В августе 1999 года я поехал в Ташкент, на переговоры с издательством по поводу публикации моей книги. Иду я как-то по тротуару около монетного двора, где находится здание Союза Писателей Узбекистана, слышу - кто-то зовет меня. Оглядываюсь назад и вижу тогдашнего секретаря Союза Писателей Узбекистана Юлдаша Сулаймана. Человек лет 65, бежит в мою сторону. (Он меня называл Холдорали)
- Эй, Холдорали, здравствуйте! Как хорошо, что я встретил Вас. Звонил я в Андижан, спрашивал у многих, знают ли они Ваш домашний адрес и Ваш контактный номер телефона. Никто не знает. А Вы, я вижу, оказались в Ташкенте - сказал он задыхаясь.
-Что случилось, Юлдаш-ака? Почему Вы меня ищите? - спросил я, удивляясь.
- Э-э-э, ука, есть хорошая новость для Вас - сказал Юлдаш Сулайман.
- Какая новость? - спросил я.
- Мы намерены принять Вас в члены Союза Писателей Узбекистана. Завтра в 9 часов собираются члены Союза, и Вашу кандидатуру мы поставим на рассмотрение. Не опаздывайте - сказал Юлдаш Сулайман.
Услышав его слова, я обрадовался и поблагодарил его. Мы распрощались.
На следующий день к 8 часам я приехал в Союз. К 9:00 собралась вся элита. Зал наполнился поэтами и писателями. На заседании выступил с докладом тогдашний председатель Союза Писателей Узбекистана Абдулла Арипов. Потом перешли к рассмотрению моей кандидатуры. Юлдаш Сулайман продемонстрировал аудитории мои книги, издававшиеся в разных издательствах Ташкента, и сказал:
- Кто хочет высказаться по поводу творчества Холдора Вулкана? Пожалуйста.
Смотрю - кто-то поднял руку, прося слова. Ему дали слово. Этим человеком оказался писатель Ибрахим Рахим.
- Я лично знаю Холдора Вулкана. Читал его сборник поэзии и стихи, которые регулярно опубликовывались в литературных газетах и журналах. Холдор Вулкан достоин стать членом Союза Писателей Узбекистана. Его надо было принять ещё десять лет назад. Короче, я поддерживаю его кандидатуру - сказал он.
Сидящие в зале писатели аплодировали, одобряя слова Ибрахима Рахима. Тогда Юлдаш Сулайман сказал:
- Теперь я ставлю кандидатуру Холдора Вулкана на голосование. Кто за то, чтобы принять Холдора Вулкана в члены Союза Писателей Узбекистана, прошу подтвердить поднятием руки. Смотрю, все писатели и поэты единогласно проголосовали на то, чтобы принять меня в члены Союза Писателей Узбекистана. Снова прозвучали аплодисменты.
Итак, меня приняли в члены Союза Писателей. При вручении удостоверения мне пояснили, что теперь я, также как все другие члены союза, могу пользоваться льготами, которыми пользуются члены Союза Писателей. Поэтому я решил отдохнуть как следует в доме писателей, который располагается в прекрасном уголке Ташкента - в Кыбрайском районе. В парке площадью в 70 гектаров, где рассоложены дачи известных писателей, всегда царила тишина, словно в учреждении, где лечатся душевнобольные. Мне дали номер в корпусе, похожем на гостиницу. В этом учреждении трёхразовое питание было бесплатным. Я ел за одним столом с видными писателями того времени и прогуливался вместе с ними по парку в тени густых деревьев. Я жил в 52-ой комнате, на третьем этаже 1 -корпуса. По ночам меня мучила бессонница. Я сидел глядя через окно на звездное небо Ташкента и на луну, которая медленно поднималась над дачей великого узбекского поэта Уйгуна. Улавливал пение сверчков. Слышал, как долго чихал старый писатель юморист Саид Ахмад на своей даче и невольно улыбался, думая о том, а не махорку ли он нюхает и чихает на старости лет, как старинные русские аристократы.
Сидел я долго и писал разные стихи. Одно из этих моих стихотворений я хочу предложить вашему вниманию.
Преданный сверчок
Ты плачешь, качая колыбель,
Наполняя слезами очи.
Я не боюсь твоего мужа,
Не побегу что есть мочи.
Покинул тебя я когда- то,
Умерая в сумраке немой.
Воскреснув, снова вернулся,
Сверчком обратно домой.
В садах вечерние птицы,
Шумели и песни пели;
Я живу под твоим окошком
И гляжу на тебя из щели.
Не плачь, дорогая, не плачь,
Не ушел я в мир иной.
Я песню тебе спою
Под яркой, одинокой луной.
Август, 1999 года. Ташкент.
Половина первого ночи.
Кибрайский район,
Дом писателей Узбекистана "Дормон".
1 - корпус, 3 - этаж, 52 - комната.
