацию. И потом, я не думаю, что он на самом деле такой безумный, каким хочет казаться. Скорее он играет роль безумца, он ведь актер. А вообще вы оба просто изображаете доброго и злого следователей. Очень старый трюк, в гестапо его любили использовать...
   - Мы не гестапо, и следователей мы не изображаем, - холодно заметил Рихард. - Месяц назад я пытался заключить с вами джентльменское соглашение, я не давил на вас, я дал вам время все осмыслить. А вы решили сбежать без объяснения причин.
   - Мне не понравилось ваше "коммерческое предприятие", которое вы почему-то именуете церковью, - съязвил Ван Хох.
   - Это вы в "Википедии" прочитали? Нам с мая туда доступ к редактированию запретили, и теперь у Международной церкви саентологии нет даже возможности ответить на всю клевету, что появляется в этом самом популярном сетевом ресурсе.
   - Знаете, я не очень хорошо разбираюсь в новых технологиях, - проворчал Ван Хох, - что первое в Интернете открылось, то и прочитал.
   - И стали жертвой средств массовой пропаганды, - вздохнул Рихард, - но сути дела это не меняет. Боюсь, что пришло время рассказать, где находится "Объект Д".
   - Идите к черту, - Ван Хох был категоричен, - ничего я вам не скажу. И подсознание мое ничего не откроет, я вас на порядок сильнее.
   - Вы забываете о таком полезном изобретении человечества как психотропные препараты, - улыбнулся Рихард, - полагаю, что в сочетании с ними мои скромные усилия дадут желаемый результат.
   - Вы такой же чокнутый, как ваш Том Круз, - сурово отчеканил Ван Хох, - и вы даже хуже, потому что вы умнее его и заранее все просчитали. Признайтесь честно, вы сейчас пытаетесь мне отомстить за то, что Объект выбрал меня, а не вас тогда в "Аненербе"?
   Рихард с изумлением посмотрел на старого художника:
   - Действительно, тогда меня это задело, но то была глупая мальчишеская обида. Я о ней и думать забыл. А если вы до сих пор об этом помните, то чокнутый здесь не я, а вы, мой фюрер, - Рихард подошел к двери и прежде, чем открыть ее, добавил. - У вас на размышления час. Если не сообщите мне местонахождение Объекта добровольно, вам сделают укол, и ваше подсознание нам все выложит.

***

   - Ну что? - Том был нетерпелив, - вам удалось его разговорить?
   - Я дал ему час на размышления...
   - Да сколько можно либеральничать с этой фашистской сволочью!? - завопил Круз.
   - Нацистской, - бесстрастно поправил его Рихард, - про него правильно говорить не "фашистская", а "нацистская сволочь". Фашистами были не немцы, а итальянцы.
   - Нашли время для интеллектуальных забав! - еще громче завопил Том. - Лучше скажите мне, когда вы, наконец, расколете этого гада?!
   - Я же сказал - через час, - повторил Рихард.
   - А почему не через месяц или через год?! - взорвался Круз.
   - Потому что столько времени мне понадобится, чтобы съездить обратно в отель и взять необходимые препараты.
   - А что же вы их сразу не взяли? - не понял актер.
   - Я не думал, что он будет упорствовать в нежелании сотрудничать с нами, и что дело зайдет так далеко, - Рихард был не совсем честен с Томом. На самом деле он забыл кейс с психотропными препаратами для Ван Хоха у себя в номере, потому что на виллу "Савона" отправился сегодня утром прямо от Саши.