На следующий день я услышал о том, что поэт Эркин Вахидов намерен устроить банкет в честь звания "Героя Узбекистана", которое ему присвоили. Мы с Эркином Вахидовым иногда встречались, но, близко не общались, хотя я относился положительно к его творчеству. Тогда я считал его человеком и поэтом, который отрекся от своего отношения к демократии и стал слугой диктаторского режима Каримова. А лидера оппозиционной демократической партии "Эрк" Салая Мадаминова (Мухаммада Салиха) считал самым идеальным политиком и великим поэтом. Я даже готов был умереть за него. Оказалось не совсем так, или совсем не так. Не Эркин Вахидов, а сам Салай Мадаминов позже отрекся от демократии, призывая всех к джихаду, то есть к радикальным методам борьбы вплоть до вооруженного противостояние, не снимая при этом маску демократа. Таким образом, он предал с потрохами своих соратников-демократов, которые свято верили ему. Он привел к гибели оппозицию, своей высокомерией. Но несмотря на это, мы продолжали верить ему до того момента, пока он снова, не посоветовавшись с однопартийцами, стал делать ставку на радикализм, одновременно рассчитывая на многомиллионную армию мусульман, которые живут в Узбекистане. Но он снова допустил грубую политическую ошибку. Дело в том, что мусульмане, которые живут в Узбекистане, тоже расколоты на разные лагеря, и они ненавидят друг друга. Но хуже всего было то, что большинство нашего народа считал и считает Салая Мадаминова ваххабитом. Я спорил со многими людьми, которые считали его ваххабитам, уверяя их что никакой он не ваххабит, а истинный демократ. Иногда эти споры превращались даже в драку. Оказывается я тогда был неправ.Конечно, жить там, где ему заблагорассудится - дело каждого и пусть каждый идёт своей дорогой, но только не обманывая людей, которые верят ему. Опасность в том, что человек, который предал одних, предаст и других.
Теперь вернёмся в дом писателей, где Эркин Вахидов был намерен устроить банкет. В тот день мне почему-то захотелось выпить (да простит меня Оллох за этот грех), и я через колхозное поле пошел в Кыбрай, чтобы купить пару бутылок водки. Купил, вернулся обратно в свою комнату и стал распивать. Поскольку там у меня не было друзей-собутыльников пил я один. Выпил, как положено, пол-литра и впал в романтическое настроение, словно Дон Кихот Ламанчес, который вонзает свое копье в огромное крыло ветреной мельницы.
Потом я взял другую бутылку и вышел во двор. Подошел к одному поэту, который сидел в ожидании вдохновения и сказал:
- Да здравствует Мухаммад Салих! Поэт попятился назад, испугавшись не меня, а тех жутких слов, которые я произнес. Потому что тот Мухаммад Салих, то есть Салай Мадаминов, в которого мы тогда свято верили, находился в розыске и жил в Турции.
- Да здравствует, говорю, Мухаммад Салих! - снова заорал я. На этот раз поэт, который сидел в беседке в ожидании божественного вдохновения и восторга, сказал:
- Да-да, да здравствует, да здравствует.
Я пошел прочь. Гляжу - дача Эркин Вахидова полна высоких гостей. Я подошел к калитке. Кто-то пригласил меня, попросив зайти туда, где проходил банкет. Но я, считая себя великим оппозиционером, отказался и вытащив из-за пазухи вторую не выпитую бутылку, сказал так:
- Нет, спасибо, зайду как нибудь в другой раз. Сейчас позовите мне писателя Саида Ахмада, я хочу с ним выпить на посошок. Многие писатели, в том числе Саид Ахмад, посмотрели в мою сторону.
- Эх, поэт, ты уже выпил достаточно! Ты эту водку спрячь, завтра выпьем! - сказал писатель юморист Саид Ахмад. А я был пьяным и не слушал его. Наоборот, откупорил пузыр и стал пить из горла, медленно поднимая бутылку и глотая огненную адскую воду. Я опустошил пузыр в одно дыхание и отпустил бутыльку. Она упала в землю и разбилась вдребезги. Я, как ни в чём не бывало, пошел прочь. Подойдя к бассейну, разделся и в одних плавках прыгнул в воду. Поплавал немного в прозрачной зеленой воде, потом вышел и сел на краю бассейна, скрестив ноги словно Будда, и почему-то мне вдруг очень захотелось заорать во весь голос. Так и сделал, то есть я стал громко кричать:
- Да здравствует лидер демократической партии "Эрк" Салай Мдаминов!.. Тут семидесятигектарный дом писателей, и дача поэта Эркина Вахидова резко притихли, словно моргю. Литературная элита, которая только что шумела, смеялась, гремела вилками, ложками и фарфоровыми блюдцами, умолк. В этой мертвой тишине мой голос летел как огромный орел. Потом я как тюлень на ледяной скале,сново нырнул в воду и стал плавать, словно дельфин. Но, родная милиция, тут как тут, появилась, не заставляя себя долго ждать. Милиционеры приехали и, освещая бассейн фарами своих машин, окружили бассейн. Потом они приказали мне выйти из бассейна, причем немедленно. А что мне было делать? Вышел я, понимаете ли, из бассейна и с помощи милиционеров оделся. Они арестовали меня и увезли на машине с решеткой в неизвестном направлении. Ночью было трудно ориентироваться. Я не знал, куда они меня везут. Еду. А родная милиция молчит. Я даже начал подозревать, что милиционеры немые и посочувствовал им. Чтобы проверить, так ли это, я задал их начальнику вопрос.