***

   Том Круз очень не любил, когда его "кидали" - например, когда отдавали специально написанную под него роль в стопроцентном блокбастере какому-нибудь Брэду Питту лишь на том идиотском основании, что Том для нее ростом не вышел. Сейчас Тома пытались "кинуть" не в Голливуде, а в реальной жизни - именно это с ним, по его твердому убеждению, последние время делал Норман-Ауденхоф.
   "Похоже, он играет в свою игру и пытается о чем-то договориться с Гитлером за моей спиной", - раздраженно думал актер, ходя взад-вперед по маленькому патио, - "сначала он рассказал нацистскому ублюдку о наших планах и не предпринял никаких попыток задержать его в Бразилии. Теперь он бесконечно откладывает "разработку" Гитлера. Либо боится пошарить в его мозгах, либо..." - страшная догадка ошеломила Тома, и он даже на мгновение остановился посередине дворика. - "Да они еще при первой встрече в Бразилии сговорились, и Норман работает теперь на своего старого хозяина! Они используют меня и моих людей, чтобы добыть Артефакт, а потом постараются прибрать его к рукам и установить в мире фашистскую диктатуру!"
   "Значит, нужно опять спасать мир", - сделал вывод Круз, и эта миссия показалась ему вполне выполнимой. "Во-первых, не нужно позволять фашистам больше общаться между собой. Во-вторых, надо самим допросить Гитлера и вытащить из него все, что он знает. Мои люди вполне способны справиться с этой задачей без помощи экстрасенсов", - решил актер, - "и не таких им приходилось раньше раскалывать".
   Едва лишь Lamborghini Норман-Ауденхофа выехала с территории виллы "Савона", как Том Круз тут же принялся деловито отдавать распоряжения своей команде. Через полчаса его люди вывели из здания человека со связанными руками и повязкой на глазах, посадили в микроавтобус без окон и на нескольких машинах удалились в неизвестном направлении.

***

   Рихард попал в плотное движение и потратил на дорогу в Рим на 20 минут больше, чем рассчитывал изначально. На обратном пути он набрал номер Круза, чтобы сообщить, что задерживается, чтобы тот не стал пороть горячку, но абонент был недоступен. Норман-Ауденхоф почуял неладное и прибавил газа - благо автострада, ведущая из города, была относительно свободна. По дороге он еще несколько раз пытался связаться с Томом, но все так же безрезультатно.
   Он прибыл на виллу "Савона" на полчаса позже, чем договаривались. Не нужно было быть сильным экстрасенсом, чтобы понять, что его уже никто не ждал. Исчезли и Том Круз с его "спецназовцами", и сам пленник, а о присутствии на вилле Ван Хоха напоминал лишь старый матрас в дальнем углу подвальной комнаты да комок грязно-серого одеяла на нем. И тут у Рихарда зазвонил мобильник.
   - Это Саша, - проворковала трубка нежным девичьим голоском с сильным испанским акцентом, - ты еще не закончил свои дела? А то я уже соскучилась... - он никак не реагировал на ее слова, и Саша продолжила. - Я тут подумала, насчет Тома Круза. Знаешь, я всегда мечтала попробовать себя в кино, ты же понимаешь, что карьера модели коротка, ну и вот, - она немного смущенно замялась и выпалила, - ты не мог бы познакомить меня с ним, раз уж он твой приятель?
   Рихард сделал глубокий вдох и медленно, словно чеканя каждое слово, произнес:
   - Никогда больше не звони на этот номер.
   "Дура", - добавил он про себя, хотел уже было швырнуть об стену платиновый Vertu, но здравомыслящий немец взял в нем верх и подавил вспышку гнева. Рихард аккуратно закрыл телефон и положил его в карман.
   Только после этого Норман-Ауденхоф позволил себе грязно и витиевато выругаться по-немецки, чего не делал уже очень давно. Он был слишком самонадеян и недооценил напыщенного недомерка. Теперь тот окончательно вышел из-под контроля, а вместе с ним из-под контроля вышла и вся ситуация с Ван Хохом, Артефактом, будущим саентологии и всего мира.
  
  
   15 июня 2009 года
   Отель Kempinski - комиссариат полиции
   Рим, Италия
  
   Василий сидел у себя в номере и в который раз разглядывал подарок Ван Хоха, пытаясь разгадать его тайный смысл. Это был небольшой холст без рамы, на котором в привычной для бразильского художника постимпрессионистской манере - с нагнетанием красок, цвета и почти без полутонов - был изображен какой-то, как понимал Комнин, горный пейзаж.
   - Сохраните эту картину, - велел ему художник вечером накануне своей аудиенции у Папы и последующего исчезновения. - Поверьте мне, Василий, она бесценна...
   "Тут есть что-то еще", - ломал голову Василий, - "старик как будто боялся, что с ним может случиться неладное, и передал мне на хранение холст, который ценен не как произведение искусства, а скорее несет в себе какую-то тайну, секретный код или шифр". Василий снова осмотрел "шедевр" с обеих сторон, потер его и даже немного поковырял пальцем. Никаких секретных знаков не проступило - холст не хотел открывать Василию свой тайный смысл, если он, конечно, в нем присутствовал.
   Телефонный звонок прервал его напряженное раздумье.
   - Синьор Комнин? - поинтересовался по-итальянски низкий мужской голос с легкой хрипотцой, - комиссар Андолини. Я по поводу вашего туриста. Появилась новая информация, нужно, чтобы вы подъехали к нам в управление.
   - Когда? - у Василия отчего-то тревожно заныло под ложечкой.
   - Сейчас, если можно, - попросил Андолини, - я в вашем отеле, жду вас в лобби. Спускайтесь.
   Комиссар Андолини оказался высоким смуглым мужчиной с орлиным носом и глубокими залысинами и чем-то напомнил Василию Жана Рено в роли комиссара Фаша из "Кода да Винчи". Уже в полицейской машине, которая медленно пробивалась сквозь пробки, забившие весь центр города, комиссар пояснил, что помощь синьора Комнина требуется для опознания - сегодня утром в Тибре был обнаружен труп старика без признаков насильственной смерти, который по описанию подходил под приметы пропавшего бразильского туриста. У Василия все внутри так и опустилось:
   - Господин комиссар, я вообще-то боюсь покойников, - откровенно признался он.
   - К сожалению, у нас нет иного выхода, - заметил Андолини, - о пропаже туриста заявили вы, и, похоже, кроме вас, у него в Риме не было больше знакомых.
   В морге было холодно, и изрядно нервничавшего Василия начала колотить крупная дрожь. Судмедэксперт подвел его к столу, на котором лежало запакованное в пластиковый непрозрачный мешок тело. Комнин слышал, как судмедэксперт расстегивает молнию на пакете, но старался до последнего не смотреть на стол.
   - Это он? - безразличным тоном спросил Андолини.
   Василий сделал над собой усилие, взглянул в направлении трупа и тут же испуганно отшатнулся. Тело имело характерный зеленоватый оттенок и уже пошло лилово-черными пятнами. Василий мог сказать определенно лишь то, что это был труп старика с длинными седыми волосами. Лица он разглядеть не успел, потому что внезапно его скрутил жестокий и совершенно неожиданный приступ тошноты, он согнулся пополам и бросился в туалет.
   Минут через десять на ватных ногах Комнин снова зашел в помещение морга.
   Судмедэксперт и Андолини стояли над трупом и живо обсуждали вчерашнюю игру "Ромы" против "Интера". Василий скромно остановился в дверях, но тут Андолини его заметил и жестом позвал присоединиться к компании. Василий осторожно приблизился и остановился в метре от стола, стараясь по возможности не смотреть на тело.
   - Синьор Комнин, - обратился к нему комиссар, - так это он или не он?
   - Я не знаю, - честно признался Василий, - я его только живым видел. А сейчас он весь зеленый, да еще и с пятнами. Он ведь не так давно пропал, почему же тело в таком ужасном состоянии?
   - О, это наша тибрская водица, - засмеялся судмедэксперт, - труп подняли из реки сегодня утром, он пролежал в воде несколько дней, вот и "зацвел".
   - Ну, так что, вы подтверждаете его личность? - деловито уточнил Андолини у Василия.
   - Комиссар, я не могу сказать с уверенностью, он это или нет, - Комнин настаивал на своем.
   - Ну и ладно, - хмыкнул комиссар, - все равно у него в вещах обнаружили карточку из отеля на имя... - Андолини достал из кармана какую-то бумажку и прочитал, - некого да Сильва Шикльгрубера Ван Хоха.
  
  
   15 июня 2009 года
   Итальянское телевидение RAI-1
   Вечерний выпуск новостей
  
   - Еще одна жертва катастрофы французского аэробуса над Атлантикой! - бесстрастно вещала с экрана крашеная блондинка с подкачанными силиконом губами и другими выдающимися частями тела. - Вчера полиция Рима обнаружила в Тибре труп Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиша да Сильва Шикльгрубера, бразильского художника писавшего под псевдонимом Ван Хох. На прошлой неделе о его пропаже сообщил гид Ван Хоха, который сегодня утром опознал тело. Любопытно, что бразилец должен был лететь в Европу рейсом 447 "Эйр Франс", разбившимся над Атлантикой 1 июня. Художник опоздал на самолет и вылетел из Сан-Паулу рейсом другой авиакомпании на следующий день.
   - Какая трагическая случайность! - подхватил ее коллега-комментатор, мужчина средних лет, нежно-розовая рубашка которого идеально сочеталась с изысканно-лиловым галстуком от Zegna, - недаром ведь говорят, что от судьбы не уйти. А теперь о вчерашнем матче "Ромы" в Милане...
  