- Интересно, а куда вы меня везете? - спросил я.
Они не ответили. Едем, а они смотрят только вперед с застывшими лицами, словно статуи какие-то. Их лица иногда мелькали при свете уличных фонарей как маски, высеченные из бронзы. Тогда я решил применять другую тактику, чтобы они заговорили.
- Ясно, сказал я. И продолжал:
- Значит, на расстрел да? Последний мой вопрос спровоцировал их начальника, и он оглянулся:
- Что Вы несете, поэт? Вы в своем уме? У нас не расстреливают людей. Тем более без суда и следствия.
- Нет, вы можете расстреливать людей, особенно писателей. Это вы в своё время расстреляли Абдулла Кадирий, Элбека, Боту, Усмана Насыра и других - сказал я. Офицер не стал отвечать на мои слова. Его помощники тоже.
Наконец, мы приехали в мрачное место, где между высокими стенами мерцало желтое отражение света зарешеченных окон. Рядом со мной стояли около двадцати милиционеров и ждали приказа своих вышестоящих начальников. Чтобы скоротать время, милиционеры обратились ко мне с просьбой прочитать что-нибудь из своих стихов, желательно про милицию. Я объяснил им, что я не умудрился написать заранее стихи о родной милиции. И прочитал наизусть стихи, совершенно противоположные тому, чего они ожидали. Самое удивительное, что стихи эти очень понравились им. Они даже аплодировали мне.
Но вот приехал их большой начальник. Он окинул меня таким недружелюбном пронзительном взглядом, что я невольно оглянулся, подумав, не образовался ли на стене мой рентгеновский снимок.
Через час меня заперли в камеру с толстой железной дверью, где было много людей. Они играли в карты. Не подозревая ничего, я лег передохнуть на свободное место на деревянных нарах. Сокамерники всё играли, и их шум мешал мне спать.
-Эй, вы, потише можно? А то мешаете мне спакойно спать - сказал я.
Картежники с удивлением посмотрели на меня. А я продолжал:
- Или кто-нибудь из вас пусть колотит в железную дверь. Когда менты придут, перехитрим их и сбежим - добавил я.
- Ни фига себе! Терминатор нашелся тоже! Эй, терминатор, ты хоть знаешь сколько их тут этих киборгов? - сказал один из картежников.
-Ну и что? - сказал я. После этих моих слов они перестали со мной спорить, подумав, что я либо отпетый рецидивист, либо маньяк, либо чокнутый.
-Ладно, спи, терминатор, спи - сказал один из них, улыбаясь.
В камере почти не было воздуха. Когда все легли, я не мог спать, так как кто-то страшно храпел, как будто его душила песчаная змея-питон Эфа, а кто-то даже портил воздух, да так громко, что можно было подумать, не порвались ли у кого-то брюки. В общем, я еле дотянул до утра.
Утром меня повели к следователю. Со мной завёл беседу милиционер в чине подполковника.
- Ну, товарищ поэт, выкладывайте, кто расстрелял Абдуллу Кодирий, Боту, Элбека, Усмана Носира и других - сказал он, закуривая сигарету.
- Я был пьяным, командир, поэтому ничего не помню... - проборматал я.
-Что? Был пьяным? Ну, хорошо, если Вы были пьяным, почему не кричали такие слова как, например, "Да здравствует, Абдулла Орипов или Эркин Вахидов?!" Почему Вы кричали именно это - "Да здравствует, Салай Мадаминов!" Кто такой этот так называемый Салай как там... Мадаминов?... Ну, говорите, кто он такой?!.. Так вот, поэт, Вы перестаньте врать. Лучше возьмите бумагу и ручку напишите объяснительную. Подробно, чтобы не было там вранья! - сказал подполковник. Потом он спросил:
- Ваш руководитель Абдулла Арипов, да?
- Да - ответил я.
- Вот он и позвонил нам, то есть, просил чтобы мы отправили Вас в Таваксайскую тюрьму - сказал подполковник ожидая реакцию с моей стороны. Тогда я понял, что многие, даже такие начальники как он, оказывается, тоже ненавидят Абдуллу Арипова, который преданно служил Каримову. Но я не верил в то, что Абдулла Арипов предал меня. Потому что я прекрасно знал, что Абдулла Арипов не только великий поэт, но и порядочный человек. Такой поэт, как Абдулла Арипов, никогда никого не продаст - подумал я.
Я долго писал объяснительную, но никого не предал. В тот момент я думал, что это конец и меня либо расстреляют, либо повесят. Я и не предполагал, что освобожусь.
Потом, после освобождения, я узнал от своих друзей, что группа влиятельных писателей, таких как Саид Ахмад, Эркин Вахидов, Абдулла Арипов, а также другие известные люди, из числа ученых литературоведов, таких как Озод Шарафутдинов, Бегали Косимов и другие обратились к властям, чтобы меня выпустили на свободу. Вот почему, оказывается, я вышел на свободу.
Я благодарен этим поэтам, писателям и литературоведам, которые добились моего освобождения.