  
   15 июня 2009 года
   Личные апартаменты Бенедикта XVI
   Ватикан
  
   Понтифик тяжело вздохнул и приглушил звук на большой плазменной панели, установленной в его личном кабинете. Не то, чтобы он не поверил Ван Хоху, когда тот говорил о грозящей миру катастрофе - в нынешних условиях миру каждый день что-нибудь да угрожало - он сразу же поручил подробно ознакомиться с предоставленной им информацией своему персональному помощнику Гюнтеру Хольцхауэру. Папе не давало покоя другое - он не поверил, что лично Ван Хоху может что-то угрожать. Он вообще не до конца понял, кем же все-таки был Ван Хох, и сразу же постарался отогнать от себя все неприятные воспоминания о той аудиенции, а теперь его мучили угрызения совести. "Я отказал ему в исповеди", - сокрушался понтифик, - "а, может быть, я оставался его последней надеждой и к моей помощи он обратился, оказавшись на самом краю неминуемой гибели".
   Папа еще раз тяжело вздохнул и нажал на кнопку связи с камеренго:
   - Гюнтер, будьте добры, зайдите ко мне.
   Через несколько секунд дверь в папские покои бесшумно открылась и так же бесшумно закрылась за его персональным помощником, человеком среднего роста и возраста с бесцветными волосами, блеклыми светло-серыми глазами и совершенно безликой внешностью. Если что и запоминалось в папском камерарии, то только его длинная немецкая фамилия.
   - Что вам удалось узнать по интересующему нас делу? - спросил понтифик.
   - Покойный останавливался в отеле Kempinski, куда не возвращался с момента известной вам встречи в среду, - заговорил Гюнтер бесцветным невыразительным голосом. - В тот же день его гид заявил о его пропаже в полицию. Сегодня утром этот гид и опознал покойного...
   - А можно про гида подробнее? Может быть, он как-то замешан в этом деле?
   - Гид прибыл одним рейсом с покойным и остановился в одном отеле...
   - Он тоже из бразильских немцев?
   - По паспорту он русский, - бесстрастно произнес Гюнтер.
   - Что? - Папа в изумлении откинулся назад, - вы шутите?
   - Нет, - все так же безо всяких эмоций повторил камеренго.
   - Что-то здесь не чисто, и эта история требует тщательного расследования! - подчеркнул Папа. - Надеюсь, вы понимаете, что ни Швейцарская гвардия, ни служба безопасности ничего не должны знать о наших действиях в этом направлении? - Гюнтер согласно кивнул, и Бенедикт поинтересовался вдогонку, - Вы уже нашли человека, который мог бы заняться этим делом?
   - Да, Ваше Святейшество, - подтвердил Гюнтер, - как вы и просили, это человек из нашей Конгрегации и он долгое время специализировался на выполнении важных поручений весьма деликатного свойства, но...
   - Но? - Папа вопросительно поднял бровь.
   - Но, к сожалению, он не немец и даже не швейцарец.
   - Жаль, - вздохнул папа, - как вы тогда гарантируете его лояльность?
   - У него был весьма болезненный конфликт с кардиналом Бруньоне, который едва не стоил ему карьеры.
   Недавно преставившийся влиятельный кардинал был многолетним непримиримым оппонентом понтифика, и тот до сих пор не мог без внутреннего содрогания слышать его имя. Бруньоне обладал крутым нравом и становиться поперек дороги "калабрийскому быку", как его называли за глаза, было равносильно карьерному самоубийству, поэтому Папа удивленно спросил:
   - И как же ему удалось вернуться?
   - В прошлом году он оказал христианскому миру одну неоценимую услугу в Южной Африке, - и Гюнтер вкратце описал суть "неоценимой услуги".
   Выслушав его, Папа согласился:
   - Хорошо, Гюнтер, вызывайте его из Брюсселя. Думаю, что наше запутанное дело как раз по его части.
   Через час спецпредставитель папского престола при штаб-квартире НАТО монсиньор Микеле Де Анджелис получил секретное предписание срочно прибыть в Ватикан. В Брюсселе он успел проработать только три месяца.
  
  
   17 июня 2009 года
   Аэропорт Леонардо да Винчи
   Фьюмичино, Италия
  
   Трагическая гибель Ван Хоха, в которой он, впрочем, не был до конца уверен, изрядно расстроила Василия, а поспешное заявление комиссара Андолини о том, что "гид опознал тело покойного", окончательно его доконало. Заявление Андолини попало в итальянскую прессу, было подхвачено мировыми информагентствами, и Василий стал едва ли ни самым цитируемым человеком дня - наверное, сразу же вслед за премьером Берлускони. Василий мысленно благодарил судьбу лишь за то, что по законам Итальянской республики его имя и изображение нельзя было использовать в СМИ без его согласия. А согласия на это Василий благоразумно никому не давал.
   За всей этой суетой Комнин как-то совсем позабыл, что пропавший Ван Хох так и не расплатился с ним за его услуги, не говоря уже об обещанной компенсации за утраченную работу в питерской турфирме. Вопрос расплаты возник внезапно и неумолимо, когда Василий засобирался домой. Как опасался Комнин, ему придется решать с пятизвездочным отелем вопрос не только оплаты собственного проживания в одноместном номере, но и проживания бразильского художника в номере категории "люкс". Каково же было его удивление, когда при выписке оказалось, что все их счета оплачены! Василий поинтересовался у гостиничного клерка, кто это сделал, но тот лишь загадочно улыбнулся и вежливо передал ему конверт с квитанцией.
   Василий поблагодарил судьбу за счастливое избавление от долга в несколько тысяч евро, и в этот момент из конверта выпал еще один листок. Это была записка на английском языке, в которой "мистера Комнина" просили о встрече в аэропорту Леонардо да Винчи у выхода на посадку рейса "Аэрофлота" на Санкт-Петербург, которым Василий собрался лететь сегодня домой. Василия немного насторожил и сам способ коммуникации, и то, что его таинственный благодетель точно знал, каким рейсом он вылетает в Россию, но записка была подписана "друг Ван Хоха" и это несколько снизило недоверие.
   Пройдя регистрацию и паспортный контроль, Василий сразу же направился к выходу на посадку на петербургский рейс. Он пришел одним из первых - остальные пассажиры еще дружно бродили по дьюти-фри: он понял это по зычным выкрикам на русском языке, периодически раздававшимся то в одном, то в другом концах терминала, отведенного под торговлю.
   Василий несколько раз оглянулся по сторонам, стараясь определить назначившего ему свидание незнакомца, но никто не привлек его внимания. Василий вздохнул, уселся на совершенно пустой ряд кресел и собрался терпеливо ждать - своего таинственного благодетеля или объявления на посадку.
   - Мистер Комнин? - Василий поднял глаза и вздрогнул: напротив него, где только что никого не было, сидел худощавый мужчина средних лет с легкой проседью в темных волосах и внимательно смотрел на него. Василий ощутил что-то гипнотическое в пристальном взгляде его зеленых глаз - так смотрел на страну с экранов телевизоров Кашпировский в конце 80-х: Вася тогда был совсем маленьким, но почему-то запомнил тот тяжелый взгляд советского Калиостро эпохи перестройки.
   - Простите, я вас знаю? - спросил Комнин.
   - Нет, - ответил собеседник. - Меня зовут Рик Норман, я друг Ван Хоха, - в его английском был слышен заметный американский акцент.
   - Вы хотели сказать покойного Ван Хоха? - переспросил Василий.
   - Нет, - ответил Норман, - не покойного. Ван Хох жив, его похитили сразу же после папской аудиенции и сейчас держат в заложниках.
   - Откуда вы все это знаете?! - от такого детективного поворота событий Василий просто ошалел.
   - Я отвечу на ваш вопрос, только не здесь, - американец поднялся и жестом пригласил Василия следовать за собой. Комнин был слишком ошеломлен, чтобы возражать, и потому послушно побрел за ним по коридору вдоль выходов на посадку.
   - А как же тогда труп и сообщения в новостях? - неуверенно спросил Василий вдогонку.
   - Вообще-то этот вопрос я хотел задать вам, - снисходительно усмехнулся американец, - ведь это вы являетесь главным источником информации в деле о его исчезновении.
   - Мои слова неверно интерпретировали! - негодующе запротестовал Василий.
   - Так я и думал, - с некоторой долей облегчения в голосе произнес его собеседник. Они повернули в какой-то коридор и оказались в одной из ВИП-зон аэропорта. Василий удивился, что, кроме них, там никого больше не было, несмотря на довольно оживленное вечернее время, и спросил об этом Нормана. Тот оценивающе взглянул на него, и пояснил, что, то была ВИП-зона для пассажиров частных самолетов.
   Норман уверенно двинулся к выходу на посадку.
   - Погодите, мистер Норман, - очнулся Василий, - я не могу с вами дальше идти. Мой рейс скоро вылетает.
   Американец остановился и удивленно обернулся:
   - Я не советую вам лететь в Санкт-Петербург. После того, как вы публично опознали труп Ван Хоха и тем самым сделали свое дело, преступники захотят избавиться от вас.
   - Кто? - запаниковал Вася - За что?
   - Те, кто держит Ван Хоха в заложниках, за то, что вы можете знать больше, чем вам следует. Это долгая история, и я вам ее расскажу, если вы полетите сейчас со мной.
   - Куда? - удивился Комнин.
   - На самом деле это не важно - ну хотя бы на Сицилию.
   - Я не полечу, - наотрез отказался Василий.
   - Прошу прощения, мистер Комнин. - извинился Норман. - Я выбрал неудачный пункт назначения. Не подумайте, что я связан с итальянской мафией, она здесь точно не причем. Нам просто нужно сбить с толку ваших преследователей. Впрочем, дело ваше, если вам не дорога ваша жизнь, то вы можете не лететь, я не настаиваю.
   - Как-то это все неожиданно - голос Василия уже не звучал так уверенно.
   - Послушайте, мистер Комнин, сейчас в опасности не только ваша жизнь, но и жизнь самого Ван Хоха. Я хочу его спасти, и вы можете мне помочь.

***

   Через полчаса частный самолет бизнес-класса "Гольфстрим-5" взмыл над Вечным городом. На его борту было всего два пассажира - Василий Комнин и его новый таинственный знакомый. После взлета стюардесса предложила им напитки - Норман попросил "Кампари" со льдом, а Василий почувствовал острую необходимость выпить чего-нибудь покрепче и указал на бутылку со знакомой этикеткой Stolichnaya.
   Василий не часто употреблял крепкие напитки, и небольшая доза горячительного немного привела его в чувство и помогла собрать мысли вместе.
   Рихард удивленно посмотрел на молодого человека. "Ах, да, он же русский! У них детям водку вместо грудного молока дают", - пришедший на ум расхожий стереотип позволил ему взглянуть на попутчика с юмором. Он внимательнее присмотрелся к русскому - честный, открытый, немного наивный, поддается внушению, но способен самостоятельно освободиться от постороннего влияния... "Да, и, пожалуй, симпатичный, мог бы стать хорошей парой для Алексис", - последняя мысль явно была некстати, - "и, похоже, везучий". Ауру везучести, как, впрочем, и венец безбрачия, для Норман-Ауденхофа не составляло труда определить еще со времен работы в "Аненербе".
   - Мне необходимо знать все о том, что делал Ван Хох в Риме, - Рихард перешел к делу, - Вы были последним, кто его видел перед похищением - не считая, Папы, конечно.
   - Так, может, его похитили спецслужбы Ватикана? - разгоряченный напитками Василий фонтанировал идеями. - Знаете, мне приходилось иметь дело со штатным киллером Его Божественной Тени...
   - Я и не догадывался, что у вас такие интересные связи, молодой человек, но здесь вы не правы - католическая церковь не имеет к этому похищению никакого отношения. Что же касается нашего общего друга, то любая информация, которой вы располагаете, может оказаться важной для его спасения.
   - Вначале я подумал, что после встречи с Папой старик распереживался - они ведь вместе служили в "Гитлерюгенде" и с тех пор ни разу не виделись - у него стало плохо с сердцем, он свалился в реку и утонул. Но не может же быть, чтобы встреча с другом юности подействовала на него так угнетающе, что он решил утопиться, - с сомнением в голосе добавил Вася.
   - Он вам говорил, что его преследуют, угрожают, покушаются на его тайны, с которыми он не хочет ни с кем делиться? - спросил Рихард.
   - Да вроде бы нет, - задумчиво произнес Василий, - хотя...
   - Что? - Рихард пристально посмотрел в глаза Комнина.
   - Ну, не знаю, - пожал плечами тот, - разве что мне показался немного странным подарок, который он оставил мне накануне своей аудиенции у Римского папы.
   - Что за подарок?
   - Картина, небольшая такая, без рамы, выполнена в его стиле, какой-то горный пейзаж, - Василий едва заметно улыбнулся, - мне кажется, по крайней мере, по его картинам, что у Ван Хоха, как бы это лучше сказать, было свое видение мира...
   - А где картина? - напрягся Рихард.
   - В багаж сдал, и сейчас она, наверное, уже летит в Питер...
   Ситуация стала развиваться не по плану Норман-Ауденхофа. Первой его реакцией было развернуть самолет на Санкт-Петербург, но он вовремя вспомнил об отсутствии разрешения на пролет над территорией России. Сделав несколько глубоких вдохов, Рихард трезво оценил обстоятельства и через минуту произнес:
   - Раз вас не было среди пассажиров, ваш багаж могли снять с самолета...
   - И уничтожить, - закончил его мысль Василий и скорбно вздохнул, - а у меня там сувениры были из Бразилии...
   - Ладно, - прервал его Рихард, - вы помните в подробностях, что было нарисовано на той картине?
   - Горы, - растерянно произнес Комнин, и недоуменно взглянул на собеседника, - это что, так важно, мистер Норман?
   До сих пор Рихард не знал, стоило ли посвящать оказавшегося в ненужное время и в ненужном месте русского во все детали истории, а если не во все, то в какие. Упоминание о картине Ван Хоха, на которой тот наверняка изобразил место, где находится Артефакт, дало ему подсказку. Мальчишка был ему нужен, потому что видел картину и, следовательно, его мозг запечатлел то, что на ней было изображено. Зрительная память молодого человека не имела значения - достаточно было того, что запомнило его подсознание.
   - Вам эта история может показаться невероятной, но вы, наверное, и сами заметили, что Ван Хох - не совсем обычный человек... - начал свой рассказ Рихард. И он поведал Василию ту часть истории, которую, по его мнению, мог переварить его неподготовленный разум.
   Рассказ нового знакомого показался Василию насколько фантастическим, настолько и убедительным. В его правдивости он ни на минуту не сомневался, потому что цепь событий, приведшая его из продавленного сидения раздолбанного бразильского "Боинга" в шикарное кресло "Гольфстрима" сама по себе была невероятной и, очевидно, не случайной.
   - Тогда полетели обратно в Рим, - после некоторых раздумий предложил Василий. -Найдем картину и обменяем ее на старика.
   - Не пойдет, - отрезал Рихард, - похититель не согласится на такой обмен. Имея на руках Ван Хоха, который не собирается раскалываться, он теперь захочет заполучить еще и картину, если узнает о ее существовании.
   - Да кто такой этот "он"? И с какой стати он решил, что может безнаказанно обижать старика? - за время, проведенное с чудаковатым бразильским художником, Василий не заметил, как успел привязаться к нему, наверное, потому, что тот чем-то напоминал ему собственного деда.- Что это еще за доктор Зло такой объявился?
   - Его зовут Круз, Том Круз, - ответил Рихард в тон, - и он всерьез намеревается править миром.
   - Вот те раз, - только и смог произнести обалдевший Василий. Съехавший с катушек актер в роли мирового правителя его совсем не устраивал.
   Заметив, что в бокале не осталось ничего, кроме растаявшего льда, Рихард нажал на кнопку вызова стюардессы и заказал еще один "Кампари". Василий от новой порции спиртного вежливо отказался.
   - И что мы, по-вашему, теперь должны предпринять, молодой человек? - через некоторое время задал вопрос Рихард, потягивая ледяной напиток.
   Ответ был настолько прост и неожидан, что Норман-Ауденхоф поперхнулся и едва не пролил на себя содержимое бокала. Прокашлявшись, Рихард переспросил, как будто до конца не поверил в услышанное:
   - Что... что мы должны сделать?
   - Как что? Убить Тома Круза!
  

Продолжение следует

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"